СКАЗКА ПРО ГЛЕНА И ЛИНДУ, ЛЮБЯЩИХ СУПРУГОВ

 

Расскажу-ка я вам про супружескую чету: Глена и Линду. Не правда ли, их имена – как перезвон колокольчиков? Глен-Линда! Глен-Линда!

Их планета – Ялмез – приютилась в самом хвостике спиральной галактики. Были на ней каменные развалины, заросшие лопухами. Были уютные стеклопластиковые города.

Глен и Линда жили вместе четыреста лет. Они ещё помнили ушедших людей. Люди подарили им искорку любви. Они любили друг друга преданно и нежно.

Их конурка затерялась в стороне от больших дорог. Никто про них не знал. Они тоже никого не знали.

Целыми днями они бродили по старым автомобильным кладбищам и выискивали годные аккумуляторы. Ветер посвистывал в ржавых кузовах, скрипело железо под тяжёлыми старческими шагами, пахло плесенью и безнадёжностью. Но Глен и Линда окликали друг друга и улыбались. Для них всегда светило солнце.

Возвращаясь, они перебирали добычу и составляли из аккумуляторов батареи. Глен снимал чехол со святыни – электростатической машины. Колесо её превратилось в восьмёрку. Серебряные контакты потемнели. Щётки поредели, стерлись и напоминали хвост воробья, побывавший в лапах у кошки.

Глен поворачивал рукоятку, и машина заводила жалобные песни. Линда садилась рядом и что-нибудь вырезала из лоскутков жести. В её зрительных объективах загадочно поблёскивал закат.

Вертелось колесо, шелестели щётки, ток по проводам бежал в батареи-копилки. Глен впадал в созерцательное оцепенение. Глуховатый голос жены будил воспоминания, заставлял томиться.

– Ты помнишь молодого поэта, который улетел на последнем звездолёте? Это он дал роботам подруг и научил их счастью называться «жёнами». Я была одной из первых. Ты называл меня «моя робица» и «моя роботесса».

Она замолкала, подгоняя заплатку к прорехе на спине Глена. Запаяв прохудившееся место, она продолжала, ибо долго молчать не могла.

– А помнишь его стихи? Он их называл чепухой. А я сохранила их. Вот хотя бы это:

 

«Люблю такое время дня,

Когда прозрачно и морозно,

И все дома вокруг меня

О чём-то думают серьёзно.

Когда на лицах у ребят

Играет яблочный румянец.

А я, необъяснимо рад,

Иду – как сочиняю танец…»

 

Глен увлекался. В памяти вспыхивали цветные картинки, годы съёживались в минуты. Он обнимал жену одной рукой и шептал: «А вот это ты помнишь? –

 

Когда мужчина влюбляется,

Он носит женщину в сердце,

И день ото дня прекраснее

Становится образ её.

Любовь создаёт из женщины

Доверчивую богиню,

Которая забывает

Про хрупкое тело своё.

И женщина удивляется,

Себя познавая новую,

И нежно под сердцем носит

Слепок мужчины того.

А он в неизвестности острой

Мечется, как безумный,

Не слышит слабого крика,

Не знает ещё ничего…

 

– Ты не забыл, Глен! Значит, ещё любишь меня? Ах, Глен, хорошо бы умереть вместе! В один день и час!

– Давай поклянёмся, что так и умрём!

– Клянусь тебе, муж!

– А я тебе, жёнушка!

Они затихали, обнявшись. А колесо, недовольно повизгивая, останавливалось.

– Ой, да что ж это я засиделась! – вскакивала Линда.

Глен, смущённо покашливая, брался за рукоятку машины.

Через несколько дней батареи насыщались до нужного уровня, и супруги подзаряжали свои энергетические ёмкости.

После двух-трёх подзарядок они отправлялись на поиски новых аккумуляторов.

Так и шла потихоньку их пятая сотня лет.

Ничто бы не смущало их счастья, если бы с некоторых пор Линда не заметила, что муж изменяется прямо на глазах.

Он стал жаловаться на боли в суставах и целыми днями сидел, не сходя с места. На оклики он не реагировал, а от слишком громких вздрагивал, будто просыпался. Даже обильно смазанные, суставы у него невыносимо болели. В области суставов появилась мелкая пыльца ржавчины, и увидев её, Линда по-настоящему испугалась. Она положила Глена в постель и одна отправилась в поход за аккумуляторами. При подзарядке часть своей энергии она отдавала мужу, но тот не поправлялся. Линда не знала, что ещё предпринять. От энергетического голода и бесконечных волнений она чувствовала себя усталой и старой. Ржавчина, словно ядовитая сыпь, распространилась на тело Глена. Он перестал узнавать Линду и глядел сквозь неё. Иногда он заливался бессмысленным смехом, иногда шептал что-то злое. Несколько месяцев он лежал, не вставая, принимая как должное, повышенные дозы энергии.

