ШЕСТЬСОТ ШЕСТНАДЦАТЬ...

(фантастическая повесть)

 

1.

 

Кризис – это препятствие... Тупик... Безвыходность... Гордиев узел...

Кризисы нужно преодолевать... Преодоление кризиса – всегда война... Или проще – бой не на жизнь, а на смерть... Внезапный удар по врагу... Отчаянный рывок...

Так думал писатель Степан Карабинцев, что в свои сорок четыре оказался в кризисе, поистине бездонном...

Ожог души... Вот как еще он сам мог обозначить свое состояние...

В сорок четыре понять, что ты никто и ничто, и звать тебя никак , - в этом, конечно, никакой радости...

И не писатель ты вовсе, а так себе – версификатор, щелкопер и точка... Безликий графоман...

И вообще, литература – это нынче и не литература вовсе, а так – не разбери что!.. Развлекуха примитивная для тупых потребителей... И если ты этим занимаешься, значит, ни на что путевое ты в этой жизни не способен. Только на то и годишься, чтобы поставлять умственную жвачку для зажравшихся засранцев...

Степан себя считал интеллектуалом. И писать хотел для таких же, - умных...

И писал... Делал высокомудрые эссе, коими наслаждался... Но печатать его философию никто не торопился, хотя и похваливали... А услаждение самого себя – это, в конце концов, онанизм и не более того...

Никакой радости в этом нет, как уже было сказано...

Обвал человечества... Банкротство морали... Всеобщая деградация... Вот что привело Степана к его кризису... Вот что стало итогом общественного прогресса...

То ли засилье электроники затормозило людские мозгов... То ли доступность жратвы и развлечений...

Собственно говоря, человечество достигло своего идеала, обозначенного еще в Древнем Риме коротко и ясно: “Хлеба и зрелищ!..”

Достижение идеала – это не торжество, не победа... Это катастрофа, застой, загнивание... Упаси Боже от этого и человека, и общество!..

В своем личном пути Степан как раз до этого и докатился. Член Союза писателей... Автор четырех книг...

Ну и что?.. Его книги, по большому счету, никому не нужны...

Он попробовал их предложить телевидению... Но там только фыркнули в ответ. Им, де, прежде всего, нужны мелодрамы и детективы. Ну, может быть, еще боевики. А всякие “умности” и “заумности” – не их формат.

У Степана появилось чувство, что он повис в безвоздушном пространстве. Куда подеваться?.. Вниз падать – расшибешься в лепешку... Вверх лететь – нет уверенности в своих силах... Стоять на месте – мхом обрастешь... Улечься мягко и почивать сладко - бездарно и безнадежно...

Так что же, черт побери, делать?..

Может быть, изменить занятие?.. Отказаться от своего “графоманства?.. Может быть, он также выродился и деградировал, как человечество в целом?..

Хотя что он там себе думает?.. Что пытается изыскивать?.. У русского человека есть универсальное средство “от всего” – рюмка!.. Питие определяет сознание... Истина в вине... Точнее, - на дне бутылки...

 

2.

 

Степан женат. У его жены библейское имя – Анна. Она странная. Степан к ней привык настолько, что практически ее не замечает. Она хронически нездорова, но никогда о своих болезнях не говорит. И никогда не лечится. Степан подозревает, что у нее не в порядке желудок, печень, почки, щитовидка и поджелудочная железа. Когда у нее обострение, она может спать целыми днями, и под глазами у нее, словно нарисованная углем, появляется чернота...

Готовить она не умеет. Поэтому берется за это крайне редко и неохотно. Сварит макароны с сосисками и несколько дней отдыхает после такого “подвига”.

Любимое ее занятие – сидеть часами на одном месте, в одной позе, уставясь “коровьими” глазами в одну точку.

Есть, правда, и не менее любимое дело – молиться... Этому она может предаваться истово. К ее ноутбуку прикреплен целый ряд картинок – икон... И она не успокоится, пока не помолится каждой...

Очень не любит Анна выходить из дома. Как уже говорилось, может с утра до вечера просидеть, не двигаясь. Или, например, пообещает сварить суп, а сама за день даже не шелохнется...

Степан когда-то пробовал ее упрекать и наставлять. Потом понял, - это безнадежно, - и перестал...

У него, конечно, мелькали мысли о разводе. Но все-таки, видимо, он любил свою странную жену и поэтому снова и снова примирялся с ней в своей душе...

Пока была молода, она каждый день заговаривала о детях. Но в женскую консультацию за весь свой век так ни разу и не сходила... А мужа допускала до себя только в “презике”... Поэтому дети так и остались благими пожеланиями и не более того...

Степан знал, что его жена с ее вечной темой “все должно быть по правилам” – начетчица и фарисейка... Но любовь и привычка крепко-накрепко соединились в нем и перевились. Получилась очень крепкая веревка...

В начале совместной жизни они пытались друг друга переучивать, переделывать. Потом отказались от таких попыток. Анна прекратила задалбывать Степана азбучной моралью. Степан перестал демонстративно своевольничать...

 

3.

 

Помногу Степан не пил. Вдрызг не наклюкивался ни разу... Пиво предпочитал водке, хотя водки и коньяка тоже не чурался...

Самым первым закадычным приятелем для него стал Андрюха-афганец. Круглолицый, широкоскулый, шлепоносый, он всегда был то ли веселый, то ли навеселе...

Пил он не просто ради “процесса”, не просто потому, что алкоголик... Какие-то у него боли были немалые в голове. Вот их он спиртным и заглушал...

Глядя на его добрую улыбку, даже не подумаешь, что он страдает, - носит в себе нешуточные альгезии...

Сблизила Степана и Андрюху книгомания – болезнь в наше время редкая. Оба читали много, читали взахлеб и знали многих писателей и многие книги... Кроме того Андрюха был страстным собирателем и, где только и у кого только мог, выпрашивал, обменивал, утаскивал любые книги. Иногда и покупал – в тех редких случаях, когда был при деньгах... А Степан, поскольку через Союз писателей имел постоянный приток печатной продукции, охотно делился с Андрюхой своими излишками...

Андрюха был, кроме, всего, песенником. В Афгане здорово научился играть на гитаре. Какой-то погибший товарищ оставил свою гитару ему в наследство, и в мирной жизни Андрюха с ней не расставался...

После двух литров пива Андрюха всегда исполнял обязательную программу: “Все перекаты да перекаты...”, “Люди идут по свету”, “Васильки”, “Дым костра”, “Снег, снег”...

Был еще в их компании Витька. Тоже не без творческих порывов, - сделал свой перевод “Слова о полку Игореве” и считал его самым лучшим из всех...

Витька пил только водку и считал, что спасает этим свое здоровье и оберегает свою печень...

Периодически появлялся также Мишка – высокий, стройный (вернее, тощий), с глазами навыкате. Он всегда в разговоре для чего-то и зачем-то повторял свою первую фразу дважды. Может, думал, что так ее лучше поймут...

Собирались поочередно то у Витьки, то у Мишки, то у Андрюхи, то у Степана... А то приходили к забору вокруг пустыря, где красномордый дядя Вася торговал весьма недорого чем-то паленым и спиртосодержащим... Степан поначалу боялся продукции дяди Васи, но потом убедился, что от этого питья никто не теряет зрение, и, значит, это не метиловый спирт, и можно эту жидкость потреблять...

 

4.

 

Евсей к ним примкнул как раз на пустыре... Приятели заявились как всегда, а дядя Вася сказал, что пустой, но ждет поставщика.

Этим поставщиком и оказался Евсей. Он подъехал к забору на черных “жигулях” и выгрузил из машины четыре больших сиреневых грелки с туго надутыми боками...

Из грелок полилась “аква вита”, которой, как всегда, за небольшую плату, воспользовались Мишка, Андрей, Степан и Витька...

- Откуда ты, откуда ты берешь ее? – спросил Мишка. – Из какого, из какого Кастальского ключа?..

- От верблюда! – засмеялся Евсей. – Это же самогонка!.. Сам ее делаю!..

- Ну, ты гигант! – сказал Андрей. – Прямо Гаргантюа!

- Или Пантагрюэль! – сказал Степан. – Или Мерлин!..

- Не будем растекаться мыслию! – сказал Витька – Будем пить и веселиться!..

 

5.

 

“Дьявол не живет вечно... Поскольку, отпав от Бога, лишен бессмертия. Век его – шесть сотен лет. Точнее, шестьсот шестнадцать.

Умирает он быстро и безболезненно. Просто прекращает быть. Исчезает из яви.

Дух его (не душа, поскольку души у него нет), входит в “сменщика”. Так появляется новый дьявол.”

 

Чей шепот звучит в ушах Степана?.. Во сне или наяву он звучит?.. Бесконечно повторяет связные предложения (те, что прозвучали только что), и отдельные бессвязные слова... “Дивел”, “Дайвел”, “Девил”, “Дивал”, “Дейвел”, “Дябел”, “Дяболо”... И еще всякие разные слова на чужих языках... Этих слов очень много... Видимо, они были нешуточно нужны, если уж их так обильно использовали...

Что в этих словах?.. Зачем они звучат?.. Что хотят сообщить?..

Может быть, он сходит с ума?.. Допился до “белочки” вместе с приятелями – алкашами?..

Не хотелось бы так думать!.. Разум – главное сокровище, главное средство производства и главная производительная сила любого литератора... Даже такого середнячка...

Ведь он старается свой разум сберечь!.. Он совсем забросил крепкие напитки и самогонку дяди Васи... Перешел на кагор – сладкое и слабое “церковное” вино... Аннушке, женушке, немалую радость тем самым доставил... Радовалась она тому, что деньги на кагор он добывал, сдавая в “Старую книгу” те многотомники, что у него имелись дома. “Всю квартиру завалил! – ворчала на мужа. – От пола до потолка всё книжки да книжки!.. Сдавай их побольше! Или раздаривай! Или на помойку выноси! Житья от них нет!..”

Вот такая вот она, Аннушка-жёнушка! Нет бы вдохновить мужа-литератора! Сказать, что верит в него! Что он в ее глазах лучше любого классика!..

Ничего подобного от нее не дождешься!.. Литературная “писанина” в ее глазах – мужнина блажь. Или странная болезнь, которая, слава Богу, вроде бы, не заразна. Или всё это - помешательство из-за того, что слишком много перечитал книг, перенапряг свою головушку...

Как только Степан перешел в своем питии на кагор, Аннушка вздохнула с облегчением. Его питейная переориентация ей понравилась по двум причинам. Во-первых, потому, что кагор был по душе ей самой, и свою долю она была намерена получать исправно. А во-вторых, опять же, из-за книг. У Степана пенсия с воробьиный клювик, а у нее самой – с клюв голубиный......

Чтобы кагорчиком насладиться, нужно всякий раз набитую сумку, а то и две снести в “Старую книгу”... А там жмотничают, - платят за сданные книги чуть ли не копейки...

Была еще причина, по которой Степан возлюбил кагор, можно сказать, намертво. Причина простая: каким-то образом церковное вино оказалось связанным с тем непонятным шепотом, что долго и упорно тревожил...

Чем больше и дольше пьешь кагор, тем меньше этот дурацкий шепот. Тем тише он становится и незаметней... Степану, конечно, хотелось, чтобы он совсем исчез... За каким, спрашивается хреном ему нашептывают про дайвола, девола, дивола, или как там еще эта неведомая субстанция называется?..

Он даже собутыльников своих расспросил, можно сказать, с пристрастием, - может быть, кто-то из них знает про назойливые шепотки, или сам тоже их слышит?.. Но все они – и Мишка, и Андрей, и Витька, - ушли в “несознанку”: ничего не знаем, ничего не слыхали, с нами такого не бывало...

 

6.

 

Ночью Степану приснился большущий козел с “меньшевистской” бородкой, что стоял над ним, спящим, на задних лапах и внимательно в него вглядывался... Степан хорошо видел себя, распростертого на постели, а козла видел хуже, - морду его лица четко не различал. Словно бы козел до пояса был окутан полупрозрачным туманом. - Ты кто такой? - спросил Степан. - Тебе чего надо?.. Козел хмыкнул и молча пожевал губами. И больше ничего... Тогда Степан во сне разозлился. Ему даже захотелось громко заблеять, выразив тем самым свое непочтение... - Вообще-то, я знаю, кто ты! - сказал он. - Ты дьявол!.. Или сатана!.. А, кстати, как правильнее тебя называть? Так или этак?.. Ответа Степан не дождался... Странная фигура продолжала его нагло рассматривать, как ни в чем ни бывало... Наутро Степан старательно пытался вспомнить, что же такое необычное ему приснилось... Пытался — и не мог... Только морщился то и дело, потому что в комнате и в квартире тоже висел странный «кислый» запах, заставляющий то и дело кривиться...

 

-У тебя, наверно, на кухне что-то случилось! - сказал Степан. - Может, каша подгорела!.. Или суп убежал! Жена посмотрела на него насмешливо. - Ты когда последний раз ванну принимал?.. Не помнишь?.. То-то и пропах то ли козлятиной, то ли псиной! Степан ничего своей Аннушке не возразил, потому что, в принципе, она была права, - терять время на долгое размывание в ванной он не любил... - Пожалуй, окунусь! - миролюбиво согласился он. Жена ему наполнила ванну, выдала чистое белье, и Степан долго отмокал, предварительно вылив в воду целый флакон шампуня... После такой «атаки» мерзкий запах должен был, обязан был улетучиться... Запах и впрямь исчез, и Степан вздохнул с облегчением... Мало, что ли, мороки в жизни, - так еще эта вонь дурацкая!.. Но «облегчение» продолжалось недолго... Неведомая сила решила — после Степанова носа — взяться за его глаза... Квартира вдруг, в единый миг, наполнилась призраками... Или глюками, если говорить попросту... Нет, призраки не имели вид мертвецов и не пытались пугать Степана... Они вообще были не человекообразными. Но, несомненно, были наполнены странной жизнью «по горлышко»... В каждом углу и в каждой щели кто-то присутствовал. Можно было, конечно, принять неожиданно возникшие глюки за игру теней... Прямого взгляда они не выдерживали, - прятались, исчезали... Но стоило глянуть краевым зрением, - и вот они, здесь, на месте, никуда не девались... Тихо подрагивают. Словно хотят пошевелиться — и не могут... Кажется, прикажи любой из них, и тень станет тем, чем ты пожелаешь... Может быть, чудовищем. Или созданием красоты непомерной... Что, в принципе, происходит?.. Может быть, он становится слишком стар, и к нему робкими шажками подкрадывается ужасный безликий Альцгеймер?.. И запахи, и глюки прекрасно укладываются в такую предполагаемую схему... Книг ему, видимо, больше уже не издать... То, что он писал при старой власти и пишет сейчас — это спокойная «размышляющая» проза — без насилия, без крови и сексуальных оргий... Такая литература сейчас никому не нужна. Да и никакая нынче никому не потребна... Бюджетные издательства ориентированы на массовую литературу и на те имена, что давно и прочно на слуху... За свой счет он ничего издавать не сможет — при его-то жалкой пенсии... А то, как Смольный помогает Союзу писателей, иначе, как издевательской насмешкой не назовешь... Раз в год Смольный благодетельствует — выделяет издательские средства. В Союзе писателей по такому случаю суета и подковерная возня... Составляются списки возможных публикаций для Смольного. И утверждаются, утверждаются... И не шуточные страсти кипят при этом... Те, кого отвергают, обижаются и впадают в амбиции. Те, кого оставляют в списках, говорят, что только так и надо, и, в общем, всё правильно...

Каждый автор спешно собирает кучу необходимых бумаг. Там и автобиография, и перечень публикаций, и синопсис своей работы, и рецензии двух-трех членов Союза, и расчеты потребных затрат, и обязательная аннотация, что книгу предваряет. Да мало ли чего еще! Уснешь от скуки, если всё перечислять досконально!.. И свою типографию, или там издательство, где будет книга делаться, нужно найти самому и с ними, печатниками, «закорешиться», чтобы не подвели, уложились в отведенные сроки, не погубили... А когда тираж выпущен, острейше встает вопрос, куда его девать?.. Автор сам должен свой тираж принять и как-то его пристроить... А как его пристроишь?.. Каким таким образом?.. Продавать самому на улице запрещено. Степан было дернулся в этом направлении. Но в первый же день его «торговли» на него наехала полиция и с улицы его вымела — так и хочется сказать — поганой метлой... Он попробовал сдавать свою книгу в книжные магазины, но там заявили, что книги на реализацию от частников не берут и впредь не собираются... Тогда, помыкавшись, Степан сложил то, что издано на деньги Смольного, в коридоре своей квартиры. И лежат эти пачки в коридоре уже который год подряд... И время от времени — достаточно редко — Степан раздаривает их по одной — по две... Если и впредь продолжать в таком темпе, то «дарение» займет, по крайней мере, две жизни. А то и больше... Поневоле придется ему быть долгожителем или вообще бессмертным... Впрочем, со временем острота проблемы теряется, и пачки в типографской упаковке становятся настолько привычными, что вообще перестают замечаться... Такие вот благодеяния!.. Такая помощь современным литераторам!.. Друзья — собутыльники, увидев коридор Степана, забитый его книгами, стали регулярно сдавать их в « C тарую книгу». Но этот благословенный магазин, опять же, принимал не более одного — двух экземпляров за раз... И вдруг Степана, наверное, единственного в Союзе писателей, озарило. Он увидел книготорговцев перед метро, торгующих со своих столов, и подкатился к ним. Они отнеслись душевно. И в результате недолгой торговли Степан перевез к ним на такси целый тираж, и получил от них, в общем-то, неплохие деньги за свое творчество...Хотя, конечно, они прежде всего не обидели себя и остались очень довольны сделкой... Кстати, когда он перевозил пачки к метро, он приметил несколько хлипких теней, что между пачками прятались... Стоило их приметить, обнаружить, как они тут же прятались... Каким-то образом проникали внутрь пачки... Степану тогда еще пришла в голову странная мысль. Он подумал, что при долгом нахождении пачек в квартире, между всем, что в ней было, и между пачками, в частности, и между «тенями» образовалось некое равновесие, которое, возможно, посчитать гармоническим... Он же своей неожиданной продажей целого тиража это равновесие нарушил. И невозможно предсказать, чем для него аукнется это нарушение..

