Только ночку провел Василек дома - да и та показалась бесконечной. От батюшки узнал, что Бессон погиб. А батюшке сообщил змеюн... "Неизвестно, как погиб. Неизвестно, кто убил. Нашла бабка Языга. У нее и лежит..."

Батюшка выглядел спокойным. Василек бы даже поверил его спокойствию - если бы не руки. Руками батюшка старательно и беспомощно себя ощупывал. И сам не замечал своих суетливых движений. Будто не верилось ему, что он, такой могучий, цел и невредим, что весь он тут, в домашнем уюте. Видно думалось, что со смертью сына часть его самого должна отделиться, исчезнуть...

А матушка с такой надеждой глянула, с такой безмолвной просьбой, что Василек заплакал. Чтобы скрыть слезы, он изобразил внезапную сонливость, принялся тереть глаза кулаками, зевать. Когда слезы высохли, он собрался в путь-дорогу, попросил новую рубаху...

Но матушка с батюшкой дружно его не пустили. "Утро вечера мудренее".

Ночку он проспал спокойно, - верил, что спасет Бессона. Утром выехал чуть свет.

Все явились по зову - медведь, волк, щука, ворон. Василек сел на волка - остальных отпустил.

Земля была укутана белым туманом. Земля еще не родилась для нового дня. Она вылепливалась, появлялась, делалась под плотной пеленой. Туман то медленно морщился, то расправлялся, то завивался лохмотьями, то изрывался ямами. Звуков не было, но по движениям тумана чувствовалось, какая огромная работа происходит под ним.

Василек старался не глядеть вниз, - чтобы не увидеть случайно чего-то слишком, сокровенного, не предназначенного для людского догляда...

Зачем бабуля показала этот "волосато-нитяной" мир? Василек не хотел его таким видеть и сейчас не хочет. Мир красив и просто­рен, в нем высокое небо, далекие дали, глубокие реки. И сложности, и нерешенные вопросы...

Василек вспомнил, как висел в паутине, - почти исчезнув, почти пропав, разъятый на ниточки. Вспомнил и содрогнулся. Есть знания, которых человеку не выдержать. Есть порог знаний - переступишь и потеряешь себя, перестанешь быть собой. Василек побывал возле самого этого порога и больше туда не сунется ни за что...

Мир духов понятен и объясним, против него Василек ничего не имеет. Мир оборотней Василек не принял - он не годится для человека. Это поспешное перетекание из формы в форму - зачем оно? Чего добьешься этим? Жадность натешишь? А где настоящий лик, настоящий путь? Что значит - быть самим собой в этом неустойчивом мире?

Может быть, их перемены - и есть поиски самих себя? Нет, неправда, - этак поспешно себя не находят и не отвергают...

В мире животных Васильку вольготнее всего. Он вспомнил свою "охоту" - как усердно явились на зов - и погладил волка по правому боку. Волк ушами пряданул, никак больше не отозвался на ласку...

Туман внизу - как море. Не видел моря Василек, но именно таким представлял его по рассказам деда и батюшки.

Всякий раз, как летят вниз, у Василька в животе холод, - вот сейчас шлепнутся в воду, окунутся с головой. Но волк всякий раз находит твердый островок и скачет дальше...

А чистые и нечистые силы? Что подумать об их мире?.. Его тоже Василек принимает. Разве у людей не так? Разве не поделено все между добром и злом?

Но на чьей стороне русиничи? Ни к добру, ни ко злу не пристали - где-то посередке...

Бабуня сказала важные слова, когда возвращались из леса.

- Не зря тебе все показала. Жалко тебя. Судьба твоя - давно провидела! - трудная. Хотела помочь. Родился ты, по моему хотению, не в один мир. Сразу во все, какие тут есть. Везде свой...

Бабуня твердо сказала, без колебаний. Теперь ясно, почему Языга его "своим" назвала.

Как она уверенно предсказала Васильку гибель! Как легко превратилась в красну - девицу! Где-то ведь есть эта девица, краса ненаглядная!..

Вот и домик Языги, знакомый-перезнакомый, на столбах - как на ногах. И сама бабка - растрепа растрепой - сидит в дверях, словно поджидает Василька.

- Здравствуй, сокол залетный! С бедой тебя встречаю. Беды по людям ходят, а не по лесу...

Бабка посторонилась, впуская Василька. Тот глянул сверху, - волчонок по траве катался, не терял времени...

А в избе лежал на столе Бессон. Смотрел страшным застылым взглядом в потолок. И не замечал, как спокойно ползает муха по его белой щеке...

Василек муху отогнал. Рядом со смертью - такой убедительной, неоспоримой - верится только в нее. В оживление не верится...

- Бабка Языга, дай мне глоток воды мертвой!..

