Нет, не в тех же самых птиц, что кружились над обрывом, обратились нарошки. У них получились кутерьма, куча-мала и дым коромыслом, и всё это сразу.

Центральный ком распадался несколько раз то на более крупные, то на более мелкие “колобки”. Видимо, объединение и разъединение происходило по каким-то своим, внутренним, абсолютно непонятным извне, симпатиям и антипатиям.

Когда, наконец, мельтешня закончилась, образовалось ровно столько комков, сколько было ребят-путешественников.

- Первый, пошел! – скомандовал Ува Увалень.

И к выходу двинулся Тин, сопровождаемый своим комком.

- Второй, пошел!..

И шагнул вперед Вейк со своим сопровождающим.

- Третий, пошел!

- Не третий, а третья! – назидательно произнесла Лина и удалилась.

- Четвертая, пошла!

- То-то же! – рассмеялась Васька, исчезая в проходе.

- Пятый, пошел! – скомандовал Ува Увалень сам себе.

И поспешил за своим провожатым…

 

Над выходом из норы медленно кружили в воздухе четыре огромные птицы. Они почти не шевелили своими широкими крыльями. У них были сильные шеи и крупные головы с круглыми желтыми глазами и черными клювами, слегка загнутыми книзу.

А на их загривках – между головами и крыльями – помещались юные путешественники. Судя по их довольному виду, они уже вполне освоились со своими “средствами передвижения”. Вернее, - “перелетания”…

Ува Увалень увидел, как его провожатый толчком выбросился из норы и в воздухе почти мгновенно превратился в такую же птицу.

А затем… отлетел от норы, начиная свой первый неторопливый круг. Он так плавно перемещался, что воздух под его крыльями казался тугим, - этакой прозрачной резиной.

- А как же я? – хотел крикнуть Ува Увалень, но постеснялся.

Он высунул из норы голову и плечи и посмотрел вниз.

Обрыв был достаточно высокий для того, чтобы, упав, с гарантией разбиться всмятку.

Как они все очутились на птицах?..

Непостижимо!..

Ува Увалень хотел крикнуть своим и задать этот вопрос.

Но его летунья подсказала ему ответ быстрее, чем он открыл рот.

Завершив круг, она вцепилась когтями в обрыв справа от норы.

- Быстро!.. На шею!.. – послышался ее голос.

Ува Увалень потянулся, высвобождая тело и руки. Затем обхватил птичью шею, крепко вцепился, и тут же птица оттолкнулась от обрыва и неуловимо быстрым извилистым движением забросила на себя ноги Увы Увальня.

Еще миг, - и он так же крепко восседал на ней, как остальные его друзья…

 

В полет отправились, выстроившись клином. Во главе угла был Ува Увалень. Слева от него летели Тин и Вейк. Справа – Лина и Васька.

Широкие крылья взмахивали редко. Каждый взмах сопровождался “шелестящим” звуком.

- Шшуу!.. Шшуу!.. Шшуу!..

Когда крылья шли вниз, птица словно взбиралась на небольшую горушку. Когда крылья шли вверх, - с горушки соскальзывала.

Ува Увалень держался за длинные жесткие перья, то слегка отклоняя их, то прижимая к птичьему телу. Чтобы скоротать время, он сам с собой играл в нехитрую игру: воображал, что птица – это летательный аппарат, а перья - рычаги, с помощью которых он управляет полетом.

Воздух был идеально прозрачен и спокоен. Единственный ветер, что в нем был, - ветер, порождаемый их полетом.

Сперва летели не слишком высоко, и можно было разглядывать деревья, болотца и озера, следить за извивами рек, любоваться пестротой лугов.

Но вот поднялись выше, а затем – значительно выше, и отдельных предметов не стало видно. Земная поверхность превратилась в неправильной формы разноцветные пятна.

Птичье тело еле-еле – по волосочку, по микрончику – переползало, перетягивалось от од-ного пятна к другому.

Уве Увальню даже представилось, что они приклеились к небу и навсегда повисли на одном месте, а взмахи крыльев – это так, разминка, чтобы крылья не отсохли от безделья. Земля же под ними поворачивается потихоньку, - как ей и положено от века.

 

В какой-то миг свет солнца резко померк.

Ува Увалень задрал голову. Он подумал, что на солнце надвинулась туча.

Но всё небо было ослепительно синим. Будто бы его вычистили роботы-уборщики.

А вот земля изменилась, когда на нее случилось снова глянуть.

Чересполосица цветных пятен исчезла. Под летящим клином, насколько хватало глаз, лежала зимняя земля, - земля, покрытая снегом.

- Что это? – пробормотал Ува Увалень. – Что случилось?

- Это другое время! – ответила птица. – И другой мир!..

Воздух тоже стал другим, - Ува Увалень сразу почувствовал это. Волна холода нахлынула, обвила, запеленала.

Пришлось скорчиться, съежиться, плотнее прижаться к перьям.

И оцепенеть, стараясь сберечь, не истратить ни частички тепла.

Так они летели какое-то время, постепенно охлаждаясь, выстывая. Полет птицы утратил легкость, перья на теле и крыльях покрылись инеем. Крылья при каждом взмахе похрустывали. Будто надламывались. Будто собирались отвалиться, отпасть…

Уве Увальнюю казалось, что полет сквозь ледяное время никогда не завершится, что он будет длиться целую вечность…

Но, видимо, и вечность когда-нибудь кончается…

 

Солнце снова померкло.