 

7.

 

Андрюха был алкашом, знал об этом и никогда, ни единой минуты этого не стыдился. Он жил с отцом и матерью, отец был шофером, мать была бухгалтером. Андрюха был их единственным сыном, женат не был и знал, что не будет, ему этого не дано. Вернее, это у него отобрано. Отобрала у него радости семейной жизни и саму возможность таковой война. Вернее, войны: Афганская и Первая чеченская. Андрюха был и на той, и на другой. В Афганскую войну Бог его миловал. Пули свистели. А раз они свистели, то значит в него не втыкались. И это было хорошо... Но в Чечне было по-другому. Там был Ад... Андрюха там поседел, а потом — уже после дембеля — облысел на сто процентов. Командиры его ценили, потому что он был непревзойденным снайпером. Выбивал «чичей», находясь в километре от них, на «раз-два-три». При этом всегда попадал в одно и то же место: в левый глаз... Может быть, и на «Ичкерийской» войне он бы уцелел... Но на свою беду он подстрелил какого-то очень важного «чичу», и на него начали охоту. Было много боестолкновений, огневых контактов. Довольно долго удавалось уходить или удачно отбиваться. Но однажды Андрюха поторопился и не заметил хитро поставленной растяжки. Уцелел после взрыва мины каким-то чудом. Но остался калекой. Дикие головные боли не давали никакого покоя, - только водкой можно было их облегчить. Ну, а то, что он навсегда стал импотентом, Андрюху не волновало. Подумаешь, беда!.. Обойдемся без этого!.. Семью в целом и ребенка, в частности, Андрюхе заменял домашний кот — хулиган «Чичка». Андрюха с ним играл жестко, порой доводя животное до остервенения. Зато и были его руки вечно и основательно расцарапаны. Андрюхе эти раны, причиненные котом, даже нравились, поскольку оттягивали от головы часть тех мучительных болей, что сидели внутри нее... Что касается Степана, тот привлекал Андрюху своим умом. Ну, и «книжной» щедростью, конечно. Андрюха был уверен: попроси он любой том из Степановой библиотеки, и просимое будет ему непременно подарено... Ну, а если он глаз положит на что-то очень редкое и очень для Степана дорогое, - в таком случае нужно будет не просить, а выпрашивать. Но и в этом случае Андрюха получит то, на что «глаз положил»... Андрюха даже знал определенно, почему Степан не жидится и не трясется над своими книжками, как Скупой рыцарь... Всё дело в том, что Степан — продвинутый «ай-ти-шник», и любые книги он предпочитает иметь и хранить в электронном виде, а не в бумажном... Перед тем, как отдать какую-то книгу, Степан перекачивает ее в наружную память своего компа... Вот и всё!..

 

8.

 

Степан явился к Андрюхе неожиданно и непрошено... - Ты чего? - удивился Андрюха, открыв дверь. - Водки хочешь?.. - Да погоди ты с водкой! - отмахнулся Степан. - Совет твой нужен!.. Со мной какие-то непонятки творятся!.. - Проходи! - позвал Андрюха и провел гостя в свою комнату. В комнате его царил беспорядок. Повсюду были книги. На самодельных дощатых стеллажах, которые три стены занимали и доставали до самого потолка. На полу «Вавилонские башни» изданий большого формата, что сотрясаются при ходьбе и, того и гляди, рухнут... Под столом пачечки разлохмаченного старья... И еще безделушек всяких полно... В основном, маленьких фарфоровых фигурок... Балерины... Рабочие... Колхозницы... Пионеры и пионерки... Спортсмены и спортсменки.. - Ну, ты и барахольщик! - не удержался Степан от комментария. - Я останавливаю время! - сказал Андрюха гордо. - Здесь, в этой комнате жив Советский Союз!.. - «Остановись, мгновенье, ты прекрасно?..» - Не в бровь, а в глаз!.. Ну, что там с тобой?..

- Или я с ума схожу!.. Или вокруг — чертовщина!.. - «Зеленые человечки»?.. До «Белки» допился?.. Чего ж меня не звал?.. Я бы вместе с тобой «Белочку» уважил!.. Встречался уже с ней!.. Что было, - то было!.. - Да нет!.. Скорее — бесовщина какая-то!.. Был голос, который нес всякую хренотень!.. А после хренотени появились «тени»! Словно из клочков тумана!.. В каждом углу!.. В любой щели!.. Я тут одну книгу прочел!.. Знаешь, как называется? - Как?.. - Дьявол!.. Коротко и ясно!.. - При чем здесь дьявол — и ты?.. - Вот я и хочу понять, - при чем?.. У тебя такого не было?.. Ну, голоса?.. И тени тоже?.. - Нужен ты дьяволу, как собаке пятая нога!.. Это психика твоя шалит!.. Не допил ты, Степа!.. Давай пузырь на двоих раздавим!.. Ни голосов тебе, ни теней!.. Гарантия!.. - Давай попробуем!.. Сейчас в магазин схожу! - Не суетись!.. У меня то, что надо, есть!.. Андрюха принес из холодильника запотевшую бутылку «Столичной» и они ее неторопливо раздавили под Андрюхины рассказы про Афган... Степану не то, чтобы рассказы понравились, - он их уже слышал... Ему по душе было, что, действительно, после водяры — ни голосов, ни теней... - Nunc est bibendum !..

 

9.

 

На другое утро голова, как водится, болела... Степан валялся, боясь пошевелиться. Надеялся обмануть головную боль. Никаких теней в углах его комнаты не было. Зато на обоях они были. Не тени даже, а бесформенные серые кляксы... Он бы их и не заметил, если бы они были неподвижны. Нет, им надо было зачем-то шевелиться. Степана раздражали их бесшумные колебания. В них ему чудились высокомерие и угроза. Словно эти кляксы знали о нем что-то такое, чего не знал он сам. Что они знали?.. Почему презирали его?.. Почему угрожали?.. -Чего пялитесь? - просипел Степан пересохшим горлом. - Прочь!.. Вон!.. Убирайтесь!.. И закрыл глаза. Какой-то шум почудился... Кто-то, вроде бы, сказал на грани слышимости: «Мы не хотим быть с тобой!..» И кто-то другой добавил: «Мы хотим быть с ним!..» Степан удивился и ничего не понял... И глаза открыл... А когда мазнул взглядом по обоям, удивился еще больше. Обои были чистыми... Никаких клякс... Ни единой!.. Куда они подевались?..

 

10.

 

Анна видела, что книги в квартире убывают. Это ее радовало. Их было так много и таких толстых, что они всерьез пугали Анну. В каждой из них таилась угроза. Казалось, они готовы ожить в любой момент и наброситься и растерзать... Хотя, вроде бы, как они могут это сделать?.. Ну, куча бумаги!.. Ну, типографская краска, потраченная на буковки или на иллюстрации!.. Чего тут бояться?.. Но Анна, вопреки любым доводам, старалась, по возможности, обходить книги стороной и вообще к ним не приближаться... Книги казались ей заколдованными монстрами, которые могут ожить в любой момент... А для чего им оживать?.. Да, конечно, чтобы ей навредить!.. А какой вред может быть самым вредным?.. Да, конечно, ее погибель!.. Если ее, Анну, уничтожить, убрать из жизни Степана, книги останутся единственными существами, с ним связанными!.. Книги захватят над ним полную власть и будут им помыкать, как захотят!.. Этого допустить нельзя!.. И Анна воевала с книгами — потихоньку... Так, чтобы Степан ничего не заметил и ничего не понял... Война Анны заключалась в том, что она вытаскивала из книжных гималаев два или три томика и, уходя в магазин, доносила их до помойки, а там — калечила с удовольствием, вырывала страницы, сгибала обложки и выбрасывала в мусорный бак... Конечно, этак можно было засыпаться. Но Анна быстро исцелилась от страха «провала»... Степан был слишком рассеянным, слишком погруженным в свои творческие заморочки... Когда он писал свою очередную книгу, он ни о чем другом не думал и ничего другого не видел... Поэтому Анна быстро освоилась в своей войне с книгами и перестала бояться. А тут еще, что называется, Бог помог: Степан перестал употреблять водку и переключился на кагор... Это была колоссальная радость... Анна вызывалась сама ходить в «Старую книгу», чтобы сдавать книги, предварительно отобранные Степаном... И вот тут ее ожидал не шуточный испуг... Когда она выкладывала в окошко, за коим сидела приемщица, принесенную «кагорную» порцию, первая же книга вдруг «взорвалась» в ее руках: сквозь обложку салютным залпом прянуло взлохмаченное облако, состоящее из букв и знаков препинания... Анна дернулась было, - ухватить это облако, накрыть его ковшиком своих ладоней, - да не тут-то было... Буквы и знаки рассеялись, как утренний туман... Анна хотела извиниться и убежать с остальными книгами. Но приемщица вела себя так, словно ничего не произошло... Она взяла «ту самую» книгу и другие принесенные и стала заполнять платежную квитанцию... Анна подозрительно посмотрела на нее: что за шуточки? Почему она молчит?.. Но поскольку ничего больше не произошло, Анна молча взяла квитанцию и отправилась в кассу...

 

11.

 

Витька низкорослый, щупловатый и себе на уме... У него нигде ничего не болит, но водки он поглощает столько, сколько Андрюхе никогда не удавалось... По работе он инженер — конструктор, станкостроитель. По жизни — автор «замечательного и неповторимого», а короче говоря, «гениального» перевода «Слова о полку Игореве...» По его словам, он работал над своим переводом почти пять лет... И все эти годы ничего, кроме «Слова», не видел и ничего знать не хотел... Как-то, будучи в хорошем настроении, он дал Степану на день диск, на коем записан его «Перевод»... Степан, как назло, был крепко занят, - занимался выпуском своей книги... Поэтому у него времени на Витькино творение не нашлось, и на другой день он вернул диск, не прочитав ни строчки... Хотя, конечно, чтобы не обижать собутыльника, щедро перед ним рассыпал бисер многословных похвал... Витька был доволен... Жена Витькина была копией Степановой жены в том плане, что книги она не любила и считала их никчемным мусором, создающим в квартире лишнюю пыль. Правда, на помойку втихаря она мужнины книги не выносила, памятуя о том, что с каждым годом они будут стоить всё дороже. А уж за «Перевод» он, в конечном счете, получит никак не меньше миллиона... Жадноваты они были оба. - и Витька, и жена. Это их сближало... От надежды на появление детей они отказались, поскольку дети почему-то не рождались у них... Тратиться на ЭКО не хотели, хотя при Витькиной не хилой зарплате — могли бы... Надежда на то, что «Перевод» принесет им много радости, - то есть, много денег, - грела их больше, чем могли бы согреть живые настоящие дети... Кстати, о водке... Витька водочку любил, но и тут старался выгадать... У него был проверенный способ: примазаться к собутыльникам в последний момент и в последнюю очередь, когда деньги в общий котел уже собраны, и насчет собственного вложения можно промолчать... А если кто-то нахально попытается напомнить, всегда можно сослаться на то, что кошелек оставил дома, или еще какую-нибудь «лапшу» изобразить... Собутыльничал Витька, в общем-то, не просто так, - не из «любви к искусству», а с расчетом... Степан был ему нужен, как возможный и предполагаемый публикатор в широкой печати его гениального «Перевода»... Андрюха был ему не менее нужен, потому что Андрюха подрабатывал в бульварной прессе — в разных желтых газетенках... Еще Витьку не на шутку интересовал Евсей. Витька нутром чувствовал, что этот может быть ему полезен даже больше, чем другие... И старался приглядываться и прислушиваться, чтобы понять, как Евсейку можно использовать себе во благо. В разговоре с Евсейкой он старательно высмеивал те голоса, кои, якобы, слышал Степан... Но разговорить нового собутыльника не очень-то удавалось... Во всяком случае, пока что...

 

12.

 

У Степана беседовать с Евсеем получалось получше. Но и пореже... Они оба словно бы избегали друг друга... Или же сторонились, явно не торопясь налаживать контакты... Степан на людях чувствовал себя свободно и раскованно в присутствии Евсея... Но если появлялась возможность остаться наедине, Степан внутренне напрягался, и появлялось непонятное ему самому опасение, хотя, казалось бы, чего ему опасаться?.. Совершенно нечего, вроде бы!.. А уж если и впрямь оставались вдвоем, опасение перерастало в панический не контролируемый страх, и рассудок цепенел и отказывался хоть что-то соображать, словно попадая в невидимые тиски... Евсей переставал быть человеком в такие моменты... Не человеком виделся, а жуткой угрозой... Чем-то страшным... Необъяснимым. Но все-таки минимальный уровень общения между ними сохранялся и поддерживался, - собутыльники как-никак... И пускай Степан теперь всегда появлялся в компании со своей бутылкой кагора, а всё остальное спиртное перестал признавать, все-таки от общения не отказывался и появлялся среди «своих» по первому зову... - Зачем тебе нужны книги? - спросил его как-то Евсей. - Ни в одной из них нет правды!.. Любая книга — это, прежде всего, ложь!.. И ты, сочиняя, умножаешь ложь на Земле!.. - Мне кажется, ты не прав! - сказал Степан. - Писатели не знают, какова настоящая, объективная правда этого мира!.. Но они ее чувствуют! Угадывают интуитивно!.. И растворяют ее в своих книгах! - Прячут под обложками!.. Скрывают!.. Маскируют!.. Чтобы никто из непосвященных не увидел!.. Не понял!.. Не воспользовался!.. - От писателей, по-твоему, только вред?.. И ничего кроме?.. - Они, писатели, людей отвлекают от настоящей жизни! То есть, от простой, - безо всяких выкрутас!.. Они разрушают реальный мир! Уводят в мечту, грезу, фата-моргану!.. Тем самым лишают людей Бога! И обездоливают Бога также!.. Заставляют его чувствовать поражение! Заставляют быть побежденным!.. - По-твоему, писатели — приспешники дьявола?.. - Ну, конечно! Это же так очевидно!.. Я думал, ты раньше это поймешь!.. Евсей с таким пылом это вскричал, с таким эмоциональным напрягом и напором, что Степан был просто ошеломлен. Накал страстей был невыносим... Невозможно было его терпеть... И, ошеломленный, Степан замолк, не зная, что сказать еще... Так они и молчали, словно сохраняя какую-то тайну, повисшую между ними и тем миром, что снаружи... Молчали, покуда не появился шумный Андрюха с поллитровкой самогона - первача...

 

13.

 

Мишка шагал по Разъезжей... Настроение было пасмурным. Хотелось рычать на всё и на всех... Лето закончилось. Солнце еще блистало, вроде бы, весело. Но в воздухе разлилось предчувствие холода, и невозможно было его из воздуха изгнать... Что-то закончилось и в Мишкиной жизни... Он это чувствовал, он это знал... И бесился от того, что не мог понять, причину происходящего... Встречные люди были некрасивыми. Были просто уродами. Женщин не было, - встречались только бабы... Каждая — как живая квашня, что наполнена до краев расползающимся тестом... Они одышливо пыхтели при ходьбе. Капельки пота подрагивали на их пришлепнутых носах и морщинистых лбах... Мужики тоже безобразны. Красноносые, с подслеповатыми рыбьими глазами. С жирными животами, что выпирают и свисают между ног... - Здорово! - произнес знакомый голос... И чья-то ладонь шлепнула Мишку по левому плечу... Мишка раздраженно обернулся... Ну, конечно, это Евсей!.. И какая нелегкая принесла его сюда!.. - Тебе чего? Тебе чего?..- спросил Мишка неприветливо. - Вижу: мне не рады! - улыбнулся Евсей. - Выпить хочешь?.. - А у тебя есть?.. Есть у тебя?..- проявил Мишка интерес. - Для тебя — всегда! - сказал Евсей и вынул из кармана брюк маленькую плоскую металлическую фляжку. На боках фляжки — на том и другом — одна и та же забавная гравировка: веселый чертенок с острыми рожками и длинным хвостиком... Мишка схватил фляжку и единым махом вылил в себя ее содержимое... - Хор-рошо! - произнес блаженно и вытер губы тыльной стороной ладони. - Хорррошо!.. - А было плохо, да? - сочувственно спросил Евсей. - Пар-ршиво!.. Отвр-ратно!.. - Рыкнул Мишка.- ….Отврратно!.. И парршиво!.. - Вообще-то, в твоих делах и сейчас всё невесело! - сказал Евсей. - Почему? Почему?..- искренне удивился Мишка. - Что у тебя на шее выросло? - голос Евсея стал резким. - Да какая-то шишка!.. Да какая-то шишка!.. - Это не шишка!.. Это рак, Мишаня!.. Очень вредный и очень быстрый! - Не шизди!.. Не шизди!.. Какой, к чертям, рак, если ничего не болит!.. Какой, к чертям, рак!.. - Какая мне выгода — врать тебе!.. Слушай меня, и я помогу!.. Мишка притронулся к шишке на шее слева, которая появилась у него совсем недавно... Было, действительно, не больно... Он даже нажал на шишку... Но и тут никаких неприятных ощущений... - Пошел ты!.. Пошел ты на фиг!..- выругался Мишка облегченно. Ответа не последовало. Мишка оглянулся... Потом завертел головой во все стороны. Но сколько ни поворачивался туда и сюда,- Евсея не увидел... Высказав свои неприятные слова, Евсей куда-то пропал... Куда-то исчез... Будто его и не существовало вовсе... Люди по-прежнему шли по улице и были неприятными... Солнце светило, но не грело... Воздух был наполнен предчувствием холода...