- На што тебе? По живую воду поспешай!..

- Живой-то воды напился да мучаюсь. Не моя во мне сила. Твоей воды глотну - сомну чужую силу...

- Ну что ж, чем богаты - тем и рады!..

Бабка Языга полезла в голбец, шумно плеснула там, бормотнула что-то кратко и сердито, поднялась и протянула влажный ковш, с которого падали частые капли.

Поглядела, как Василек пьет. Хмыкнула.

- Дураков не сеют, не жнут, сами родятся, - сказала, принимая ковш и с непонятной злостью швыряя вниз.

Ковш грохотнул, плесканул, раз-другой ткнулся в кадушку и затих.

- Не одобряешь? - спросил Василек, вслушиваясь в себя. - Вроде стал послабее...

- Приняла б я тебя, сокол-гостюшка! - зачастила бабка. - Накормила б, напоила да спать уложила. Без обеда не красна беседа, да стол, вишь, занят. Жаль тебя, дружка, да нет тебе пирожка. Где
конь, там и седло, - поезжай, пока светло!..

- Не все ворчать, бабка, надо и помолчать. Прощевай да не поминай лихом!..

Крутанулся Василек, выскочил за порог. Но бабкины слова его догнали, сказанные в спину.

- Гусли звонки, да струны тонки! - сказала бабка. Словно о чем-то пожалела. О чем?..

Туман рассеялся - солнышко выпило его. Новый мир, что родился для долгого дня, перемеривал волк ногами. О новом думал Василек: о том, каков он сам - без поддержки живой воды и перстня: вот он на левом бедре - маленький бугорок под холстиной...

Перстень может все. Исполнит любое желание. Любое злое желание. Сделался ли Василек всемогущим, получив его? Нет, остался прежним. К его собственной силе перстень не прибавил ни вот столечко.

Не трогать живую воду. Не трогать перстень. В этом равновесие. В этом - надежда на себя.

Вот Тугарин стоит не на своей силе, - Василек понял твердо. Какие-то у него тайны. Они дают могущество и поддерживают власть.

Но, видать, ему собственных тайн мало. Недаром выпрашивал перстень у Корчуна. И чуть было не получил.

С этим перстнем Тугарин был бы неуязвим. А сейчас? Неужели он неуверен в себе? Неужели боится?..

Равновесие между перстнем и Васильком, возможно, только такое, как сейчас. Но стоит ему чего-то пожелать - при помощи перстня - и он перестанет быть собой. Перстень будет властелином, а он, Василек, его прислужником. И всегда будет бояться - как Тугарин...

Может, неминуемая гибель храбра - выдумка Тугарина? Удачно пущенный слух, чтобы сдерживать людей?..

В этой мысли есть правда, у правды особый аромат, Василек его чует...

- Оглянись! - волк сказал и головой крутанул - так, что в шее хрустнуло.

Они к земле неслись. Василек оглянулся и увидел, - за миг до того, как скрыли стволы, - из леса поднимается черная точка: то ли птица большая, то ли другой наездник...

- Торопится кто-то!..

Василек подождал, пока снова скакнут-взовьются, - снова глянул через плечо. В этот раз точка падала в лес - исчезала между деревьями.

Так и мчались они - Василек с волком впереди, а неведомый сзади, за спиной. Василек взмывал, - тот опускался. Василек снижался - тот выпрыгивал вверх...

- Кто это? - спросил Василек у волка.

- Не знаю! - буркнул серый. - Эта беда - не беда, только б больше не была!..

Василек после его слов следить бросил. Кто-то куда-то спешит - и пускай себе. Значит, надобно. У всякого своя нужда...

Да и некогда было следить, - они прибыли. Волк сразу обратился в волчонка, Василек скатился с него. Верный знак - путь кончился...

- Поспеши! - рявкнул волчонок тоненько и отвернулся, будто его ничто не касается.

Василек и сам понял, что медлить нельзя. Едва кончили путь, пали наземь, - неясная тревога появилась, предчувствие беды.

Обогнать, опередить беду! Василек, озираясь, пояс развязал. Снял с него деревянную кружку, что сбоку болталась, не мешая...

Живая вода в этот раз явилась на крутом песчаном обрыве. Внизу, под обрывом, текла мелкая, но широкая речка, - беспечно лопотала что-то, облизывая спины бесчисленных камней. Сверху, над обрывом, свешивались колючие кусты, - Василек видел такие на берегах Руи, но бабуня про них ничего не говорила. Значит, без пользы росли...

Между обрывом и речкой были Василек и волчонок. Песчаная, прокаленная солнцем стена вставала над ними.

Ручеек живой воды извилист и короток. Будто бы он, едва появился на свет, - ужаснулся, начал метаться, удерживаться на кру­тизне. И не смог, - сорвался, блеснул водопадиком, спрятался, ушел в песок, не желая быть в неподходящем месте...

