Сенька

Сенька даже не понял поначалу, что умер. Просто вдруг неведомо как очутился в густом лесу. Деревья здесь росли странные: толстые, с искареженными стволами. Все стволы словно стремились раздуться, распираемые изнутри неведомой силой. На макушке каждого дерева болтался пучок стреловидных листьев. Словно клок волос на лысой башке. В свои семьдесят лет Сенька был тощим, как спичка. Причина простая: пил много и почти ничего не ел. Пил он, естественно, только специфический продукт с названием романтическим: “огненная вода. “ Сенька носом повертел туда – сюда. Ну, очутился он в сумрачном лесу. А дальше-то что?.. Куда деваться?.. Стоять на месте, как советуют буддисты, чтобы все ответы на все вопросы сами на тебя набрели?.. Или двигаться, куда глаза глядят?.. В глотке пересохло. Там обнаружилась настоящая пустыня. Но пивных ларьков, где можно пропустить кружечку пенного, здесь нет. Это Сенька понял сразу и, горестно вздохнув, оставил всякую надежду. Промежутки между стволами были невелики. Но Сеньке, при его “спичечной” толщине они вполне подходили. Сенька провеивал между стволами, как легкий ветерок, или бледная тень самого себя… Не может лес быть бесконечным. При всей его сумрачности должен же он иметь светлую опушку, возле которой пастушок, играя на свирели, пасет златорунных овечек. Овечки подмигивают своими симпатичными кудрявыми мордочками, намекая на то, что “овчатинка” или баранинка, из которой они состоят, может быть весьма вкусной. Сеньке, в общем-то, наплевать на любую баранину, но почему бы не поэстетствовать и не вообразить себе идиллическую аркадскую картинку?.. Тем более, что все эти уродские стволы успели Сеньке изрядно поднадоесть… Ведь были же времена, когда молодой Сеня почитывал весьма умные книжонки… Но потом его предала сперва одна жена, а следом и другая - тоже… И Сенька навсегда понял, что изнанка жизни - грязь, тлен и суета… А самое чистое и честное в этой грёбаной жизни - это “огненная вода”, которая никогда не обманет… Долго Сенька бродил по дурацкому лесу... И, в конце концов, ему это надоело. Топнул он, озлобясь, ногой да и заорал во всю глотку: - Да где я, в конце-то концов?.. Да что со мной такое?.. Тут же из-под земли выскочил лупоглазый гомункул и проверещал: - Да умер ты, дурень во плоти!.. Что непонятного!.. А лес - это и есть “конец всех концов”!.. Так он называется!.. Проверещал и исчез. – Эй, постой!.. Ты куда?.. Погоди, кому говорю!.. - заорал Сенька. Но гомункула и след простыл… Мысль, что он умер, Сеньку не испугала. Семьдесят лет - хороший срок… Пора и честь знать!.. А если вспомнить, сколько раз он загибался с крутого бодуна, так эта смерть во плоти - пустяк и не более того… Единственная непонятка - куда бы приткнуться?.. Как-то тут неуютно в “послесмертии”… Ни койки!.. Ни табуретки!.. Ни столика хоть какого - козла забить!.. Так бы он и прослонялся до темноты, ничего не понимая и ничего не одобряя… А как наступила ночь, так началась какая-то мутотень… Словно светляки, налетели откуда ни возьмись, маленькие черепа, зубастые да крылатые… В глазках у них злобненькое торжество… В когтях - чешуйки чьей-то засохшей крови… Черепа впились в стволы и пристально смотрели вниз, явно чего-то ожидая… Сенька, зараженный их настроением, и сам стал чего-то ждать… И дождался ведь!.. Ох, ведь и дождался!.. Между стволами возникли плотные тени, словно скроенные из черного картона… Только что их не было, и вдруг они стали… Большие… Сильные… Медведи?.. Волки?.. Тигры?.. В общем, несусветная помесь и тех, и других… Они надвигались, и молчаливая угроза окружала их и опережала, - тянулась, незримая, впереди их черных силуэтов… Сеньке стало страшно… Он попятился, дрожа, не в силах оторвать взор от того непонятного, что надвигалось… Но долго ему пятиться не пришлось… Прикоснулся спиной к упругому древесному стволу… И вжимался в этот ствол все сильнее и сильнее… Плотнее и плотнее… А черные тени надвигались неумолимо… Приближались… И чем ближе становились, тем большим торжеством наполнялись… Мерзким торжеством стервятников… Сенька изо всех сил вдавливался в ствол… Спина заболела, и боль росла и росла, как на дрожжах… И становилась невыносимой… И вдруг Сенька понял, что древесная твердость исчезла… И та угроза, что спереди надвигалась, тоже пропала… Куда-то делась… Сгинула без следа… Сенька, ничего не понимая, завертел головой… Странного леса с его бесчисленными деревьями больше не было… Куда он делся?.. Что вообще произошло?.. Вокруг Сеньки был огромный округлый зал… Или, может быть, овальный… Сенька, по своей зрительной слабости, не мог точнее определить его форму… Высота зала была беспредельной… На его охристых стенах прилеплены были во множестве словно бы “ласточкины гнезда”… Все они светились изнутри разноцветными огнями… Это было красиво, и Сенька загляделся на феерическую явь… И, наверное, долго бы не смог оторваться, если бы его не позвал чей-то очень знакомый голос… Сенька увидел перед собой молодую милую зеленоглазую женщину, и в груди у него что-то сладко защемило, заболело… Он пристально вглядывался, сомневаясь и не веря себе… Не смея себе поверить… Потом, запинаясь, произнес: “Мама?”…. И заплакал… Женщина ласково обняла его, - маленького семилетнего мальчика… Им было хорошо, - и маме, и сыну…