 

14.

 

Степан открыл глаза... Спать не хотелось... Он протянул руку и взял мобильник со стула... Час двадцать пять... Можно сказать, ночь только-только началась... Анна лежит рядом — как обычно... Чуть слышно посапывает во сне... Уютная... Родная... Ну, пускай она книги не любит!.. Его-то, мужа своего, она любит несомненно... И пускай на творческие подвиги она вдохновить не способна!.. Ее шедевральные борщи да щи кислые, ее восхитительные котлеты вернее любых ее слов подвигнут его писать сегодня лучше, чем вчера; а завтра лучше, чем сегодня... Тьма в комнате не полная... Даже сквозь задернутые шторы просачиваются робкие капельки уличного света. Они создают в ночной спальной некий «фон», который и не тьма, и не полутьма, а просто некое «мерцание»... И в этом «мерцании» слышится шепот: «Выйди... Выйди... Выйди... Выйди на кухню!..» Степан слушает шепот, как нечто постороннее, к нему не относящееся... Слушает в полуотключке, в полузабытьи, в полудреме, неожиданно навалившейся на него... Затем, словно получив беззвучный сигнал, стряхивает вялость, опять наполняется бодростью и осторожно, не потревожив, не разбудив Анну, соскальзывает с кровати и босиком, в одних трусах на голом теле, шлепает на кухню... Поначалу ему кажется, что на кухне всё в порядке, ничего необычного нет... Затем он видит над плитой полупрозрачный дымный столб... И понимает, что от столба исходят какие-то мысли, какие-то сообщения, которые предназначены только ему, только ему одному... И начинает осознанно вслушиваться... И вот что слышит: «Они уже были!.. Мы уже были на Земле!.. И творили то, что считали Злом!.. Но открылось, что дьявол во Времени неустойчив!.. Само Время его истощает!.. Высасывает всё из него!.. И дьявол неизбежно распадается... И исчезает!.. Но, поскольку сроки известны, и он предупрежден, - он получает преемника и должен ему передать свою силу и власть!..Периодически нужен новый...» - А мне-то что? - пробормотал Степан, послушав информацию... И новые мысли так же беззвучно пришли... Новая информация... - «Мы поспешили... Надо ждать!.. Подождать надо!.. Не торопясь!.. Всё по порядку!..» - Да ну вас!.. - прервал Степан поток инфы, зевнув громко и с наслаждением... И, почесав под мышками слева и справа, отправился обратно в комнату, - досыпать...

 

15.

 

После этого Степан стал пользоваться повышенным вниманием... Каждый день в квартире возникал уже знакомый ему полупрозрачный дымный столб... Он был то неподвижен, - словно прирос к подоконнику или комнатной двери... А то сопровождал Степана, держась за его спиной или сбоку от него... Может быть, он опять хотел что-то сообщить... Что-нибудь столь же невразумительное, как в прошлую ночь... Степан день — другой был настороже и пробовал прислушиваться... потом плюнул и перестал обращать внимание... Самое интересное: Анна ничего не видела... Никаких необычных артефактов... Степан пробовал ее осторожно расспрашивать... Пробовал говорить напрямую - «в лоб»... Анна смеялась, пока думала, что он шутит... Не верила... Боялась за него... Даже попыталась его записать к психоневрологу... Но он не пошел на прием и даже по этому поводу немного с женой поругался... Со своими собутыльниками он не прекращал встречаться... Вот они-то, единственные, верили ему безоговорочно... Андрюха советовал: «А ты напиши книгу про это!.. Авось, тогда эта зараза от тебя отстанет!..» Витька предлагал учить наизусть его гениальный перевод «Слова»...

Мишка смотрел мрачно и настаивал на том, что надо ежечасно молиться... Авось, Господь простит!.. За какие грехи должен простить Господь, Мишка не уточнял... Степан, чтобы не отставать от «своих», даже изменил на время своему любимому кагору и вместе со всеми хлестал водку... И пока был пьян, ему было хорошо, и никаких проблем не существовало...

 

16.

 

Закончилось всё неожиданно... Вдруг их кухни раздался пронзительный визг его жены Аннушки... И Степан мощным спринтерским рывком бросился к ней на помощь... Едва он появился, Аннушка затихла... Но перед этим она со всего размаха захлопнула дверцу холодильника. Бедный холодильник от такого обращения затрясся, как в лихорадке... И что-то коротко звякнуло внутри... Анна повернула к мужу лицо, и было оно бледным и перекошенным... - Там!.. Та-там!.. Та-та-там!.. - выкрикнула, заикаясь... - Что?.. Что там?.. Что случилось?.. - рявкнул Степан. - Там!.. Там крыса!.. - Анна выдохнула панические слова, и, похоже, задохнулась. То есть, не могла вдохнуть ни глоточка воздуха... Разевала рот и беспорядочно махала ладонью возле него, разинутого... Степан, подскочив к супруге, безжалостно шлепнул ее по спине растопыренной правой ладонью... И еще раз!.. И еще!.. Его «терапия» оказалась действенной... Анна булькнула горлом и... задышала. - Ну что ты!.. Ну что! - Степан успокаивающе гладил свою «половину» по плечам.-Откуда там может быть крыса?.. Тебе показалось!.. - Она там... Она там!.. Там она!..- жалобно и совсем по-детски проскулила Анна. Степан шагнул к холодильнику... Рванул дверцу... - Не смей! - вскрикнула Анна. Степан, не слушая, вгляделся в морозное нутро. И сразу увидел искомое... На верхней полке возлежала маленькая темно-синяя полусфера... По размерам она весьма подходила для вредного зверя, - то есть, для крысы... - Кыш! - выкрикнул Степан. - Пошла вон!.. Брысь отсюда!.. И взмахнул рукой, собираясь вымести «крысу» на пол... Быстрые шаги жены прошлепали, - Аннушка выбежала из кухни. Степан, не останавливая замах, ударил по «зверьку»... И едва удержался, чтобы не взвыть от боли... Впечатление было, что он припечатал ладонью что-то каменно-многотонное и гораздо более холодное, чем микроклимат холодильника. - Очередной дьявол живет шестьсот шестнадцать лет! - сообщила полусфера. - Я таким и был, - то есть, «очередным»!.. - Почему жена тебя увидела? - возмутился Степан. - Как ты посмел ей показаться!.. Полусфера зажужжала, - словно внутри нее завелся сервомоторчик... - Больше не увидит! - пообещала категорично. - Мой недосмотр!.. Ибо разрушаюсь!.. И тут же верхняя полка очистилась... Будто никакой посторонний артефакт не появлялся на ней... - Теперь уже буду с тобой всегда! - услышал Степан «радостную» новость...

- Иди лучше к Андрюхе! - Постарался Степан отбояриться. - Или к Витьке!.. Или к Мишке!.. - Думаешь, с ними полезней? - Ну, конечно! - уверенно соврал Степан.... Молчание после этого было долгим и непрерывным... Степан понял, что его услышали, и облегченно вздохнул...

 

17.

 

Андрюха стоял в окопе и держал в руках «калаш»... И ничего не мог понять... Солнце жарило вовсю, - а ведь сейчас конец октября, предзимье... Почему никого больше нет?.. Он зорко огляделся... Ни слева, ни справа, ни сзади — никого!.. Что происходит?.. Куда все подевались?.. Впереди пышно цветущая плоская луговина... Она тянется метров на двести... Там, за ней, - сплошная стена «зеленки»... Взглядом в нее не проникнуть, не воткнуться, - сколько ни пялься!.. Глаза так устали от напряжения, будто он не смотрел ими, а производил своими «гляделками» тяжелую физическую работу... Андрюха присел на корточки... Заснуть бы, что ли! А проснуться бы в том добром, старом, понятном, что было прежде!.. Но заснуть не удалось... Вдруг послышался сорочий стрекот автоматных очередей... И посвист пуль над окопчиком и по сторонам от него... Андрюха осторожно приподнялся... Осторожно выглянул... И увидел нечто удивительное... Из «зеленки» вынырнула густая цепь автоматчиков и быстро двигалась вперед, щедро поливая пулями землю перед собой... Все они были в черных сапогах — хакингах, камуфляжных штанах и куртках... Андрюха ахнул от удивления, потому что увидел: все автоматчики были... детьми. Да, цепь вооруженных детей, вооруженных мальчишек надвигалась на него... У них у всех одинаковые азартные лица, разгоряченные боевой злостью... Патронов не жалеют, - значит, вооружены обильно... Андрюха спешно обревизовал свой боезапас... Полный рожок и два полных подсумка... Можно неплохо повоевать!.. Андрюха прижал приклад к плечу и прицелился... И увидел в прорези прицела совсем уж детское, неприлично детское лицо... Губёшки припухлые, - словно сосунок едва оторвался от мамкиной титьки... Старается разозлиться, а всё равно видно, как отчаянно трусит... Задержать дыхание... Плавно нажать на спусковой крючок... И всё!.. Пацану кранты!.. Андрюха приподнял ствол автомата... И нажал... И очередь прошла над головой молокососа... Андрюха выстрелил и сразу пожалел об этом... Он хотел попугать мальца... Пусть бы тот в штаны наложил от страха и не лез «поперек батьки»... Но вышло так, что своим выстрелом он обнаружил себя... И «солдатики» этим воспользовались... Рассеянный огонь автоматов сконцентрировался на Андрюхином окопе... Стал прицельным... Андрюха горько выматерился от досады... Нет, не состоится здесь никакого боя... Он бы мог перещелкать нападающих, как цыплят, - каковыми они и являются, собственно говоря... Но он не будет стрелять в этих губошлепов... Он не может... Не может в них стрелять!.. Не может, и точка!.. И никаких соплей!.. Андрюха приподнял ствол еще повыше... И стал веером пулять над головами атакующих... И ощутил почти сразу, как встречные выстрелы достигают цели, и встречные пули впиваются в него...

 

18.

 

Поначалу Витька не понял, почему он проснулся... Наручный хронометр, который он никогда не снимал, показал два часа ночи... Потом слегка скрипнул паркет, и стало понятно, что проснулся он от этого звука... Витька слегка приоткрыл глаза. В комнате был человек... Мужчина... Свет от уличного фонаря проникал сквозь хлопчатобумажные шторы и позволял видеть, что происходит... Мужчина, не отрывая ноги от пола, скользнул к серванту и открыл его... Затем что-то оттуда достал и слегка повернул голову, рассматривая добычу... Этот поворот головы позволил Витьке понять две вещи. Во-первых, ночным гостем оказался Андрюха, - какого черта!.. А во-вторых, он взял из серванта диск с записью гениального Витькиного перевода... Всё увидев и всё поняв, Витька разъярился не на шутку. Рывком откинув одеяло, он вскочил на ноги, резко толкнув при этом спящую жену... - Ты что? Озверел? - заверещала жена, не успев еще толком проснуться. - Молчи! - рявкнул Витька и бросился на вора. Тот, поняв, что обнаружен, сунул диск в карман куртки и рванулся к окну... - Не уйдешь! - выкрикнул Витька азартно и прыгнул следом. Легкая штора отпрянула в сторону. Андрюха и Витька вылетели сквозь разбитое окно, поливаемые дождем стеклянных брызг... Падение со второго этажа оказалось безболезненным. Андрюха, одетый по уличному, от ночного холода не страдал. Витька же — в легкой пижаме и войлочных тапочках — вполне мог простудиться... Но азарт погони, видимо, был так силен, что делал Витьку практически неуязвимым... Они мчались по ночному городу, который был мертвым. Ни единого огонька не было в неизлечимо слепых глазах - пустых городских окнах. И, конечно, ни единого прохожего, которого можно было бы позвать на помощь... Только преувеличенно громкие шлепки бегущих ног по влажному асфальту...

 

19.

 

Горька была Мишкина обида... Почему именно он?.. Почему во цвете лет надо подыхать от мерзкой болезни, которая так глупо называется — рак?.. Он пил водку, чтобы забыться... Не просто пил, а вот именно хлестал, наплевав на всякие запреты, позабыв про всякие тормоза... И думал, думал... Лихорадочно метался умом в надежде найти хоть какую-то, хоть самую крохотную лазейку... Рак  -пограничная  черта,  пересекая  которую  человек  уходит  из  своей  реальности  и  попадает  в  мир  альтернативный  -  неожиданный,  странный  и страшный...

Рак  -  стена,  отгораживающая  человека  от  прошлого…  Все  его  воспоминания  - это  отныне  взгляд  из-за  стены…  И  чем  дольше  ты  за  стеной,  тем  труднее  явственно  увидеть,  что  там  за  ней…  Тем  ближе  становится  сама  стена:   цвет  ее  штукатурки,  трещинки  и  выбоинки  на  ней... Рак  поселяется  в теле  тихо,  исподтишка…  Этакий  подлый  “гость”,  который  старается  захватить  власть  в  хозяйском  теле,  стать  “хозяином  хозяина”…   Этакий  жуткий  и  жадный  кукушонок,  который  всех выпихивает,  выживает  из  гнезда,  в  коем  оказался,  оставляя  “гнездо”  только  для  себя…  И  еще  одно  сравнение:  рак  -  это  “чужой”  из  известного  фантастического  фильма,  пришедший  неведомо  откуда  и  беснующийся  неведомо  зачем... Почему  возникает  рак?..  Говорят,  из-за  какой-то  обезумевшей  клетки.  Хотя,  может  быть,  причина  не  в  самой  клетке,  а  в  тех  вирусах,  что  в  ней  находятся…  “Сумасшествие”  вируса,  - какова  бредятина?..  Или,  может,  не  вируса,  а  какого-то  гена,  поскольку  существует  представление,  что  главный  “разумник”  в  этом  мире  -  не  “хомо  сапиенс”,  а  вот  именно  единичный  ген,  или  все  гены  в  совокупности…  Когда  они  получают  полную  информацию  из  конкретного  тела,  в  коем  обитают, и  больше  ничего  из  него  невозможно  взять,  они  это  тело  разрушают,  чтобы  выйти  “на  волю”  и  внедриться  в  новые  “обиталища”…                                                                            Онколог   особый  врач…  Мишка  с  удивлением  обнаружил  странную  аналогию:   онколога  можно  сравнить, представьте  себе,  с  бабой  Ягой…  Древние  славяне, до  того,  как  христианство  начало  борьбу  с  язычеством,  верили,  что  баба  Яга  -добрая  ведьма - (мать-ведунья),  стерегущая  границу  между  миром  мертвых  и  миром  живых… Не  пускающая  мертвых  в  мир  живых…  Онколог  же,  если  продолжить  аналогию, -это  боец,  старающийся  не  пропустить  никого  из  мира  живых  в  мир  мертвых…                                                                                                                                                         

От отчаянья, от страха Мишка дошел до того, что даже специальные медицинские книги стал читать, надеясь найти в них если не спасенье, то хоть какую-то надежду, хоть какую-то поддержку... Вывод из прочитанных книг был один — пытайся победить врага своей волей... Надвигайся, наступай на него!.. И тогда на каждый твой шаг вперед рак будет отступать на шаг назад... Но растерянная испуганная Мишкина воля была слаба... Мишка не знал, как ее напрягать в нужную сторону, как «наступать» с ее помощью... Осознав свою слабость, Мишка отказался от борьбы и стал ожидать конца, стараясь не думать о своем поражении...

А что, если ускорить?.. А что если самому прекратить?.. Заползали такие мыслишки... Ох, заползали!.. Но Мишка топтал их безжалостно, - как будто мелких мерзких тварей под ногами... И заливал их водкой... Безжалостно их в водке топил...

 

20.