Василек, оскальзываясь, шурша песком, поднялся до водопадика, подставил кружку. Тонкая струйка, будто протестуя, гневаясь, тут же стала ещё тоньше, распалась на быстрые капельки. Они зазвенели, затренькали, загомонили на разные голоса, и нестерпимо синим, полыхнуло от них, мазнуло по глазам. Где был этот удивитель­ный свет - внутри торопливых капелек? Или сорвался, как сброшенная мантия, с их кругленьких спин?..

Василек прищурился и засмотрелся на хлопотливое быстроногое водяное племя...

Тут чья-то тень упала. Василек обернулся. Из подножия обрыва, из реки, из глубин земных выросла фигура женщины в белых одеждах. Ветер играл складками, перемещал их по-своему, колыхал края, - женщина была неподвижна, строга, печальна.

- Здравствуй, Светозарыня! О чем ты грустишь?..

Она смотрела с любовью - была похожа на матушку. Вот губы шевельнулись. Но сказать ничего не успела.

От края обрыва, из колючих кустов, полетела к ней черная веревка. Светозарыня в последний миг её увидела, - отшатнулась, было, но веревка уже настигла, обвилась вокруг ее шеи.

И не веревка это! Не веревка! Змея-шептуха! Из ядовитых ядовитая ! Из мерзких мерзкая!..

Вцепилась в шею... Впилась! Впилась! Это гибель!.. Василек закричал. И услышал, как снизу по реке загремели камни.

Глянул, ничего не понимая. Оттуда, с противоположного плоского берега, прямо по реке, разбрызгивая воду, расталкивая камни, наезжал на Светозарыню, вытащив сверкающий меч, Тугарин верхом на коне. В человечьем облике был Тугарин - не мерцал, не двоился в глазах. Лицо было страшным, перекошенным, злым, - настоящим оно было, настоящим.

Василек оторваться не мог. Все тайны были написаны на этом лице. Все открыто было - только читай. Словно батюшкина береста, маячило перед глазами обнаженное лицо...

Светозарыня покачнулась, подняла левую руку, оторвала змею от шеи, отбросила. Та повисла вдоль обрыва, снова став похожей на веревку...

В правой руке Светозарыни холодно, будто нехотя, блеснул длинный меч...

Налетел-наехал Тугарин, замахнулся, - и встретились два меча, заговорили. Громкий то был разговор, далеко слышный, непримиримый.

Вот оно, предчувствие беды... Василек дергался на обрыве, песок осыпал и не смел оторваться от иссякающей струйки...

Губы Светозарыни скорбно сжаты. Тени сползают от подглазий вниз, густеют, наливаются чернотой.

А Тугарин все-таки замерцал-задвоился. Не сладить ему! Не совладать самому - без своего паучьего колдовства!..

Широкий у него замах, сильный удар. Нападает, стервятник, торопится...

Светозарыня в защите - встречает вражий меч и только, ответных ударов не наносит...

И всё равно ему не совладать, несмотря на коварство. Бой длится и длится. И никакого перевеса ни у кого...

Суетливая надежда родилась: может, безопасен для Светозарыни змеиный укус? Может, она его перенесет?..

Справься!.. Родимая!.. Напрягись!.. Постарайся!.. Не только у Василька, видно, такая мысль. Сверху, с обрыва, косматая и цепкая, соскользнула Языга и по змее, как по веревке, спустилась вниз. Ловко у нее получилось, бесшумно...

Глянула на Василька сумасшедшими глазами, оскалила желтые клыки. Порылась в лохмотьях, выхватила изогнутый нож. Бросилась на Светозарыню - предательски, сбоку, молчком...

Василек закричал. И вовремя!

Светозарыня отступила, и Языга, не сумев остановиться, шлепнулась лицом в реку, выронила нож, завыла, замолотила по воде кулаками...

Тут новое лицо появилось. Вернее, не лицо, а нога-ствол с болтающимися корнями. Будто с небольшой приступочки, сошел Лесовик с высоченного обрыва.

Одна нога вросла в землю на берегу речки. Другая нога вросла. И вот уже весь тут, выше Светозарыни, - в руке длинная сосновая ветка. Замахнулся веткой, ударил сверху - ух с каким свистом! - Тугарина по голове, железом защищенной.

Ошеломленный Тугарин свалился с коня, - тут иглы с ветки осыпались да погребли Тугарина. Возился тот в куче беспомощно, никак не мог её подмять-раскидать, с себя стряхнуть...

А Светозарыня улыбнулась устало и благодарно - припала спиной к Лесовику. И вдруг выронила меч, стала сползать наземь...