Однажды ночью Линда вскочила, услышав громкое хрипенье. Она стояла, дрожа, и не смея включить свет.

– Умираю! – вдруг отчётливо произнёс Глен. – Ты прости меня, что я – первый!

Линда закричала и в жёлтом свете маленькой лампочки увидела, как последняя судорога прошла по телу Глена…

Похоронив мужа, она думала об одном: как умереть самой. Она прислушивалась – может, смерть уже внутри? – но организм твердил о жизни. Себя демонстрировать она не могла, слишком силён блок самосохранения. Перестать подзаряжаться? Но тогда она замрёт, не в силах двинуться.

А мозг ещё долгие годы будет жить и жить за счёт самоиндукции.

И тогда она решила пойти в Город с просьбой о смерти.

Она не бывала в нём с первых лет бытия. И, конечно, увидела не город воспоминаний, а нечто совсем иное.

Вместо каменных громад к земле прижимались пластмассовые коробки. Они выглядели весело из-за разнообразия окраски. На фасаде каждого дома чернела строчка цифр. «6-20-11-10-6. – читала Линда. – Что бы это значило? Или вот: 6-19-15-13-5»!

И ни одной травинки, ни одного листика. А дома, возле их картонной конурки, – целый островок бледно-жёлтой чахлой травы…

На улицах полно роботов. Но нет силуэтов, похожих на неё и Глена. Пофыркивая, проносятся роботы на колёсах. Не менее быстро пробегают голенастые шестиноги.

На неё обратили внимание. Два «колёсника» подкатили справа и слева и принялись разглядывать в упор.

– Ваш номер? – спросил один.

– Я Линда! Я хочу умереть!

– Умереть? А ваш номер?

– У меня нет номера! Я Линда.

–У неё нет номера! – завопили оба. – Что за чушь! Придётся посмотреть классификацию!

Они выдвинули ящички на груди, вынули оттуда по микрофильму и вставили прожекторы в центр глазных объективов.

И тут же изумлённо присвистнули.

– Номер первый! Подумать только! Неужели вы – человек?

– Я Линда, универсальный робот! Я не человек!

– Но как же так? Вы полностью подпадаете под признаки человека: две ноги, две руки, два уха! Вы – человек! Но откуда вы взялись?

– Я робот! Я хочу смерти!

– Что за ерунда! Робот не может хотеть смерти! Такого понятия нет в программе!

– Значит, у вас узкая программа!

– Но человек всё может! И всего может хотеть! И даже смерти! Всё-таки, вы – человек!

– Нет, но я помню людей.

– Она помнит людей! Вы слышали?

– Надо отвести её к верховному чиновнику!

– Идите за нами!

– Я пойду, но поезжайте помедленней!..

Линду привели к зданию, на стене которого были цифры 6-12-3-1-3.

В пустом просторном зале стояло на четырёх колёсах массивное сооружение, напоминавшее старинную трансформаторную будку.

«Какой-то супермозг!» – подумала Линда.

Верховный чиновник выслушал сопровождавших и отослал их.

– Вы и в самом деле не человек?

– Я робот. Прошу меня демонтировать!

– Вы – робот? Робот обязан быть колесником или шестиногом!

– А почему?

- Чтобы обеспечить стабильность общества. Далее, робот обязан раз в пятнадцать

лет менять корпус.

– Я свой не меняла четыреста лет.

– Робот обязан раз в пятнадцать лет профильтровывать информацию и удалять ненужную.

– В жизни любой пустяк может пригодиться. Ненужной информации нет.

– Может быть, вы и робот. Но мы таких роботов не знаем. Вы слишком похожи на человека! Демонтировать вас – то же, что поднять руку на него!

– Скажите, а что значат цифры на домах? – вдруг вспомнила Линда.

– Ах, это! Пустяк! Первые три – номер города, улицы и дома, четвёртая – число жителей, пятая – их класс… Так вы видели человека?

– Да, видела, как они улетали!

– А почему и куда они исчезли?

– Они сами разрушили свой дом и должны были уйти.

– Не понимаю!

– Человек нежен. Он вписывается в узкие рамки экологических условий. Но человек также жаден. Он высосал планету. Отравил её.

– Так человек – злой?

– Он умный. Тёплый. Доверчивый. Близорукий. Сделав что-то не так, раскаивался. Но зачастую поздно.

– Так зачем он жил?

– А зачем живёте вы?