 

Степану приснился Евсей... С какого такого перепугу, спрашивается?.. Неприятно почему-то от этого... И рот кривится, и губы морщатся... Поскольку первый сон неглубокий, его можно не только смотреть, но и одновременно успевать подумать о чем-то... Почему Евсей антипатичен?.. Почему только сейчас это стало понятно?.. - Ты зачем ко мне? - спросил Степан там, во сне. Но и в яви, похоже, то же самое пробормотал. Евсей усмехнулся этак недобро: - Никуда теперь ты от меня не денешься!.. - Это еще почему? - задиристо спросил Степан. - Потому что тебя выбрали!.. - Кто?.. Почему?.. С какой стати?.. - Когда-нибудь всё узнаешь!.. Но не сегодня!.. После этого Степан перестал воспринимать реальность... Сон же его поначалу был страшным... Степан куда-то стремительно падал... И падение всё убыстрялось... Голова кружилась... Тошнота подступала... Разве может человека тошнить во сне?.. Степан не заметил, как это произошло, но вдруг выяснилось, что он не падает, а взлетает, возносится. Направление движения изменилось, но самочувствие осталось прежним.. Так же кружилась голова, и тошнота изматывала... Его движение вверх прочерчивало в окружающем жемчужно-белом тумане резкие темные линии... Или, быть может, это были трещины... Движение не изменилось, но вдруг туман сменился отвесной гранитной стеной, слегка наклонной... И в воздухе, вместо тумана, появился, соткался знакомый и не симпатичный образ Евсея... Он тоже мчался вверх и улыбался самой обаятельной улыбкой, какая только могла быть... - Довожу до твоего сведения, - вкрадчиво сказал Евсей, - что ты должен меня сменить!.. Я уйду, а ты — будешь!.. - С какой стати ты ко мне прицепился?.. Я добрый!.. Я никому не делал зла!.. - Ни зла, ни добра теперь нет в чистом виде, Степан!.. Ты что, никого никогда не обманывал?.. Ты не отворачивался от плачущих, страдающих, больных?.. А как ты ходишь по улицам, расталкивая всех, кто тебе не уступит дорогу!.. А как ты деньги от жены утаивал не раз и не два!.. Ну что, - продолжать?.. - Что с того?.. Сам сказал: нынче ни добра, ни зла в чистом виде нет! - Вот поэтому тебя и выбрали! И мне подсказали тебя найти! Соглашайся и будешь, как сыр в масле! - Больно надо!.. Ты не бог, а я — не ворона! Съешь сам свой кусочек сыра!.. - Не торопись и подумай!.. Ты будешь богат и знаменит!.. Все писатели будут завидовать! - А что я такого напишу, чтобы всех переплюнуть?.. - Ничего и не надо!.. Ты просто будешь у всех на устах!.. Тебя будут признавать повелителем, отцом, боссом или кем там еще!.. Ты будешь раздавать автографы и купаться в лучах славы! - Не заслуженной! - А зачем мучиться и заслуживать!.. Тебе просто всё будет дано!.. Без сомнений и напрягов!.. - А если откажусь? - На такую глупость ты не способен!.. Ты сын своего времени!.. Тебе многое нужно!.. И ты сможешь брать, брать и брать! - А взамен творить мерзости и пакости? – Эти слова ничего не значат!.. Можешь вообще ничего не творить!.. - Зачем тогда я вообще нужен?.. - Нужен просто мой сменщик!.. Если он будет, - будет и мировой порядок! Пойми! - Да пошел ты, Евсейка, ко всем чертям! - Это я с радостью и превеликим удовольствием! Прощевай покуда!.. Дальше движение вдоль гранитной стены продолжалось в одиночестве и даже казалось без Евсея скучным... А когда показалась гранитная вершина, Степан увидел на ней... Да, снова увидел осточертевшую фигуру Евсея...

 

21.

 

Евсей смотрел жестко... Не улыбался... Не уговаривал... Не заискивал... Не настаивал ни на чем... Выглядел он экзотично... Лицо оставалось обычным, неизменным... Одет был в просторную «металлическую» одежду, которую Степану хотелось назвать «хитоном»... Через несколько секунд «хитон» побледнел, а на его месте появилось нечто красное блестящее, мысленно обозначенное Степаном, как «мантия»... После этого «парад нарядов» продолжался с заданной периодичностью, и ни разу не произошло ни одного повторения... - Зачем этот гардероб? - насмешливо спросил Степан... - Ты не понимаешь!.. - Евсей, похоже, был разочарован тупостью Степана. - Каждая одежда — знак новой власти и новых возможностей... - Много же у тебя и того, и другого! - Восхитись и перейми!.. Отдаю задаром!.. Ибо мне так велено!.. - А на голове?.. Тоже власть и возможности?.. На голове Евсея — с такой же скоростью, как одежды, - сменялись головные уборы... Все они были похожи на короны — королевские, царские, герцогские, графские и еще бог знает какие... Основой для всех служил округлый обруч, на котором накручены были всякие прибамбасы: зубцы большие и малые, перекрещенные наконечники копий и стрел, всякие фигурки, значение коих Степану было непонятно... - Эти возможности и эта власть для тебя!.. Если откажешься, - сопьешься в хлам!.. И никогда ни одной строчки!.. Будешь бесплодная смоковница!.. - Ты же сам сказал: писать необязательно!.. Всё будет дано без труда!.. - Писателю — и не писать?.. Разве так можно?.. Хочешь передам тебе любую одежду! И на голову — тоже!..Попробуешь повелевать!.. - А что!.. И попробую!.. Едва сказал это Степан, и тут же мир вокруг него вздрогнул и переменился... Степан увидел большой светлый зал, стены которого были отделаны золотыми пластинами... На Степане был халат из золотой парчи. И сидел Степан на неудобном, опять же золотом, стуле с чересчур высокой спинкой... В двух шагах от Степана стоял старик с длинной белой бородой. Он держал в руках несколько листов бумаги. - Что это? - спросил Степан, указывая на листы. - Списки тех, кто будет казнен! - с поклоном ответил старик. - Нужно их утвердить!.. - Не хочу! - сказал Степан. - Не хочу и не буду!.. - Что?.. - озадачился старик. - Не понимаю!.. - Да пошли вы все! - выругался Степан... И снова оказался на вершине горы. Евсей смотрел на него с прищуром... И непонятно было, что в этом прищуре: надежда, сожаление, ожидание... - Я в прошлом был! - сообщил Степан с вызовом. - Зачем это мне?.. - Все времена тебе подвластны!.. - сказал Евсей. - Отстань ты от меня!.. Отстань!.. Пропади ты пропадом!.. Эти крики словно смели и гору, и Евсея и мир вокруг... Всё исчезло, и ничего не стало... Только Степан продолжал спать...

Ему ничего не снилось...

Ему ничего не хотелось...

Ему было хорошо...

Хоть бы и совсем не просыпаться!..

 

22.

 

Бойцы с бэтээра посыпались, как горох... И сразу залегли, - слились с придорожной травой... Крупнокалиберный пулемет молотил по ушам, как дубиной... Пули безжалостно дырявили воздух. И дыры, что ими проделаны, не закрывались, - оставались обнаженно зияющими... Андрюхе смешно стало, хотя ситуёвина к смеху не располагала... Он представил себе воздух, как вертикальную белую простыню, вывешенную на просушку... Простыня настолько прохудилась, пробитая пулями, настолько похожей стала на неопрятные кружева, что вот-вот потеряет последние признаки цельности, распадется на тряпичные клочки и обрушится на бедовую Андрюхину головушку... И что тогда произойдет?.. Начнется буря?.. Хотя какая там буря сравнится с этим жутким пулеметным рёвом!.. Автоматы из «зеленки» в их сторону тараторят не дружно.. Словно бы даже как-то сонно... Не выспались, что ли, «чичи» в нынешнюю ночь?.. Почему, кстати, они не пытаются подбить бэтээр?.. По всем правилам их партизанской войны они прежде всего должны попытаться вывести из строя самую крупную огневую точку федералов!.. Ну вот, накаркал!.. Говорится же, не буди лихо, пока оно тихо!.. Из густолиственного кустарника, осыпанного мелкими красными ягодами, ударил ПЗРК!.. Видно было, как ракета вычерчивает над землей свой прямой стремительный след... Выстрел точный!.. Научились, гады, воевать!.. Бэтээр подпрыгнул и взревел, словно раненый зверь... Из-под башни просочился черно-желтый дым, который быстро густел... И языки пламени показались.. Тут же из нижнего люка юрко выскользнули фигуры в камуфляже и боевом прикиде... Одна... Другая... А где же третья?.. Должна быть третья!.. Убили, что ли?.. Андрюху шарахнуло чувство острейшей тревоги... Он знал, что третьего человека нужно вытащить... Нужно!.. Во что бы то ни стало!.. Будто кто-то дерзко и нахально толкал Андрюху в спину: не спи!.. Торопись!.. Он наугад выпустил в сторону «зеленки» длинную очередь, метнулся к подбитой машине, положил свой автомат возле ее левого переднего колеса и вполз под ее брюхо... Едкого дыма было много. Он застил глаза и заставлял надрывно кашлять... На месте механика-водителя сидел скорченный человек... Похоже, убитый... Его, наверно, потому и не стали вытаскивать: решили, что погиб... Андрюха присунулся поближе... И вдруг — узнал!.. Узнал — и ахнул!..

Внутри бэтээра был... Степан! Как он здесь оказался?.. Какая нелегкая сюда затащила?.. Андрюха затряс приятеля за плечи... Степан слабо застонал... Живой!.. Откуда что взялось?.. Где в Андрюхе спрятана была такая сила?.. Ему показалось, что выметнул Степана из подбитой машины в единый миг... На траву его положил и рухнул рядом, не в силах отдышаться... Неподалеку метались суетливые звуки боя... Андрюха вспомнил про свой автомат и подобрал его с земли... И вышло, что подобрал вовремя... Между кустами аронии вдруг просунулась чужая морда и злобно оскалилась... Андрюха выстрелил прямо в этот оскал, и морда исчезла, схлопотав пулю... Андрюха глянул на Степана. У того были открыты глаза, и взгляд был внимательный, напряженный... Будто Степан только что понял, осознал что-то важное для себя... - Ничего! - ободрил Андрюха. - Вылечим тебя! Будем живы, - не помрем!

- Спа-си-бо! - выговорил Степан непослушными губами. - Я... твой... должник!.. - Сочтемся! - хмыкнул Андрюха. - Кто, кому и сколько должен!.. Он снова схватил автомат и приготовился стрелять, потому что кусты аронии очень подозрительно зашевелились...

 

23.

 

Нетерпение, овладевшее Витькой, было болезненным и нестерпимым... Почему у других всё получается, а у него — никогда?.. Пять лет он бился над переводом «Слова о полку Игореве»... Поначалу это было для него как игра... Захотелось чтобы не как у других... А играться-то, как оказалось, - занятие серьезное, трудное и опасное... И сам не заметил, как попал в плен к этой легкомысленной, казалось бы, задумке... Игрушка, шутка вдруг оказалась интереснейшим «делом»... Или даже замечательным «свершением»... В дни самые трудные, когда всё невпротык, всё — лбом в стену, и ничего, кроме шишек, - в такие дни Виктор был воистину счастлив... В такие неудачные дни внутри обнаруживалась непонятная странная легкость, и там, внутри, взмывала такая высокая волна эмоционального подъема, которая превращалась в крылья, на которых Витька воспарял... В такие дни он вдруг, неожиданно для себя, начинал громко и беззастенчиво хохотать и кричать во всю глотку: «Хрен вам, а не рожденный ползать!..» Эти крики его самоутверждали, придавали ему чувство своего достоинства, своей значимости и укрепляли его изнутри... Но, как пишет поэт, «всё проходит, как сон...» И когда он написал последнее предложение своего «перевода» и поставил последнюю точку, то, что внутри кипело, стало заметно остывать и даже покрываться льдистой корочкой успокоенности... Вектор его интереса, оставив позади создание, сотворение шедевра, переместился и нацелился в сторону скорейшей публикации и получения всевозможных дивидендов, - денежных, прежде всего... Что же касается реальности, то она, эта дурацкая реальность, напрочь его разочаровала... Он потратился на издание и выпустил за свой счет шедевральный «перевод», в виде отдельной книжечки, в количестве ста экземпляров... Много редакций, много издательств пришлось посетить... Но везде его ждала одна и та же скептическая реакция: «У вас ведь нет никакого исторического образования! Как вы могли браться за такую тему, будучи некомпетентным человеком!..» Конечно, ему обещали «прочитать» и «познакомиться»... Но Витька был твердо уверен, что не «знакомились» и не «читали»... Так, - быстро и незаметно — растеклись его желанные, его родимые сто экземпляров... Растеклись и впитались, как водяные струйки в сухой песок... Ничего у Витьки не осталось, кроме чернового и чистового экземпляров «Перевода», переписанных для себя от руки... Внешне Витька, вроде бы, смирился с неудачей... Но в тайных глубинах он знал, что «ЖДЕТ»... Ждет неожиданной оказии и слепого случая... И когда появились в его жизни Степан, а затем и Андрей, - Витька воспрянул... Уж с этими-то двумя, сопричастными книжному делу, он схватит удачу за хвост. Он своего добьется... И прославится, и обогатится... А уж появление Евсея совсем щедро подлило масла в огонь его ожиданий... Евсей ему сказал коротко и ясно: «Слушайся меня, и дано тебе будет по мере твоего послушания!»

И Витька обещал, что не подведет...

 

24.

 

Мишка зашел в туалет, справил малую нужду, застегнул ширинку и приблизился к зеркалу... Зеркало было овальным, и Мишкино лицо в нем казалось шире, чем на самом деле... Плохое было лицо: изможденное, с желтоватыми мешками в подглазьях, с покраснелыми, как от бессонницы, глазами... Страх стоял в тех «зеркалах души», как застойная гнилая вода... Руки и ноги утоньшились и стали похожи на спичинки... Арбузово круглый животик бесповоротно канул в прошлое и стал катастрофично и дистрофично втянутым... Были у Мишки излишки, а теперь ничего нет у Мишки...

От зеркала отрываться не хотелось... А вдруг, если долго таращиться, - что-нибудь возьмет да изменится к лучшему!.. И морда лица порозовеет, и силы прихлынут из зазеркалья!.. Пускай только «там» что-нибудь обнаружится и обнадежит, а уж тогда он — не будь дурак! - вытащит из-под серебряной амальгамы всё, что на ней и за ней найдется, и употребит себе во благо...

Но, сколько ни смотри, - никаких перемен во внешнем облике!.. Не желает зеркало ему подыгрывать, потворствовать, идти навстречу!.. Мишка скорчил несколько «рож» непокорному стеклу, прижался к нему лбом и вдруг... заплакал. Слезы его были мутными и тяжелыми...

- Проклятая жизнь! - пробормотал он. - Трижды проклятая!..

Тут стукнула дверь, и в туалете появился Евсей.

Мишка поспешно повернулся к нему спиной и вытер глаза ладонью... - Чего тебе? - буркнул неприветливо... - Хочешь, излечу тебя ненадолго? - Евсей осклабился и подмигнул Мишке. - Хочу! - поспешно вырвалось у Мишки... (Да и кто бы отказался на его месте!..) Евсей молча пошевелил губами, будто молился... Затем мягко приказал: «Обернись!..» Мишка рывком — так, что шея захрустела, - метнул взгляд к зеркалу. И задохнулся: “Ох ты!» Вполне себе молодой и вполне себе здоровый, - вот каким себя увидел... - Почему ненадолго? - спросил умоляюще. - А насовсем нельзя?.. - При одном условии! - сказал Евсей. - Согласен! - заторопился Мишка. - Уговори Степана стать моим сменщиком и меня отпустить!.. - с хитрым прищуром сказал Евсей. - Уговорю! - пообещал Мишка. - И навсегда останься его помощником!.. - Да останусь я! Останусь! - закричал Мишка. - А ты колдуй поскорей, пожалуйста!.. Евсей захохотал — громко, раскатисто и от души. Мишкин смех сплелся с Евсеевым... Получился дуэт... любо — дорого послушать!..

 

25.

 

Когда Степан проснулся и вышел на кухню в «утреннем» виде — в трусах и майке, - он увидел, что там уже находится Евсей. Сидит на кухонном столе, свесив ноги, и задумчиво грызет свои ногти... Вид у него - «бомжацкий» - кургузый серый пиджачок с дырками на локтях и такие же брючки, оттопыренные на коленях...

- Привет! - поздоровался Евсей.

-Слезь! - неприветливо буркнул Степан.

-Сей же миг! - Евсей соскочил со стола и заботливо поелозил рукавом пиджачка по тому месту, на коем только что сидел... -Шел бы ты отсюда! - пожелал Степан. - А поговорить не хочешь?.. -Почему ты призван быть за мной? - А ну-ка, скажи!.. Ведь я не изверг! И не злодей!.. – Но ты и не добрый!.. Всё детство — в коммуналке! В любой сваре — участвовал! Защищал свою маму! Кидался в ее врагинь всем, что попало под руку!.. Верку-врагиню так напугал, что та ошпарилась кипятком!.. - Так ей и надо! - Ну вот видишь!.. Зло в тебе — с той поры!.. - Из-за квартирных ссор? - И не только!.. Ты много дрался!.. На костяшках пальцев — шрамы!.. Болели очень!.. К тому же, ты воровал в детстве сласти у других!.. Почему у них есть, а у меня — нет!.. - Похотником был!.. Дружка школьного научил рукоблудию! - Да разве это грех!.. Возрастная особенность!.. У всех подростков!.. - Матери врал капитально!.. Все каникулы бродяжничал! Ездил по стране на поездах! Откуда деньги брал? - В школьном гардеробе по карманам шарил! В те годы ездилось недорого!.. Попрошайничал в дороге! - Агрессию в себе хранил!.. На улице всех плечами — в стороны!.. Вид свирепый, - парень здоровый!.. Боялись тебя!.. - С бандитом я познакомился там же — на улице!.. Хотел в банду!.. Но знакомец - омерзителен!.. Поэтому - расхотелось!.. А в литературных делах — разве не подличал?.. Разве не пытался подлизаться?.. Разве не злоязычил про других?.. Хочешь убедить, что гожусь тебе в преемники?.. Да, наверное, гожусь!