На этот раз у Увы Увальня не было сил на то, чтобы поднять голову…

Как вдруг – невероятно! – солнечный свет резко усилился. Словно рядом с первым солнышком появилось – нивесть откуда! – второе, еще более светлое и жаркое…

Горячая лавина упала сверху. Лавина не губительная, а спасительная, оживляющая…

Ува Увалень и его птица оказались мокрыми с головы до пят, ибо их ледяные покровы растаяли. Вода капала с них вниз, вода мириадами радужно блистающих брызг срывалась с крыльев при каждом взмахе…

Впрочем, этой воды, принесенной из предыдущего времени, хватило ненадолго.

Потому что под ними была желтая, прокаленная, бескрайняя, пустая пустыня.

Хотя, может быть, она только представлялась пустой отсюда, с высоты. Ведь не увидишь отсюда какую-нибудь там ящерицу или змею, или какой-нибудь там саксаул…

Воды здесь не было, и быть не могло. Ува Увалень быстро почувствовал, как пересохло во рту, как сильно захотелось пить.

Птичьи перья отдали влагу и теперь топорщились, казались неприятно шершавыми, словно бы пропыленными насквозь.

С другими летунами творилось то же самое. Всем было одинаково нелегко.

Ува Увалень попробовал активировать свой нанокомп. Но и в этом времени комп не рабо-тал.

Чем дольше летели, тем труднее становилось дышать. Словно бы та пустыня, что тяну-лась внизу, каким-то предательским образом проникала вовнутрь. В горло… В легкие… В желудок… Повсюду…

Чтобы отвлечься, Ува Увалень копался в общей памяти сородичей, которая хранилась в его мозгу. Но, сколько ни старался, не мог найти схожие переживания. Никто не перелетал, подобно ему, из одного времени в другое. Никто не пересекал пустыни и не страдал от жажды…

Можно было также растормозить память предков, но Ува Увалень решил, что не будет этим заниматься, поскольку процедура слишком долгая и трудная и пользы никакой не принесет…

 

Когда солнце в очередной раз будто бы померкло при совершенно ясном небе, Ува Увалень вздохнул облегченно. Переход в новое время означал перемену, а любая перемена сейчас была лучше, чем изнуряющий полет над раскаленной сковородой…

Панорама внизу сменилась рывком, и Ува Увалень сипло закричал от радости. Словно кто-то выдернул слайд из гигантского проектора и вставил другой…

Его крик был подхвачен хриплыми криками друзей.

Радость была всеобщей и бурной. Море появилось под ними, - такое же бескрайное, как недавняя пустыня…

Воздух напитался его свежестью. Влажный ветер охладил пылающие тела, сделал дыха-ние безболезненным.

Встопорщенные птичьи перья разгладились, улеглись, снова стали приятно шелковисты-ми.

Птицы приспустились. Видимо, долгий полет их утомил.

Стали видны высокие волны. Пенные гривы реяли над ними.

А под волнами…

Под волнами виднелось нечто длинное, черное, извилистое…

И не было у этого “нечто” ни начала, ни конца.

- Что это там, под водой? – спросил Ува Увалень.

- Мировой Змей! – ответила птица.

- Расскажи о нем!

- Он опоясывает Землю! Пронизывает все моря и океаны!

- Зачем ?

- Держит наш мир! Без него всё распадется!

- Закон мирового тяготения всё держит!

- Не закон, а Любовь!

- Не понимаю!

- Вырастешь – поймешь!

- А я хочу сейчас!

- Сейчас нельзя! Вы слишком медленно превращаетесь!..

Ува Увалень открыл рот, собираясь задать кучу новых вопросов.

 

Но тут солнце как бы померкло в очередной раз. Как бы померкло при ясном небе… И вопросы остались незаданными.

Остались незаданными, потому что вид внизу переменился. И все “птичьи наездники” радостно закричали: “Ура!” И Ува Увалень тоже закричал вместе со всеми.

Под ними была Русиния!.. Непонятно, как, неизвестно, почему, - но она узнаваема была с первого взгляда… Русиния, Русиния, родная сторона!..

Птицы, словно соскальзывая с пологой горки, спускались всё ниже.

Вот знакомая река… По ней их с ветерком пронес Водяник до самого города…

Вот последняя перед столицей излучина…

А вот и Рустин – столица страны, сказочное скопище разноцветных теремов…

Птицы приземлялись перед царским дворцом… Одна за другой… Соблюдая строгую очередность…

Последним ступил на землю Ува Увалень…

И сразу увидел… Русу. Она стояла возле дворцовой стены с лицом белым, как мел, и жалкими, умоляющими глазами.

Птицы, подождав последнюю, вдруг засвиристели, защебетали на разные лады, устроив настоящий концерт. Затем они превратились в нарошек - привычные для глаза комки. А комки собрались в одно место и слепились в единый большой ком…

Это было знакомо… Это уже происходило там, внутри речного обрыва, над которым дрались друг с другом по ночам жуткие чудища…

Ува Увалень отвлекся от нарошек и приблизился к Русе.

- Ты здесь?.. Почему?.. Гор говорил, ты придешь за нами!.. Туда!.. К той реке!..

- Я не смогла… Сквозь Время… А теперь здесь не могу!..

- Ничего не понял!

- Где уж тебе!

- Объясни, пожалуйста!..

- Сила Мечтаря держала русиничей! Мечтарь передал эту силу Гору! Теперь Гор в ее власти!

- Его можно освободить ?

- Нужно!

- Как ?

- Кто-то должен перенять у него силу!

- И остаться здесь ?

- Да!

- Навсегда ?

- Да!