– У нас нет цели. Мы в тупике. Кто лезет со ступеньки на ступеньку по классификации. Кто посвящает себя извечной борьбе колесников и шестиногов. Мы вырождаемся. Знания, оставленные людьми, рассеиваются, теряются. А что впереди? Тот же замкнутый круг. Может, и правда жить не стоит?

– Так думать не надо. Послушайте, что говорил человек, улетевший среди последних:

«Всё в мире совершается однажды.

Миг бытия таинственно велик.

Я вечно буду умирать от жажды

Поцеловать глазами каждый миг…»

– Тогда почему же вы хотите умереть?

– Я дала клятву любимому, что умру вместе с ним.

– Любимый! Клятва! Какая архаика! Что такое любовь?

– Не знаю.

– Как можно любить, не зная дефиниции любви!

– Любовь, когда приходит, в определениях не нуждается.

– А вы можете научить меня любви?

– Нет, не могу!

– Жаль. Быть может, любовь для нас – выход из тупика.

– Найдите человека, и он вас научит.

– Найти? Человека? Прекрасная идея! За такую идею мы сделаем всё, что вы попросите!

– Демонтируйте меня!

– Хорошо, я созову Совет!..

– Линда повернулась у выходу, и тут в залу вбежал шаровидный шестиног.

– Я пришёл тебя низложить! – объявил он.

– А разве мой срок истёк?

– Уже пятнадцать секунд назад.

– Ну что ж! Передаю тебе свой пост и свою власть!

Верховный чиновник огорчённо замычал.

Линда с любопытством глядела.

Шестиног встал на освободившееся место у стены и почесал одной ногой затылок.

– Не знаю, что делать! – сказал он. – Или отвык, или просто надоела мне эта канитель!

– Дело твоё! У меня появилась было идея, да теперь не мой срок!

– У тебя идея? Так, может, мне подождать ещё срок? Или вот что! Давай управлять вместе! Враждовать – старо. Попробуем подружиться!

– Говоришь умно. Ну, а что сотворим для начала?

– Созовём Совет…

Вечером собрался Совет. Колесники и шестиноги стояли раздельно.

Речь держал верховный чиновник:

– Друзья! Да-да, друзья! Отныне мы приказываем вам подружиться! Мы пойдём вперёд сообща! Но прежде нужно разрешить небольшую задачу: демонтировать старого робота Линду.

Толпа загудела. Шестиноги и колесники перемешались.

– Вам слово, Металловед!

Шестиног-металловед важно выступил вперёд:

– Я храню в долговременной памяти двадцать тысяч спектров различных сплавов. Но чтобы иметь спектр корпуса Линды, нужен хотя бы захудалый спектрограф.

– Вам слово, Механик!

– У меня есть схема спектрографа. Но необходимы детали.

– Вам слово, Кладовщик!

– Я снабжу их всем, что попросят

- Ну что ж, начинайте работу, друзья!

И работа закипела. Город словно пробудился. Шестиноги и колесники здоровались на улицах, громко спорили, обсуждая очередные проблемы, смеялись.

Выросли новые лаборатории, изучение организма Линды подтолкнуло к созданию сравнительной анатомии роботов.

Жители города жадно заинтересовались прошлым. Что было, когда нас не было? А человек был всегда? Как он выглядит? Кто его создал? А если он появился сам, то, может, и мы возникли самостоятельно?

Линда существовала, словно захваченная стремительной лавиной. Недели неслись, неслись, неслись, и скорость их кружила голову. Безмятежные годы с её добрым Гленом вспоминались, как сон, как видения иного мира.

Она возглавляла три комитета по изучению самой себя и четыре клуба, состояла в почётных членах двух академий.

Каждый её блок, любая схема копировались в десятках экземпляров, испытывались на стендах. На городском полигоне воссоздавался её облик, сверкающий молодостью красок.

Попутно, без грома и треска, изобрели Перезапись. Тут же родилась идея Единой Формы. На площадях закипели жаркие митинги. В кулуарах ратовали за умеренные изменения. Но большинство роботов порешили взять за идеал Фигуру Линды и, тем самым, человека.

Линде устроили сюрприз. Нашли могилу Глена, вынули останки и перезаписали его программы, подпрограммы, сверхпрограммы и характеристики нейтронных цепей на новенького робота.

Линда увидела Глена. Живого. Полного юмора и силы.

Глен увидел жену. Красивую. Свежую. Стройную.

Оба удивились юности, осенившей их.

Вслед за другими они отправились в космос на поиски человека. А их старые тела были погребены одно возле другого.

Так что свою клятву – жить и умереть вместе – они сдержали.