 

26.

 

Их было четверо: Степан, Андрюха, Витька и Мишка... Пятым был Евсей...

Они стояли на заснеженной равнине... Перед ними раскинулся уютный маленький поселок. Ласково светились окна в домах. Из печных труб неторопливо струились в небеса пухлые прямые дымы... Над поселком возвышалась гора, подпирающая небеса... - Жизнь — это видимость! - сказал Евсей. - Сейчас она есть! А через миг ее нет!.. Я вам это покажу!.. Смотрите!.. Он взмахнул правой рукой, - словно что-то ею придавил. И послышался гул... Поначалу отдаленный и не громкий...Но быстро нарастающий... Становящийся громоподобным... Вершина горы окуталась белым плотным облаком... И это облако ринулось вниз, - превратилось в лавину... Деревня под горой продолжала мирно поблескивать огоньками... А затем — удар, сотрясший землю... Взвихренный туман... Трепет уминающейся тысячетонной снежной массы... Скрип... Взвизг... И затихающий гул... И уродливая нашлепка на месте жилого места... - Вот так! - сказал Евсей. - Ну и что! - сказал Андрюха. - Лавина сошла! Подумаешь! - Ты не понял! - сказал Степан. - Это он сделал!.. Это Евсей!.. - А я как раз понял! - сказал Мишка. - И я! - сказал Витька. - Страх да и только!.. Силища!.. Евсей засмеялся... Смех был невеселым... - Все люди — садисты в душе! - сказал Евсей. - Мучения других — всем в удовольствие!.. Вы — такие же!.. - Я не такой! - сказал Степан. - Да полно тебе! - сказал Евсей. - Твои возражения — литературщина!.. Не более того!.. - Мы хотим быть, как ты! - сказал Мишка Евсею. - Научи нас быть такими! - сказал Витька. - Научу Степана! - сказал Евсей. - А уж он — поделится! - Я был бойцом! - заявил Андрюха. - Мне нужен автомат!.. И больше ничего!.. - И подствольный гранатомет! - грустно улыбнулся Евсей. - И атомная бомба в придачу! - Можешь их научить! - сказал Степан. - А меня — не надо!..

 

27.

 

Выпивали в непонятном молчании... У пластмассовых стаканчиков, предоставленных уличным продавцом, были мутные стенки... Но пойло было хорошим: первач с бархатистым привкусом коньяка... Смаковали «огненную воду», как бы ненароком поглядывая друг на друга и чего-то ожидая от себя самих... Необходимость разговора была очевидной, однако никто не решался начать... Первым заговорил Степан. - Чего жметесь-то?.. - спросил неприветливо. - Что за дела, вообще? - сказал Андрюха. - Этот... Евсей... зачем он воду мутит? - Банду... Да, банду... Хочет... Да, хочет из нас создать! - предположил Мишка. - И впрямь! - поддержал Витька. - Ты, Степан, будешь наш бригадир!.. А мы все — твоя бригада!.. - Да, может, он свихнулся! - Степан был хмур и говорил как бы неохотно, как бы сквозь зубы. - Какое там «свихнулся!» - возразил Андрюха. - Лавину снежную мы видели?.. Или не видели?.. - Может, это гипноз! - сказал Степан. - Всё невзаправду! - А, может, он и в самом деле... - Начал Витька... Но споткнулся и не договорил... - И в самом деле... И в самом деле — кто?.. - спросил Мишка. - Сказочник он — вот кто! - сказал Степан. - Лапши вам на уши навешал, а вы и рады! - Мистика, вообще-то, существует! - сказал Андрюха. - Я знал парня на войне, который точно знал, когда его убьют!.. День, час, минуту!.. И всё совпало!.. Как он говорил, - так и случилось!.. - Ты не отказывайся! - вдруг сказал Мишка просительно. - У меня одна надёжа: вдруг он сделает тебя таким же «мистическим»!.. Тогда ты меня вылечишь!.. - Держись за него, Степан! - сказал Андрюха. - Он для нас — большое приключение!.. Пугаться не стоит!.. Главное — ввязаться в драку!.. А там посмотрим!.. - А вдруг он — спонсор? - помечтал Витька. - И мой перевод «Слова» издаст!.. И массовым тиражом!.. - Ладно вам губень раскатывать! - осадил всех Степан. - Я принял его условия! - И что теперь будет? - спросил Андрюха. - Хрен его знает! - сказал Степан

 

28.

 

Степан теперь ходил по улицам сторожко... Неодолимый страх поселился в нем с того дня, когда он согласился с Евсеем... Какой-то подвох чудился во всей этой ситуёвине... Какая-то капитальная подлянка... Ну не может так быть, чтобы современный девол, или дэв, или див почему-то выбрал именно его, писаку-неудачника, себе на замену!.. Не может такого быть, и точка!.. Этот Евсей... Он же, если ему верить, - воплощение Зла... Всеобщего... Огромного... Космического Зла... Такое Зло в принципе невозможно!.. Потому что оно есть лишь там, где есть человеческий Разум... Только Разум способен «придумывать» Зло, осознавать его как данность, признавать его существование... То есть, легализовывать его... Вне Разума, во вселенских безднах, нет никакого Зла... А если всё так, то Степан стократно глуп, согласившись на доводы Евсея... Степаново согласие — та веревка, что привязала его к «искусителю»... И с каждым днем эта привязь все крепче... Все сильнее натягивается... И поскольку природа ее непонятна, то и порвать ее — никак!.. Хотя надо бы порвать обязательно!.. Должна же быть какая-то возможность отвязаться!.. Простейшая мысль пришла в голову и подарила слабую надежду... Если избегать Евсея, всячески уклоняться от любых встреч и разговоров, тогда, может быть, глупейшее согласие, подаренное Евсею, как бы иссякнет, как бы забудется... Развеется, как струйка дыма... Исходя из этого, Степан стал вообще не выходить из дома... А если приходилось выбегать, скажем, в магазин с голодухи, - то уж бегом, торопко, с постоянной оглядкой, с параноидным верчением головы туда — сюда и твердым намерением, если что, - просто убегать, не стыдясь и не комплексуя... Со всех ног удирать, сломя голову!.. И еще нюанс: если уж покидать родные стены, кои помогают и защищают, то делать это поздним вечером или ночью, когда шансов узнать Степана гораздо меньше, чем днем!.. Конечно, такая житуха сахаром не показалась... Да еще и приятели — собутыльники усиленно подливали свои «ложки дегтя», тупо ничего не понимая... А что им скажешь?.. Неужели правду: что перетрусил до дрожи в коленях, до мороза по коже, до ощущения постоянного враждебного подгляда за ним!.. Степан попробовал отлаяться... А когда не получилось, послал «своих» подальше и очень обрадовался, что они обиделись и отвернулись... Деньки катились и скакали, словно мячики для пинг-понга... Чем дальше шло, тем, вроде бы, меньше делались тревога и страх... Тем спокойнее был Степан... И вдруг... Он возвращался из ночного магазина, куда выскочил за хлебом, колбасой и макаронами... Открыл дверь в парадную и... Вот он, Евсей!.. Никуда не делся, гад такой!.. Стоит, заполнив собой дверной проем и улыбится... Настучать бы ему по фейсу, чтобы не лез и провалился в тартарары!.. Так ведь неизвестно, какие там у него еще сюрпризы в запасе!.. Какие козыри в рукаве!.. - Ну что, набегался, напрятался?.. Голос у Евсея вполне дружелюбный... - А можно я свое согласие назад возьму?.. Можно, откажусь?.. - Ну уж нет, голубчик!.. Евсей помрачнел, и глаза построжали. Сколько же ему лет при таких непреклонных и усталых глазах?.. - Давай-ка, собирайся! На прогулку!.. Не всё тебе одному шататься! - Не хочу! - попробовал Степан воспротивиться. - Дай руку! - сказал Евсей спокойно. Степан обреченно осознал, что противиться не может... И протянул свою правую руку...

 

29.

 

Они словно бы стояли в воздухе. Не парили, а вот именно стояли, и под ногами было нечто невидимое, но твердое... А потом вдруг — падение, быстрое, бесшумное, безболезненное... И вот они снова — нет, не стоят, а висят... А под ними — какой-то мегаполис... И бесчисленные густые людские потоки... Одежды у всех приятные... И даже — модные... Но лица серые, и на них неизгладимая усталость... И еще — часто — озлобленность... И вдруг — с неуследимой быстротой — мегаполис другой, еще больший... А потом — третий городище-гигант... И пошло — поехало... Город за городом... И везде одно и то же... Муравейник за муравейником... И после головокружительных и тошнотных промельков — голос Евсея: «Человек был хорош в Эдеме, - как единичный экземпляр... А умноженный до миллиардов особей — отвратителен... Показать тебе все пороки человека?..» - На хрена! — сказал Степан резко. Это я знаю лучше тебя!.. - Значит, поймем друг друга! - усмехнулся Евсей. - И ты должен был творить Зло?.. Зачем?.. Они друг дружке в сто раз больше нагадят!.. - Согласен!.. Ты, по сути, не нужен!.. И я был не нужен!.. Просто мы должны быть — «по штатному расписанию!» - Чего же ты не уничтожил всех?.. Победителем был бы!.. - Я и так!.. Вернее, - мы с тобой!.. Отныне все людишки — твои!.. Можешь их не трогать, - все равно никуда не денутся!.. Можешь придумывать игры с их участием!.. И помощников привлекать!.. - Если мыслить логично, значит, людям вредить — не надо! Зато надо вредить — кому?.. Может, самому Богу?.. - Этот вопрос ты решишь в рабочем порядке!.. Я тут промолчу!.. Пока, голубчик!.. Евсей исчез... А Степан оказался возле своей парадной... Ее дверь была открыта... Проход свободен...

 

30.

 

Андрюха сидел в пивнушке и скрипел зубами. Его боль, ставшая, вроде бы, привычной, благодаря спасительнице-водке, сегодня вдруг «расхулиганилась», - пошла в беспредел... Словно кто-то выплескивал внутрь черепа крутой кипяток — поначалу, вроде бы, столовыми ложками, а теперь вот — целыми кружками... Три бутылки «пенного» он уже вылакал - и не помогло нисколько. А на водку денег не было... И приятели-собутыльники куда-то запропастились... Хотя, кажется, уж не им бы обходить эту пивнушку стороной... Андрей аж зарычал, не в силах сдерживаться... Ух, с каким бы удовольствием он кому-нибудь настучал бы сейчас по «фейсу»!..Но все посетители, которых, кстати, совсем немного, выглядят настолько жалкими пропойцами, что марать о них кулаки, - себя унижать!.. Остается скрипеть зубами и рычать сквозь стиснутые зубы... Что Андрюха и делал, распугивая занюханных соседей... Безнадежно оглядев пивнушку последний раз, Андрюха шагнул к выходу... И вдруг едва не налетел на нового, только что вошедшего посетителя...Тот был какой-то странный... «Не здешний»... Не уместный здесь... Начать с того, что белоснежный костюм-»двойка» вкупе с такой же белой рубашкой, увенчанной желтым галстуком-бабочкой, и лакированными желтыми штиблетами, создавал комическое впечатление... Хотелось издеваться над глупым чистюлей, случайно забредшим в злачное место... У Андрюхи зачесались кулаки. Он зарычал радостней, чем прежде. Наклевывалась «махаловка»... Но посетитель — молодой человек лет тридцати с чем-то — поглядел на него синими, как васильки, глазами и безмятежно улыбнулся... И тут же боевой задор схлынул с Андрюхи бесследно, что, конечно, Андрюху очень удивило... - Здорово, фраерок! Ты кто такой? - спросил он резко. - А ты? - с любопытством переспросил посетитель. Андрюха собрался ответить грубостью, но посетитель вдруг протянул обе руки ладонями вперед, словно бы предостерегая... И — предел беспредела — шагнул и положил свою десницу Андрюхе на темечко... Андрюха опешил и хотел рывком сбросить чужую руку с себя... Но замер, ибо почувствовал нечто небывалое. Почувствовал, что его боль и с ч е з л а!.. Недоверчиво повертел головой... Проверился «клюющими» движениями... Боли, действительно, не было... Не было!.. Боли!.. Совсем!.. - Это ты, что ли? - невразумительно спросил Андрюха. - Это я! - добродушно согласился посетитель. Тут что-то переменилось... Все взгляды притянула скрипнувшая входная дверь... В забегаловке появился маленький белоголовый старичок... Щеголь — посетитель, увидев старичка, словно бы съежился, уменьшился в размерах... Старичок, вроде бы, и не заметил никого... Повернулся и вышел из пивного зала... А щегольской посетитель, опустив голову, словно в чем-то виноват, вышел за ним... Андрюха глядел на этих странных гостей, раскрыв рот и выпучив глаза... Когда дверь за ними закрылась, - не сразу, но спустя какие-то секунды, Андрюха опомнился и рванулся следом... На улице было холодно... Но Андрюха, разогретый выпитым пивом, холода не замечал... Щеголь посетитель стоял перед старичком с виноватым видом и выслушивал какие-то, видимо, не совсем приятные слова. Может быть, наставления... Может быть, нотации... Андрюха подбежал и выговорил одышливо... - Извините!.. Старичок поглядел приветливо. И ласково сказал: - Он знает, где тебя найти!.. И найдет!.. Не сомневайся!..

 

32.

 

Евсей вызвал Степана из дому... - Выходи — не пожалеешь! А не послушаешься, - пожалуюсь твоей жене! Угроза была смешная, но что-то подсказало Степану, что надо послушаться... Он набросил на себя уличную куртку и натянул теплые джинсы... Вышагнул на улицу...

 

Они шли... Они шли долго... По лесам и полям... По горам и долам... По песку пустынь... По болотным хлябям... И по снегу... По бесконечному труднопроходимому снегу, который, что ни шаг, делался всё труднее и труднее проходимым... В какой-то момент Степан заметил, что они двигаются под уклон... Упрямо и упорно туда, вперед, к горизонту... Будь у них лыжи, и сумей они на лыжи встать, они бы неизбежно покатились под уклон, не двигая ни руками, ни ногами... И, может, до самого окоема не остановились бы... И посмотрели бы, что там... Снег, мягкий поначалу, на уклоне перестал проминаться под их тяжестью... Они скользили, как тени, подгоняемые ветром... Затем снова началось... Оседание... Опускание... Погружение... Но при этом — ни тревоги, ни страха... Похоже, снег стал не материален... Он обступил их щиколотки... Затем голени... Затем бедра... Дошел им до пояса... И нисколько не задерживал их... Не цеплялся... Не пытался остановить... Это было необычно и непонятно... Степану хотелось описать происходящее словами, но он остро и досадливо чувствовал бедность тех слов, что ему подвластны... Когда снег дошел до плеч, Степан мимолетно испугался, - не задохнуться бы!.. Но снег был так бережен, так ласков, так бестревожлив... И когда глаза засыпал и над головой сомкнулся, это стало откровением... Явленным таинством... И Степан был благодарен Евсею за него... Но это было только началом... Внутри снега обозначился «путь» или «проход»... Он имел форму арки, которая была чуть темнее самого снега... Евсей, конечно, вступил в «проход» первым... Степан — за ним... Они снова шли и шли... И, казалось, их продвижению снова не будет конца... И вдруг он обнаружился... Долгожданный и неожиданный конец... Снег исчез... Воздух очистился... Обозначилось новое пространство... Оно не было пустым... Оно было заполнено ярко-синими подвижными запятыми... Эти крохотульки и впрямь походили на запятые... Внутри них ходили токи очень холодного, даже на взгляд извне, очень холодного синего огня... Это была какая-то «вселенная запятых»... Они непрерывно перемещались с места на место или выстраивались в непривычные узоры... И, главное, что заметил Степан, они «мерцали», то есть, исчезали, выпадали из реальности на краткий миг и появлялись снова... Степан и не заметил бы этого, если бы не был в том особом состоянии, в которое его ввел Евсей... - Что это? - спросил Степан. - Что это за мельтешня?.. - Это основа основ! - торжественно, как показалось Степану, ответил Евсей. - Мир сотворен был из энергии грубой... И творец, или творцы быстро опочили на лаврах. И не удосужились пронизать свое творение до основ, до самого донышка... А мы — удосужились... И там, на «донышке» мы нашли этих крошек... И теперь пытаемся ими повелевать... - И получается не очень и не всегда, - так?.. - У тебя, может, получится лучше!.. Закрой глаза, я перенесу тебя обратно!.. - Сюда — с трудом!.. А обратно — раз плюнуть?.. – Мои пути неисповедимы!.. Поверь в это и прими это на веру!.. И другим внушай!..

 

33.