Лесовик ветку бросил, подхватил Светозарыню на руки, поднял и пошел через реку, через плоский берег-луг - туда, где синел далёкий лес...

Тишина родилась, - неожиданная, страшная. Василёк рукой качнул, двинул кружку туда - сюда, глянул на обрыв.

Ручеек живой воды иссяк. Прокалённый солнцем песок. И ничего больше…

Осторожно, боясь пролить из кружки, Василек спустился к подножию обрыва.

Где волчонок? Уцелел или нет, - жалкий, маленький? Вот он, на другом берегу, - смотрит Лесовику вслед...

Василек побрел к волчонку.

Тут Языга встала в реке, встряхнулась и его увидела. И Тугарин вылез из кучи иголок, пихнул ее ногой - и тоже уставился на Василька...

- Родник высох, - сказал Василек. - Нет больше живой воды.

- А в кружке что? - хрипло спросил Тугарин.

- Бражка, небось? - незнакомо хихикнула Языга.

Безумие все ещё плавало в ее глазах - обычные бабкины хитринки еще не сменили его.

- Это для Бессона! - Василек прижал к себе кружку, прикрыл ее ладонью.

- Половина для Бессона! Половина - для меня! Отдай!..

У Тугарина просящий голос, холодное лицо, напряженная фигура. Тугарин движется на Василька, и меч его сверкает, как раскаленный...

- Сперва Бессону!..

Василек пятится. Видит, как бабка Языга заходит сбоку. Видит, как волчонок повернулся к нему и стал большим зверем.

- Ненавижу! - не только лицо - весь Тугарин сейчас настоящий. - Устал вас ненавидеть и бояться! Не боюсь больше! Почему я должен от вас погибнуть? От вас, от крапивного семени, от каких-то русиничей! Почему не вы от меня? Я вас живыми сгноил! А вы даже не заметили! И тебя сейчас убью! Отдай кружку!..

- Сперва Бессону!..

Василек пятился. Тугарин наступал. Языга заходила сбоку.

И вдруг она бросилась, - ударилась в Василька, дернула его на себя.

Василёк не покачнулся, не дрогнул. Левой - свободной - рукой прижал к себе бабку Языгу. Она придушенно сипела и бестолково дергала руками-ногами, не мешая Васильку пятиться от Тугарина.

В одной руке бабка, в другой руке - кружка. Не воин он сейчас, Только и оставалось - отступать, покуда не упрется спиной в обрыв.

Тугарин меч поднял. Конь заржал тревожно, со всхрапом, - головой затряс.

Волк перелетал через коня и упал на спину Тугарину. Тугарин сбросил его, обернулся. Свистнул меч.

Волк взлаял-взвыл, больно ему было, из отрубленного уха капала кровь, пятнала песок.

Василек рванулся на помощь. Но спотыкнулся о бабкины ноги, повалился, беспомощный, перепуганный, - слыша, как, журча, кинулась вода из кружки...

Вскочил, отпустил бабку. Кружка была пуста.

Бабка, растрёпанная, посинелая, упала на колени, уткнулась лицом в мокрое пятно, стала громко сосать.

- Что же?.. Как же?.. - растерянно подумал Василек вслух.

И увидел, как Тугарин занес меч, а волк прыгать готовится - припал к земле, заливаемый кровью, и страшно рычит...

Кинулся Василек, заломил руку Тугарину, - меч выпал.

- Охолонь!.. Я сам!.. - крикнул Василек волку.

Они кружили по песку, чертили в нем борозды ногами. Один круг. Другой. Третий...

Тугарин рванулся к мечу, - Василек ногой достал Тугарина, опрокинул на спину.

- Ударь! - подзадорил Тугарин.

- Лежачих не бью! Встань - продолжим!..

Василек поднял меч, подозвал волка. Сунул меч тому в пасть, не спуская с Тугарина глаз. Волк осторожно зажал оружие в зубах...

- Не буду на кулаках - буду на мечах с тобой! Дай руку! - Тугарин сел и протянул руку. Василек подал свою, помог подняться.

Конь подбежал, и Тугарин взобрался в седло.

- На, что ли!.. - Василек взял меч из волчьих зубов, протянул рукоятью вперед. - Пригодится!..

Тугарин взял меч, качнул, будто взвесил. Что-то темное мелькнуло в глазах.

Василек понимающе усмехнулся. Тугарин сунул меч в ножны.

- До встречи!.. - сказал - как пообещал.
И тронул коня...

Василек вскочил на волка.

- До встречи! - сказал серьезно.

Конь помчался, волк скакнул.

- В лесу остановись! - попросил Василек. - Живун-траву приложим к уху!..

Бабка Языга, подняв корявое лицо, наблюдала, как разъезжаются враги. На раздутых бородавках, в глубоких морщинах плотно угнездился мокрый песок...