 

Витьке очень хотелось извлечь пользу для себя из сложившейся ситуации. Для себя «физического», для себя in corpore , ему ничего не было надо. Здоровьишком не обижены ни он сам, ни его жена. Обуты, одеты, питание на должном уровне... Единственное его слабое место, его locus minoris resistencie , если выражаться языком его жены-медички, , - это его перевод «Слова о полку Игореве»... Он с содроганием и душевной болью вспоминал свои напрасные походы по издательствам и редакциям. В одних его перевод отклоняли вежливо. В других — неприкрыто издевались и хамили. «Вы же даже не кандидат наук! С какой стати вы полезли это переводить!..» Вспоминая свои мучения, он почему-то декламировал Маяковского: «К одним паспортам улыбка у рта. К другим — отношение плёвое...» Или еще: «И, не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав, берут паспорта датчан и разных прочих шведов...»... Если под “паспортом» понимать его рукопись, то Маяковский написал все равно что о нем, бедолаге... Была безнадежность, - когда не осталось ни одного издательского адреса, достойного внимания. Был всплеск надежды, когда познакомился с Андрюхой-журналистом. Но Андрюха оказался бесполезен, ибо хлестал водку, на взгляд Виктора, уж слишком неумеренно, и память его была дырявой. Витька, досадуя на себя (не пробивной мужик), выпивал с Андрюхой (обычно за его счет), но пока что всё было бесполезно, - никаких подвижек не происходило... И вдруг возник Евсей. Витька так и не понял, каким ветром его нанесло в их компанию. Евсей был какой-то непонятный. Витька про себя решил поначалу, что это — не типичный олигарх (без охраны, без кортежей из джипов и прочих всяких наворотов), но потом переменил мнение и стал принимать Евсея за сильного шамана, поскольку верил, что шаманы — единственные настоящие колдуны, оставшиеся в нашем мире. А все прочие, кто колдунами себя величают, - бессовестные обманщики и негодяи... Евсей был не таким. Витька нутром чувствовал, что новый знакомец был настоящий, не фальшивый, и на него можно положиться. Из знакомства с ним можно извлечь реальную пользу для своего «перевода...» Странное мнение сложилось у Витьки. Евсей, несмотря на свой русацкий вид, - не здешний, не земной. Вот кто может, в конце концов, реально сдвинуть ситуацию с многострадальным «Переводом»... Но как подкатиться к Евсею?.. Как его убедить?.. Витька решил, что «Слово...» надо предварить посвящением Евсею. Так раньше, в прошлые века, делали многие сочинители... Но когда Евсей стал почему-то вести себя просительно по отношению к Степану, - Витька решил, что посвящение надо сделать именно Степану, а не Евсею...

 

34.

 

Как прекрасно быть здоровым! Тот, кто излечивает неизлечимое, - это Бог, или существо, к богу близкое... Мишка обожал Евсея и готов был на него молиться. Когда Евсей появлялся рядом или неподалеку, Мишка старался не пропустить ни одного его слова, ловил его взгляды, готов был хвостиком следовать за ним. А уж если Евсей просил о какой-то пустяковой услуге, Мишка взлетал на седьмое небо от радости... И вдруг — страшный удар!.. Евсей собрался уходить и передавать дела Степану. Какие дела?.. Что у них может быть общего?.. День и ночь... Герой и мямля... Полубог и ходячий прозаизм... Как-то бы прогнать Степана!.. Как-то бы отделить его от обожаемого целителя!.. Может быть напоить его до поросячьего визга?.. Чтобы Евсей увидел и запрезирал!.. И отвернулся!.. Или написать на него донос, адресованный Евсею, - и не пожалеть черной краски!.. Да поди-ка, попробуй! Степан, хоть и не дурак выпить, но, к тому же, просто не дурак!.. Умеет останавливаться и не переходить границу!.. Но что же делать?.. Как остановить?.. Как не дать Евсею уйти?.. А что если?.. Мысль непривычная!.. Что если наняться к Евсею в слуги!.. Исполнять его волю! Любые его капризы!.. Ведь какая была бы радость!.. Всегдашняя, постоянная!.. Праздник, который повсюду с тобой!..

Мишка решил попробовать поступить в услужение при первом подвернувшемся случае!..

 

37.

 

Утром, продирая глаза после сладкого сна, Степан поплелся на кухню, чтобы промочить пересохшее горло или стаканчиком чая, или, хотя бы, глотком кефира из холодильника... На кухонном столе — привычная картина — сидел Евсей в шутовском наряде и болтал ногами в воздухе. На нем были полотняные штаны и куртка, разрисованные страшными оскаленными мордами и с желтыми колокольчиками по бокам... - Ну чего тебе надо? - с томной досадой проговорил Степан. - Переключись на Андрюху, Витьку или Мишку!.. Что я, медом намазан, что ли?.. Евсей перестал болтать ногами и поглядел на Степана как-то «скучно»... - Ты не думай, - мне вовсе не весело! - произнес. - Привык я тут!.. Уходить как-то, вроде, неохота!.. Неохота, а надо!.. Судьба такая!.. - А ты оставайся! - легко предложил Степан. - Перемена участи — разве плохо!.. - Нельзя! - сказал Евсей. - Порядок должен быть! - Ну, а все-таки, - зачем явился?.. - Связать наши разумы!.. Если связь будет, значит, в миг тот, когда исчезну, передам тебе всё!.. - Это долго?.. Это больно?.. Я еще доспать хочу!.. А если больно, я вообще не согласен!.. - Не бойся!.. Смотри: я говорю «Возьми мое в себя!» Ты отвечаешь... Сообрази!.. Ответь без подсказки! - Элементарно, Ватсон!.. Я говорю: «Беру в себя твоё!..» - Правильно!.. Говори же! Не медли!.. Степан увидел, как изменились глаза Евсея. Его зрачки разлились и полностью заняли глазницы... Холод подрал Степана. Словно чья-то когтистая лапа прошлась по спине. Запинаясь, он сказал нужную фразу. И... ничего не произошло. Только не по себе ему стало. Словно бы он в чем-то виноват перед Евсеем. Евсей глядел на него выжидающе... - Уходи! - сказал ему Степан грубо. Евсей усмехнулся и... исчез. Степан прислушался к себе... Ничего, вроде бы, не изменилось... Или, все-таки, что-то произошло?..

 

38.

 

Два следующих дня Степан не вспоминал про «кухонный» визит Евсея... Им овладела странная творческая идея: написать фантастический рассказ или современную сказку. А в образе главной героини изобразить свою жену Анну... И не просто обрисовать ее как обычного человека. Нет, в его сказке она должна быть Царевной Лягушкой... Той самой — из популярной русской сказки... Дело в том, что Степан вдруг понял, что Анна ему надоела, что он смертельно устал от нее, от ее занудливости, от ее «менторского» тона. Она его непрерывно поучала, непрерывно выискивала и находила, как ей казалось, непорядки в его поведении. Нельзя ни о ком отзываться неодобрительно, - это невоспитанность... Нельзя не уважать высшее руководство, потому что оно избрано волей народа, а народ всегда прав. Нельзя ни в коем случае и ни по какому поводу ругать армию, потому что отец Анны до пенсии был военным в звании капитана, и Аннушка не просто его слушалась и признавала, - он был для нее идеалом мужчины и военного... Мать Анечкина тоже была военной — какой-то связисткой, — и воспитание в воинской семье, в атмосфере строгой дисциплины сделало Степанову жену безвольной овечкой, готовой жить по приказу, по уставам или еще каким-то другим правилам. Но только обязательно по правилам. А просто так жить, «в свободном полете», она бы не сумела, она бы растерялась, бедолажка... Степан был уверен, что их брак был успешен и до сих пор не развалился только потому, что он был достаточно авторитарным мужиком, умеющим проявлять свою волю и на своей воле настаивать. А его подруге это было привычно и даже комфортно... Хотя, если говорить до конца честно, в чем-то его «вторая половина» была ущербна и даже можно сказать, неполноценна... Строгое воинское воспитание девочки надломило ее характер, а, быть может, и вообще его сломало... Главной ее сегодняшней чертой была пассивность... Говорить она готова сколько угодно и о чем угодно... Болтовня — единственный доступный для нее способ самоутверждения... Но делать что-то сама собой она не хочет, она готова замереть, уставясь в пространство, и так сидеть часами, если ее не трогать и ни к чему не принуждать... Спасает ее от деградации твердая мужнина воля, что ее подталкивает и направляет, и настоящая мужнина любовь... Да, любовь к жене была чем-то необъяснимым и даже мистическим в этом браке... Ну, за что можно любить эту кулёму, казалось бы?.. За что?.. Любой нормальный мужик давно бы с ней развелся... А Степан — не мог... Не мог — и всё тут!.. Действительно, «любовь зла!..» Много лет его любовь была той веревкой, той привязью, которая его связывала и держала... Но вот сейчас что-то подступило, и стало ему невмоготу... И захотелось все порвать, к чертям собачьим, и убежать куда-нибудь подальше... Но он нашел замену своему желанью смыться... Замену чисто свою, профессиональную, литературную... Он решил написать сказку про современную Царевну-Лягушку... Но, едва вдохновился, едва начал, и сразу — стоп-машина!.. Царевна-Лягушка — работящая из работящих. А его Анька, по большому счету, - лентяйка из лентяек... Какой сюжет можно построить на этом прискорбном факте?.. Написать, что в квартире, - привычный беспорядок, бардак и пыль, окна не помыты годами, одежда не стирана, еда — только макароны и сосиски, и никаких супов никогда?.. И что?.. А то, наверное, что когда это всё осточертевает, муж вспыхивает и устраивает жене грандиозный скандал. И в первую же ночь после скандала Анна достает из комода припрятанную туда лягушачью кожу, набрасывает ее на себя и превращается в царственную амфибию... И по ее призыву являются птицы, мыши и прочие разные звери, которые старательно наводят в квартире блеск и чистоту... А когда работа завершена, царственная лягуха принимает ее и отпускает всех тружеников по домам... А сама снимает с себя волшебную кожу и снова прячет ее в комод... Обманутый же мужик, - то бишь, сам Степан, - уверяем бывает, что старательная Анечка, в поте лица и напряге мускулатуры трудилась, аки пчелка, от зари до зари. Всю-то ноченьку глаз не сомкнула, - обеспечивала муженьку чистоту и порядок и комфортное самочувствие... После этого снова воцаряется тишь и гладь... Квартире снова можно зарастать пылью и грязью, Аньке снова можно не варить никаких супов, а Степану, ничтоже сумняшеся, готовить для себя и для жены такие “вкусные и такие привычные» макароны с сосисками... И, конечно, Анютке можно невозбранно с утра до вечера трандычать о том, как важно каждому гражданину ежесекундно быть хорошим гражданином. И не просто хорошим, а очень хорошим, чтобы своей «примерностью» и прилежанием укреплять наше государство и, в частности, его обороноспособность... А ему, Степану, снова спокойно и трижды спокойно выслушивать эту трескотню, потому что, как уже сказано, любовь, действительно, зла. И ему, чисто по-мужски то ли очень повезло, то ли очень не повезло, что влюбился намертво и навсегда в эту милую женщину, в эту трижды надоевшую трещотку, в эту свою «половину». И если он ничего лучшего не заслужил, значит, будет выслушивать бесконечные нотации и привычно не слышать их, а пропускать мимо ушей... И да славится вовеки веков бог Гименей, поскольку он всесилен, и всегда таковым будет!..

 

39.

 

Степану не давали покоя слова Евсея о том, что между ними образована крепкая связь. По ночам Степан долго лежал без сна, ворочался так и сяк, прислушивался к себе: как она может обнаружиться?.. Как она может проявить себя?.. Порой покалывало в правом боку... Порой — в левом... Неужели так проявляется чудовищный «подарок» Евсея?.. Неужели начинает хозяйничать внутри? Перебирает своими когтистыми пальцами нервик за нервиком, суставчик за суставчиком, и печеночку, и селезеночку, и прочие принадлежности?.. Может, попробовать как-то изгнать?.. Как-то отказаться?.. Степан усиленно пытался бить по врагу своей нутряной психотерапией... Прогонял супостата прочь!.. Отказывал ему в убежище!.. Лишал его всяческих прав!.. Мысленно побеждал неоднократно!.. Размазывал до микронной толщины!.. Оскорблял и поносил!.. Не стеснялся даже крепким матом!.. Но сидела, крепко сидела чужеродная заноза в голове!.. Никак не хотела уничтожаться!.. Поскольку ничем явно себя не проявляла, порой появлялось сомнение... Может, оно только кажется?.. Может, одно только самовнушение, и ничего больше?.. В медицине это называется ятрогенией, - патологией, внушенной врачом... Но однажды — неожиданно, безо всяких предупреждений или предвестников — эта связь заработала, бесповоротно убедив Степана в своем несомненном наличии...

Он снова очутился в глубоком снегу и брел куда-то, изнемогая, проминая плотный снег своим телом... Куда и зачем — не знал... Но понимал, что идти — надо... Там, под снегом, было неспокойно... Земля волновалась, «штормила», лишая походку твердости и уверенности... Под снегом явно было много чего живого... Может быть, люди... Может быть, монстры... Или совсем уж невообразимые сущности... Идти было страшно... И с каждым трудным шагом всё страшнее... А ну как ухнешь туда, вниз!.. А ну как примешь там жуткую смерть!.. Зачем такое движение?.. Для чего нужно?.. Нельзя остановиться!.. Если остановишься, - вот тогда и пропадешь!.. Степан всё шел и шел, качаясь и задыхаясь... И лицо было мокрым от слез... И ноги — руки ломило невыносимо... Но было надо... Почему-то было надо... И никаких других резонов!.. Долго — долго... И мучительно... Бесконечно мучительно!.. Не остановиться!.. Не передохнуть!..

 

40.

 

В коридоре послышались шаркающие шаги. Они приближались. Это дед проснулся и выплыл из своей комнаты. Ноги он приподнимать не мог. Поэтому и шаркал по полу, словно передвигался на лыжах. Это началось года три назад и поначалу Мишку раздражало. Но теперь уже привык и слушал дедову походку как сигнал тревоги... «Внимание!.. Опасность!..» Вот Сергей Петрович, Мишкин дедуля, старый придурок, показался в проеме кухонной двери. Он окинул остреньким взглядом из-под кустистых бровей стол и всё, что на нем. Увидел, что Мишка пьет чай из своей кружки и закусывает печеньем. Взгляд из подозрительного стал разочарованным: Мишка ничего не утаивал и ничего вкусненького не ел втихомолку...

- Доброе утро!.. - проскрипел приветственно. И после паузы... - Приятного аппетита!..

- И тебе! - согласился Мишка...

Они с дедом вот уже пять лет живут вдвоем в трехкомнатной квартире. Мишкины родители и Мишкина бабушка погибли в зарубежной турпоездке: сгорели при большом пожаре в гостинице... Мишка об этом старается не думать, чтобы не бередить рану... Дед об этом тоже вслух не говорит... Собственно говоря, известие о гибели родителей, как полагает Мишка, и стало причиной появления его раковой опухоли. Хотя, конечно, может быть, это всего лишь простое совпадение. Уж очень быстро она появилась и очень быстро выросла.

Мишка был учителем биологии, то есть, в общем-то, его профессия была близка к медицине. Но что с того толку!.. Едва диагноз обнаружился при очередном обследовании, как Мишка учителем быть перестал, - уволился и превратился, по сути, в лицо БОМЖиЗ... Без определенного места жительства и занятий... Целыми днями таскался по городу и пытался общаться с такими, как сам, бомжами... Среди них попадались интересные люди, но также и безнадежные деграданты... Из дома, помимо всего прочего, выталкивала дедова глухота. Целыми днями орало радио на кухне, и еще громче орал телевизор в комнате. Терпеть это было невозможно. Мишка просил деда убавлять звук. Дед соглашался, но через пять минут забывал о своем согласии, и снова в Мишкины уши вонзались вопли из кухни и из комнаты... Мишка не знал, любит он деда или ненавидит... Дед тоже должен был уехать в турпоездку вместе с родителями и бабушкой. Но он по-дурацки обиделся на какой-то пустяк и остался дома. Хотя, конечно, уж лучще бы он погиб вместе со всеми... Но был фактор, который мощно подтверждал нужность деда, и это не что иное, как дедова пенсия. Он блокадник, ветеран, у него огромный стаж рабочий. Его пенсия была велика. И Мишка, став бомжом, только на дедову пенсию существовал, - других источников дохода у него не было... Дед, которого по-жлобски, не проявив никакого уважения, выперли с его родного завода по старости, тоже стал быстро опускаться. Неряшливость появилась, редко мылся, мог ходить в одних и тех же вонючих трусах целый месяц, а на Мишкины замечания жестко огрызался. Любимым и самым страшным дедовым ругательством было «блядища», относимое, в равной степени, и к мужикам, и к бабам... Ел он, а вернее — жрал, в три горла и толстел не по дням, а по часам. При своем поведении превратился в такого бугая, в такого хряка, который с трудом проходил в двери и передвигался, шаркая ногами еще громче и с еще большим трудом... Еда сделалась дедовым кумиром, главным развлечением и главным смыслом жизни...

С пятнадцати лет он работал на заводе, знал все рабочие специальности и «всё мог», о чем хвастливо заявлял дома много раз... Главным его жизненным достижением была профессия инженера-конструктора, которую он обожал и считал, что она выше любых других профессий...

В принципе, он всё мог делать сам... Но, как заметил Мишка, ему нравилось, когда внук наливал ему кипяток из чайника в кружку, накрывал ему на стол и заранее ставил любимые тарелку и стакан, вилку и ложку...

Мишка сколько-то времени подыгрывал деду, а затем решил, что такое «няньканье» только вредит, - расхолаживает деда и отучает его от нормального образа жизни. После этого перестал деда обслуживать, и тот немного похмурился, но стерпел, - обошелся без ругани...

Подходя к столу, дед хитреньким взглядом окидывал всё, что на нем, и открывал свою круглую жестяную банку, в которую Мишка нарочно складывал то, что повкуснее..

Про то, что Мишка болен раком, дед не знал, а внук ему не говорил... Обстирывать деда Мишка заставлял себя с трудом. От дедовых одежек неприятно пахло, поэтому стирать их было тоже неприятно. Мишка про себя решил, что это — специфический запах старости, присущий каждому, кому за восемьдесят, и сказал себе, что всех стариков он терпеть не может и сам, слава Богу, до старости не доживет, и в этом его, Мишкино, счастье...

Шататься по улицам и выпивать с приятелями, - вот что Мишке нравилось больше всего...

 

41.

 

Евсей, как обычно, явился Степану утром на кухне... Одет в этот раз он был в спортивный костюм: шаровары и футболку. На ногах — модные кеды... Голова не покрыта... Сидел вполне прилично: не на столе, а на табуретке... - Ну что, - спросил, - в каком облике желаешь быть, когда я уйду?.. В своем нынешнем, - человеческом?.. Или в другом каком-то?.. - А что, - спросил Степан, - можно выбирать?.. - Разумеется!.. Вот например!..

Миг, - и на табуретке сидел получеловек — полукрокодил: вытянутая зубастая морда, короткие верхние лапы, мощные нижние... В глазах — почему-то — насмешка...

Еще миг, - и на кухне появился змеечеловек... Длинное тело, свернутое по спирали, и насаженная на него плоская голова с желтыми холодными глазами... Ну, а в следующий миг — большущий кот... Мэй-кун, занявший половину кухни...

А потом пошло — поехало... Скорость перемен стала настолько быстрой, что глаза не успевали ее фиксировать... Летающий ящер, сложивший на спине перепончатые крылья... Чайка — Аист — Орел... Медведь — Волк — Лис... На самом деле мелькание птиц и зверей было настолько быстрым, что уследить за ним еще можно было, хотя и с большим трудом, а назвать каждую перемену времени не хватало...

А когда начали появляться насекомые, Степан перестал пытаться даже хотя бы уследить... Их было так много — и красивых, и страшных, что голова кружилась, глядя на их молниеносное мелькание...

А потом, - вероятно, уже в конце демонстрации, - появились люди... Белые, черные, желтые... Карлики и великаны... Юные, старые... Всякие...

И вдруг перед Степаном оказался подросток... И Степан с недоумением на него посмотрел, - словно бы видел его не в первый раз...

- Не узнаешь? - вопросил насмешливый голос Евсея. - Это же ты сам!.. Хочешь, объединю тебя того и тебя сего дня?..

 

42.

 

Не узнавал себя Степан... Решительно не узнавал... Не мог он быть таким... Ни минуты покоя... Постоянный напряг... Эмоции на пределе... Непрерывное клокотание и бурление, от которых жарко внутри... Будто черти разожгли костерок, устроив маленький филиал ада... И... четкие границы для всего этого... Границы, внутри которых — как в плену...Неужели все подростки такие?.. Или только он таким был?.. Таким сумасшедшим?.. А там, за границей юного безумия, другой мир... Мир пенса... Старпёра... Склеротика и почти маразматика... Привычный... Вроде бы, прочный... Вроде бы, устоявшийся...

И что предпочесть?.. Казалось бы, вопрос глупый, нелепый, не нужный!.. Нырять из тихой заводи в страшный водоворот, - это надо умом тронуться!.. Или что?.. Или верна та мысль, которая блеснула только что?.. И поманила!.. И очаровала!.. Мысль фантастичная... Но нынче каждый день воплощается то, что казалось прежде сказкой или бредом!... Что если стать подростком, наделенным взрослым опытом?.. И заняться коррекцией, исправлением обнаруженных прошлых недостатков?.. И, будучи полностью обновленным, тотально отредактированным, начать жить по новому кругу?..

Ха-ха-ха!.. Так тебе Евсей и позволил!.. Небось, тут же призовет к порядку!.. «Чтоб творить им совместное зло потом, поделиться приехали опытом!..» Хоть бы он поскорее исчезал, что ли, если уж сам предупредил, что дело кончится этим!.. В общем, так!.. Остаюсь подростком!.. А там уж — как получится!.. Но только никакой раздвоенности!.. А не то случится шизофрения!.. Два существа, практически не совместимых, - в одном мозгу!..

Долой старость!.. Да здравствует юность!..

 

43.

 

В дверь трезвонили по-сумасшедшему... Видимо, нажали на кнопку звонка и не отпускали... Андрюха, вполголоса матерясь, прошлепал по коридору и щелкнул замком...

На лестничной площадке стоял пацан в мешковатых брюках и куртке, что были ему явно не по размеру... Увидев Андрюху, он обаятельно разулыбался и отлепился от кнопки...

- Тебе чего?.. Ты зачем?.. - спросил Андрюха невразумительно.

- Это я — Степан! - хрипловатым фальцетом произнес подросток.

Андрюха вгляделся в его лицо и... поверил. Действительно, что-то было в нем «Степаново»... Что-то узнаваемое...

-Это тебя так Евсей, что ли?.. А на фига?..

- Хочу заново прожить!.. Лучше, чем прежде!..

- Глупость какая-то!.. Не дури!.. Евсей тебя не отпустит!.. - Притворюсь!.. Будто по прежнему с ним и для него!.. А сам — по-своему!.. Помогай, Андрюха!.. Подыгрывай!.. Можем и для тебя второй шанс!.. - Проходи!.. Выпьем и помозгуем!.. Хотя с тобой таким пить как-то... -Наплюй!.. Хочу напиться!.. А потом — ни-ни!.. Ни капли!..

 

44.

 

Прошлое настигло Андрюху внезапно и болезненно. Сердце заколотилось, как бешеное. Словно бегало и прыгало внутри, пытаясь выскочить. Андрюха сморщился, будто наелся кислятины, и слушал... Ему подумалось, что сущность, что бесится изнутри, утомясь, должна подать голос. И захотелось послушать, как она (или оно) заголосит... Но случилось не так... Безбашенная сверхактивная активность вдруг сменилась вялым трепыханием, - словно рыба, выброшенная на берег, становилась снулой, успокаивалась... И опять вдруг!.. После обманчивого покоя словно что-то лопнуло, треснуло, и этот звук послышался явственно... Андрюха охнул и, впадая в беспамятство, успел подумать,что все понял... Он понял, что злобный бесенок в груди подох от переутомления и распался на полную пригоршню горячих иголок. Все эти иглы были «подогретыми» и кололи нутро. Но некоторые были особенно горячими — раскаленными даже — и особенно остро втыкались... А когда очнулся, весь он был мокрый, словно тонул в море, и его кто-то вытащил... И слабым был настолько, что даже не пытался хоть чем-то пошевелить хоть чуть-чуть... Лежал пластом, и прошлое к нему приближалось, его настигало, и, в конце концов, прихлынуло, как цунами, накрыло его с головой, и он утонул в нем с блаженной идиотической улыбкой на лице... Правда, он свою улыбку не видел, но ее отражали мускульные сокращения его измученного лица... Прошлое к нему явилось в образе человека, которого он заставил себя забыть... Сознательно изгонял даже намек на мысли о нем... И даже не человека, а «человечка»... То бишь, его родного сынишки — Николки... Николка родился до того, как Андрюха побывал на чеченской бойне... Целый год Андрюха провел со своим сынком и так его полюбил, как никого и никогда прежде... «Я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я!..» Николка был с ним всегда. Днем обязательно и непременно. И ночью не отпускал — снился с вечера до утра. Андрюха даже мучился поначалу. Не верил сам себе, что так бывает. Не может любовь отца быть сильнее, чем любовь матери!.. Не может!.. Это противоречит закону природы, гласящему, что мать ради защиты своего детеныша, может запросто отдать ему свою жизнь... Андрюха был уверен, что ради Николки он сам, не думая, не сомневаясь, пожертвует собой и будет счастлив, умирая таким вот образом... Николка был не просто милым малышом. Все малыши — милые создания. Николка был красивым настолько, что при взгляде на него щемило сердце, и становилось тревожно: как же ты будешь существовать в жестоком мире, пронизанном ложью и клеветой, больным, жутким, звериным эгоизмом... Защитит ли тебя твоя красота?.. Спасет ли она тебя, мой сын?.. Или — вот парадокс — она тебя искалечит, изувечит, изуродует?.. И однажды, в самый тёмный час ночи, - в Час Быка — на Андрюху снизошло откровение... Он понял: его сын — из породы новых богов!.. Новые боги должны народиться, чтобы удержать старый мир, катящийся в пропасть, на краю этой самой пропасти... И один из новых богов – может быть, самый первый — это Николка, его Николенька... Ах, как ласково, как светло звучит это имя! Не простое имя, а святое!... Но как же его растить?.. Как пестовать нового и юного бога?.. Андрюхе показалось: эта задача ему не по силам... Но солдаты не сдаются так просто без боя!.. И Андрюха принял бой: обложился педагогическими (занудными) книжками в поисках своего пути... Читал взахлеб.. Скулы сводило от зевоты... Много читал... Чтобы не расставаться ни на минуту, поступал просто: читал педагогику Николаше вслух в перерывах между кормлениями и прогулками... И даже стал всерьез готовиться к поступлению в Педагогический университет, нисколько не стесняясь своего «великоватого возраста»... Но чеченская война спутала все карты. Андрюху призвали в первый же месяц... И стал он снова снайпером — привычная воинская профессия.... И враги его боялись и охотились за ним...

 

А что касается его жены, тут всё было не просто. Танька бредила театром, мечтала о сцене, считала себя новой Комиссаржевской... Андрюха ее в этом не поддерживал, но и не запрещал -домашним тираном и диктатором никогда не был... И вдруг его Танька встретила прохиндея, который назвался театральным продюсером и увлек ее за собой... Она, конечно, оставила мужу записку — довольно подлую, по мнению Андрюхи. В записке просила прощения, клялась, что вернется, как только осуществит свое призвание... Нюанс был в том, что Андрюха получил ее письмецо в конверте уже будучи призванным и вовсю воюющим... Он попросил отпуск, но положение было тяжелым, и каждый ствол — тем более, снайперский — лишним не был... Отпуск ему не дали, мотивировав тем, что у него есть родители, которые приглядят за малышом... Так и довоевал он свой срок безотлучно. Довоевал до своего тяжелого ранения. Отлежал в госпитале, вернулся домой, будучи комиссованным подчистую... Дома его поджидал тяжелейший удар его жизни. Его сын, его Николаша, умер от скоротечного менингита... Вот тогда Андрюха и пустился во все тяжкие... Пил запойно... А потом, со временем, стал пить «правильно», ибо обнаружил, что водка унимает его страшные боли — и головные, и соматические...

 

По рассказам родителей:

 

- Ой, какая макарона толстая!- смеялся Николаша, когда впервые увидел сосиску.

 

-Ой, какая лужа большая! - радовался, когда его впервые вывезли на Финский залив.

 

- Это яяль? - спрашивал, увидев магнитофон. - Язве это яяль?

Возле Универсама вдруг, ни у кого не спросясь, встал на крыльцо, и, не стесняясь, запел во весь голос песню «Надежда».И у него так хорошо, так звонко получилось, что покупатели, выходящие из магазина, остановились и стали ему аплодировать...

 

Любимыми его игрушками были машинки... Говорил всем: «Вот вырасту и буду грузовистом!..»

 

Н е в ы р о с...

 

 

45.

 

Степан во все еще непривычном образе подростка шел по Коломенской и радовался чувству бодрости и силы. Как вдруг под аркой дома двадцать два увидел четверых подростков, прижавших к стене пятого (мелкого) и деловито его избивавших. Степан бросился к ним и закричал: «Вы что? Зачем бьете младшего?..» Один из подростков — толстый, губастый, с наглыми глазами — глянул на Степана свысока и процедил: «Ты кто такой?.. Тебе сразу морду начистить, или подождешь, пока мы с этим закончим?» - Ты как говоришь со старшим? - взорвался Степан, позабыв про осторожность. - Да я тебе в деды гожусь!.. Подростки загоготали. А тот, что с наглыми глазами, поглядел озадаченно, и Степан понял, что внушил ему страх своей дурацкой фразой. - Пошли отсюда, пацаны! - сказал «наглый» - От этого психа подальше!.. У меня в парадной тоже псих жил! Так он троих зарезал, и ничего ему не было!.. А ты — обратился к жертве — сегодня в семь и ни минутой позже!.. - Да принесу я! Принесу! - заныл мелкий, и слезы на его щеках высохли. Подростки удалились вслед за вожаком. Мелкий глянул на Степана с опаской и отодвинулся от него. - Я не сумасшедший! - успокоил Степан. - Я, действительно, старый!.. Ты дойдешь до дома сам, или тебя проводить?.. - Дойду я! Дойду! - буркнул мелкий и бросился со всех ног прочь... Степан посмотрел ему вслед и пустился дальше по улице...

 

И тут же, метров через двадцать — тридцать, произошел новый случай. Какая-то собачонка — беспородная шавка, дворняжка - бросилась перебегать улицу и была сбита замызганным джипом у края тротуара. Степан подумал, что машина скроется. Но нет: из джипа выскочил «качок» и набросился на Степана. - Слышь ты, обсос! Убери живо своего кабыздоха!.. Если я его на колеса намотаю, потом их будет не отмыть!.. - Этот пес — не мой! - заявил Степан, рассерженный тоном обращения. - А мне нассать! - ощерился «качок». - Убери мигом, или тебя самого — под колеса!.. Степан поглядел на пса, и тот ответил ему умоляющим взглядом больших влажных глаз. Подняв пса на руки, Степан отнес его к стене и уложил там. Пес благодарно лизнул его ладонь. - Что с тобой делать? - спросил Степан риторически. Он вытащил из кармана свой мобильник и набрал 03. - Тут пса машина сбила! -сказал в трубку — приезжайте!.. - Мальчик не хулигань! - сказал голос. - Мы только к людям выезжаем!.. Степан послушал тишину в трубке и выключил ее. Затем огляделся... Увидел неподалеку магазинчик «Продукты»... Зашел туда и купил на те деньги, что были при нем, полкило колбасы. Вернулся и положил колбасу перед собачьей мордой. - Ты извини! - сказал. - Мне надо уходить!.. Пес не слушал его: вгрызся в колбасу и глотал, похоже, совсем не жуя... - Не хочу быть подростком! - сказал Степан вдруг, и пес повел на него глазом и зарычал. Думал, должно быть, что Степан покушается на колбасу. - Ничего-ничего! - успокоил Степан. - Ешь на здоровье! И ушел... Идти стало почему-то трудновато. Когда Степан глянул во встреченную витрину, он увидел, что прежний «взрослый» вид к нему вернулся, а подростковый — исчез. И вспомнил о той связи между Евсеем и собой, о которой был предупрежден... Выходило так, что Евсей услышал его пожелание не быть подростком и тут же выполнил его...

 

46.

 

Подтверждения этому пришлось ждать недолго. На другое утро Степан встретил девола в привычном месте — на собственной кухне и в привычной позе — сидящим на кухонном столе. Только одеяние было необычным: комбинезон из металлизированной ткани, источающей лунный свет...

Евсей казался утомленным. Степан впервые видел его таким и понял, что нынешний визит должен быть необычным.

Так и произошло...

Евсей, увидев Степана, не шелохнулся. Только глядел во все глаза, словно желая что-то высказать без слов. Степан же смотрел на гостя с искренним сочувствием, понимая, что сейчас оно, почему-то, действительно, необходимо...

Наконец, Евсей шевельнулся и нарушил молчание.

- Мне остается одно перед тем, как исчезнуть! - замедленно произнес.

- И что же это?

- Передать тебе свою силу, а самому от нее отказаться!

- Слушай, Евсей!.. Давай дадим задний ход!.. Останемся каждый при своем!

- Невозможно!.. Не могу ослушаться того или тех, кто приказывает уйти!..

- Тобой кто-то руководит?

- В мире два главных принципа: Созидания и Разрушения!.. Они действуют осмысленно! С нашей, земной точки зрения, как раз они и являются истинными богами!.. А, к примеру, я — только демиург!.. Действую в пределах Земли и нигде больше!

- Так велика ли твоя Сила?.. Может, скорее «силенка»?..

- Еще могу сказать: я — соглядатай, а люди — мои поднадзорные!.. Еще могу сказать: я — вербовщик!.. Тащу на свою сторону всех, кого могу!.. Там, наверху, воюют Главные Принципы!.. А мое дело — давать солдат!.. Земные войны — бледные отражения «вышних» схваток!..

- А все-таки, зачем мне твоя сила?.. Я что, буду решать, - кого в Ад?..

Евсей поморщился...

- Забудь про эти слова!.. Рай и Ад — призывные пункты для мобилизуемых на войну!.. Другие функции, придуманные для них, - детский лепет человечества!..

- Понял тебя!..Ну, отдавай, что ли, свою силу!.. Да и закончим на этом!

 

47.

 

Анна — жена Степана — просыпалась поздно. Любила, грешным делом, поспать. И не любила что-то делать по дому. Могла оставить грязную кастрюлю на плите и не мыть ее, пока в ней не образовывалась плесень... Могла пообещать приготовить что-то вкусненькое и тут же забыть про свое обещание. Могла лишить мужа завтрака или обеда... И если муж напоминал про еду, могла просто-напросто отмахнуться: «Пожарь себе яичницу!..»

Если бы муж не ходил в магазин, холодильник на кухне всегда пустовал бы...

Когда-то Анна любила мужа, а теперь, постарев, жила с ним по привычке... Как если бы он был, к примеру, котом...

Она не считала Степана хорошим писателем. Да он и сам не считал себя таковым. Те четыре детективных романа, что были написаны им и приняты издательством, выходили — вот удивление! - уже несколько раз, и была уверенность, что они и дальше будут переиздаваться... По одному из них уже был заключен договор с киностудией на экранизацию, и приобретены авторские права.

Деньги в семье были — две пенсии да гонорары. Никакой материальной нужды при их, в общем-то, скромных запросах. Если муж выпивал больше, чем надо, а, вернее, чаще, чем можно, возникал некоторый напряг, но Анна живо его устраняла, сдавая в «старую книгу» лучшие — самые дорогие — тома домашней библиотеки. А когда Степан вместо водки стал употреблять дешевый кагор, тогда вообще — никаких напрягов...

В это утро она проснулась от громких голосов на кухне. Вышла из спальной полуодетая — в хабэшной ночнушке и тапочках на босу ногу.

Степан, действительно, был не один. А его гость был странным. Во-первых, почему-то сидел на кухонном столе в блескучем комбинезоне... А, во-вторых, произносил непонятные вещи. Анне показалось, что гость безумен, но муж относился к нему серьезно. И Анна, тихая, как мышка, остановилась в шаге от кухни и слушала их разговор.

Самое главное, что она уяснила: гость был главнее мужа и хотел ему что-то подарить...Она восприняла «это» как бизнес, которым гость хотел поделиться со Степаном...

Ну, и пусть делится!.. Значит, у Степана и у нее тоже будет больше денег, и противиться этому не надо. И сгонять не надо не слишком культурного гостя с кухонного стола...

Анна вспомнила про беруши, что лежали в спальной на подоконнике и тихонько, на цыпочках, вернулась назад, намереваясь добрать остатки сна, которые из-за громких голосов остались недобранными...

 

48.

 

- Отдаю тебе свои силы!.. Только не вздумай свихнуться!.. Чтобы воспринять, нужна крепость ума!..

- У меня она есть!.. Как-никак, литератор!..

- Тогда — поехали!.. Внешне будет не сложно!.. А внутри... Увидишь!..

Евсей легко спрыгнул с кухонного стола, на котором до сих пор сидел как ни в чем не бывало, и встал напротив Степана.

- Дай свои руки! - сказал повелительно.

Степан выполнил приказание, и ладони их соединились. Последнее, что увидел Степан «в привычном формате» - широко разлившиеся зрачки Евсеевых глаз...

Потом ладони обеих рук стало покалывать, и довольно ощутимо. И еще обнаружилось постороннее тепло, которое вливалось в Степана через ладони.

После этого старое видение исчезло, будто нарисованное на пелене, которую грубо свернули.

И появилось видение новое...

Степан словно бы взмыл в небо и сам стал небом — вобрал его в себя всё целиком.

И небо, такое прозрачное, красивое, милое, вдруг оказалось неприятно и густо заселенным.

Ветры мощно текли в вышине, будучи квазиживыми, - этакие стеклянистые сущности, как бы живые и в то же время живые не совсем...

А ниже густо роились уже не сущности, а вполне себе полноценные существа. Правда они были не материальными, но здесь это было так естественно, что обращать на это внимание не стоило...

Какие-то длинные летучие «палочки» с двумя рядами треугольных крылышек носились туда и сюда... Крылышки энергично трепетали, придавая «палочкам» немалую скорость...

Какие-то продырявленные «бублики»...

Какие-то прозрачные и непрозрачные шары-плазмоиды... Всё это кипело, двигалось, возникало и исчезало... Всё это жило своей непонятной жизнью...

 

Потом что-то «перещелкнуло»... Будто звякнул чуть слышно далекий колокольчик.

И явилось видение земли... Оно было самым сложным. Потому что жизнь здесь была самой многочисленной. Мириады плотских существ казались менее живыми, чем их бесплотные тени, отражения, двойники...

Степан понял, что души зверей, птиц, насекомых и прочих тварных созданий никогда и никуда не уходят после телесного отмирания своих носителей... В каждом воробье, к примеру, остаются души всех предыдущих воробьев — его предков... Или в каждом воробье, или около него — в самой тесной приближенности... И причину этой теснейшей тесноты Степан понял сразу, ибо она была проста: души не человеческие не участвовали в той сверхвойне сверхсущностей или «Сверхпринципов», о которых говорил Евсей.

А почему, собственно?.. Ведь если взять эти души «под себя», то насколько бы укрепилась мощь его, Степановой, стороны!..

-Ну вот! - усмехнулся Степан про себя. - И моя «сторона» обнаружилась!.. Извини, Евсей, если ты меня слышишь!..

 

И вдруг — очередной «перещелк»... И явилось видение воды... Все океаны, реки и озера достигались и постигались взглядом. И вот уж где была самая тесная теснота, бесконечно превосходящая тесноту земную и небесную... Движение каждой рыбины можно было увидеть и «гад морских подводный ход»...

Души рыбьи тоже никуда не девались: отжившие оставались в телах ныне живущих, или толпились рядом... Они тоже не участвовали в «вышних» войнах... И Степан про них тоже подумал: если там, в космосе, не обязательно быть материальным, чтобы сражаться, то «чуда морские» - особенно те, что позубастее, вполне могли бы влиться в «его» армию...

-Надо же, как быстро я адаптируюсь! - восхитился. - Может, это дело и впрямь по мне?..

 

После очередного «перещёлка» явилась жизнь подземная... Ну, эта, конечно, была победнее всех прочих, явленных раньше...

Степан ужаснулся тому, что видит даже микроорганизмы. Их извивы и подёрги показались неприятными. И существа, что здесь бытовали, - безглазые и бесцветные — тоже были неприятными... И уж, конечно, не годились для Степановой «армии»...

 

49.

 

В пивнушке сидели все вместе за одним столиком... Андрюха... Витька... Мишаня... Носы краснели... Глаза блестели...

-Не нравится мне все это! - пробормотал Андрюха. - Почему мы должны подчиняться то Евсею, то Степану?.. Почему мы должны все время кому-то подчиняться?.. - Потому что Евсей может много того, чего мы — никогда! - сказал Мишка. - Давайте поддержим Евсея!.. От него больше проку!.. - Давайте анонимку накатаем! - с пафосом провозгласил Витька. - От Евсея всегда польза!.. От нас — фига!.. Заберут его, а нам - зачахнуть?.. - Какую анонимку?.. Кому? - съехидничал Андрюха. - Ты, похоже, мозги пропил! Или князю Игорю их слил!.. - А ты не трожь моего князя! - ощерился Витька. - С суконным рылом да в калашный ряд!.. - А что?.. А что?.. - сказал Мишка. - Может, и впрямь накатать?.. Может, и впрямь?.. На Степана, - не на Евсея!... На Степана!.. - Да идите вы на хрен! - с чувством сказал Андрюха. - Чертовы стукачи!.. Он поднялся из-за столика и, немного пошатываясь, зашагал к выходу...

 

50.

 

Ночью Степан лежал на спине и смотрел в потолок... Потолок был покрыт густой сетью трещинок... Днем они как-то не замечались... Да и кто днем будет без нужды поднимать очи горе... Жена спала рядом. Посапывала... Непутевая и, в общем-то, недалекая Анечка... Степан любил ее по-прежнему... Хотя, нет, уже не по-прежнему, уже не так... Говорят, жена к старости становится как бы «матерью» своего мужа... Начинает с ним нянькаться, как с малышом... Для Степана Анна с некоторых пор играла другую роль: в его представлении сместилась с пьедестала жены на пьедестал взрослой дочери, которая, конечно, с одной стороны, вольная птица, а, с другой стороны, должна смирнехонько сидеть в той теплой клетке, которую он для нее соорудил... В Анне, действительно, возникла некая недоговоренность, свойственная повзрослевшим девицам... Она стала напускать на себя таинственность, намекать, что ею интересуются, и, если бы ее не ревновали, она могла бы весело проводить время... Степану хотелось высмеять ее: ну, куда ты лезешь, старая перечница!..Ну, кому ты нужна, кроме меня!.. Но любовь в нем еще была... А любовь и разум, в общем-то, почти всегда несовместимы... они с Анной прожили обычную и, надо сказать, не плохую жизнь... И эти прошедшие годы оттуда, из глубины времени, согревали душу (а есть ли она теперь у него?), не давали жену презирать и относиться уничижительно...

Степан, напрягая глаза, снова вгляделся в сеть трещинок на потолке... И вдруг, затуманенный желанной дремотой, мозг как будто бы что-то уловил... Обнаружил какой-то смысл в извитой потолочной мешанине... Ведь это же «черты и резы», похожие на те, что в новгородских берестяных грамотах!.. Вот что это такое!.. Почему же он раньше этого не понял?.. А если это буквицы, то весь потолок — это сплошной сокровенный информаторий, заполненный уникальными тайнами всех тайн... Или же то, что на потолке, - это страницы удивительной, самой лучшей на свете (или во тьме?) книги, которую он должен архиобязательно написать... Архинепременно!..

И вдруг еще шальная мысль: а если он сам и всё, что с ним происходит, ни что иное, как содержание той самой книги, что уже написана (и отпечатана) на потолке?.. «Тогда выходит, что я, писатель-профи, живу внутри книги?» - весело ужаснулся Степан, возносясь к вершинам сна, а затем стремительно упадая в глубины сна того же самого...

 

51.

 

Вспомнил Степан, как уходил Евсей... Он, собственно, и не уходил... Просто воздух вокруг него изменился, стал «другим»... Степан не мог бы сказать точно, что с воздухом произошло... Он, вроде бы, оставался прозрачным, как прежде. И все-таки он стал «другим». Это объяснение полностью исчерпывало произошедшую перемену... Видимо, «измененный» воздух был локальным, строго отграниченным от воздуха остального и имел форму «кокона»... Так Степану показалось... Евсей посмотрел на него, и ясно написалось на отбывающем, что ему тоскливо, что ему не хочется покидать этот Степанов мирок и, видимо, эту Землю в целом... - Ты помнишь всю свою могуту? - спросил грустно. Степан понял странное слово «могута» и постарался запомнить: могло пригодиться... - Да помню-то я помню! - сказал с неожиданным раздражением. - Да на что мне твои подарки!.. Если я теперь девол, то это просто смешно!.. Моя работа — охота за душами, так?.. Но отдельная душа нынче - такая мелочевка, что не стоит и позориться!.. - Делай что делаешь, и пусть будет что будет! - сказал отбывающий. - Думалось, наш материал — только люди!.. А есть ведь и еще кое-кто!.. Займись ими!.. - Займусь! - пообещал Степан. - Я тут, в «призывном пункте» всё изменю!.. - Изменяй! - согласился Евсей, и теперь его голос был не тосклив, а равнодушен. Он сделал шаг и оказался в коконе «измененного» воздуха. Вероятно, «кокон» имел какой-то выход вниз. Потому что с каждым движением Евсей бледнел и становился прозрачным по частям - снизу вверх... Движение, - и вот исчезли ноги... А потом — друг за дружкой — тулово, руки, голова... И воздух после «исчезания» стал «обычным»- это было ощутимо... Степану стало даже досадно... Не помешало бы Евсею подпустить сценических эффектов: чтобы запах серы, языки пламени, черные крылья и козлиные рога... Но все совершилось до обидного просто — прозаично и пресно... Будто пришел на вокзал и проводил поезд... Или еще примитивней: вместе с приятелем увидел трамвай и помахал рукой приятелю, вскочившему в него на ходу...

 

52.

 

Пользоваться силой Евсея было довольно просто... Степана уверили, что любые его пожелания будут исполняться незамедлительно, поскольку в них накачается сила, переданная Евсеем - «надмирная» или «подмирная»... «Накачанные» слова не могут не воплотиться — это закон... Но как только они воплощаются, та самая сила - «над-» или «под-» - уходит из них и возвращается к своему хозяину, - то бишь, к Степану... Заинтригованный словами Евсея о том, что есть не только люди, а еще кое-кто, Степан решил посетить этих «не только людей»... Первая стихия - воздушная... Здесь поначалу на виду всё то же... ..Могучие ветры мощно текут в вышине... Летучие «палочки» с двумя рядами треугольных крыльев тоже тут как тут... Установить с ними ментальную связь невозможно... При их феерической быстроте мыслят они крайне медленно... «Бублики» по прежнему щеголяют дырками разных размеров... Шары-плазмоиды все так же крутятся-вертятся и прыгают туда и сюда... Степан резко ускорил их и «бубликов» локальное время — посмотреть, что получится... Результат его впечатлил... Все «знакомцы» оказались прирожденными воинами, готовыми драться с кем угодно, - лишь бы им платили чистой энергией... Но в этот раз обнаружился, действительно, еще кое-кто... Какие-то молниевидные тела промелькнули с поистине сумасшедшей скоростью, и были они весьма живыми, поскольку Степан успел (едва успел!) воспринять импульсы насмешки, превосходства, презрения, посланные ими...

 

Ну, а стихия земли была все такой же... Мириады существ и мириады их душ... Степан придумал гениальный, как ему показалось, план... Что если зверей и птиц наделить человеческой речью?.. Ведь это же богатейший резерв для «его» армии!.. Ай, да он!.. Ай, да мамин сын!..

 

Стихию воды пронизал мимолетом, не обнаружив необходимости задержаться... Промчался, провожаемый приветственным ревом знакомого народца рептилоидов...

 

А вот стихия подземья его задержала, - преподнесла сюрпризы... Пронизывая подземные бездны, он обнаружил коренастеньких человечков «от горшка два вершка»... И подивился — до чего же хитры!.. До чего же умело прячутся!.. Ведь вот в прошлое посещение он их не обнаружил, хотя, кажется, не зевал и ворон не ловил... Предводитель гномьего народца — Борган — седой, старый, весь исполосованный поджившими шрамами, - хитроглазый и крепкорукий, знал себе цену... -Ты нас держись! - пробасил покровительственно после взаимного представления. - Мы любую гору подроем и в ад отправим, если попросишь!.. А золото у тебя есть?.. - Сколько угодно! - уверенно ответил Степан. Ибо ему отныне ведомы сокровища глубин, лесов и гор...

А еще обнаружил он странные существа, - то бишь, людей-муравьев... У них были огромные глаза в половину лица. Видимо, от вечного пребывания в темноте. И лица их и тела были бледными до полной белизны... Воинственности в них — ни на грош. Прячутся в подземных пещерах. Не просто прячутся, - весь век в них проводят. И малахольные какие-то, всего боятся... Воспитывать из них «вышних» воинов?.. Да, пожалуй, что себе дороже!.. Этих, видимо, надо оставить в покое и не трогать...

Так что, как ни крути, а гномики оказались самым ценным приобретением...

 

53.

 

Какие силы передал ему Евсей?.. самая главная из них — безудержная река надмирной (или подмирной) энергии, которая отныне навсегда с ним, и в которую он ежеминутно погружен... Энергетическая река течет снизу вверх, если считать низом — там, где ноги... Он волен из нее черпать сколько угодно, - для него никогда не иссякнет... Другая сила — делать материальные предметы и существа нематериальными и наоборот... Дано ему также видеть души и понимать, что там, в них... Усиливать не добрые помыслы и ослаблять добрые... Питаться он может одним только солнечным светом или вообще ничем не питаться...Не пропадет и так!.. Еще дана способность перевоплощений... Может принимать любой облик на сколь угодно долгий срок, определяемый только его волей... Ничего ему не стоит влюбить в себя любое живое существо до полного самозабвения, самоотказа... Самая тайная его сила, самая сокровенная — мир «запятых», однажды уже показанный ему Евсеем... Евсей обозначил его, как нечто непознаваемое и неисчерпаемое. Он оперирует величинами вселенскими, космическими - «вышними»... Из него можно извлекать планеты и звезды. Но делать это страшно, потому что страшной может быть плата за такое своеволие... Или в нем можно бесследно утапливать и звезды, и планеты... Дарована была также сила создавать из вакуума любое оружие для себя...

Но все-таки мучил вопрос: ну, зачем?.. Зачем силы, зачем власть?.. Зачем он нужен в мире, где каждый и так на три четверти девол?.. Просто так и безо всяких усилий по его соблазнению... Помани любого пальцем, и прибежит, как миленький, и будет рад крошке с твоего стола!.. А многие и так, без всяких крошек, будут рады услужать... Не нужен дьявол для этого падшего мира!.. Потому что весь этот мир целиком и есть настоящий, истинный, реальный дьявол во плоти... А в нем, Степане, - очередная вочеловеченная проекция этого мира... Степан понимал собственную ничтожность перед силами вышними или непостижимыми в принципе («мир запятых»). Но как сладко оказалось тешиться иллюзией власти, ее симуляцией, неожиданно свалившейся ему в руки, как яблоко с яблони!.. Да, власть притягательна и сладка, словно конфета, положенная ребенку в рот. Или будто игрушка, в которую играешь, играешь, и никак не наиграться...

 

54.

 

Степан хотел пригласить своих (кого? приятелей? сотрудников? соправителей?.. представителей на местах?..) к себе на квартиру, чтобы обсудить с ними, как будут они сообща «володети и княжити»... Но вовремя одумался... Что теперь значит эта жалкая, столь родная недавно, квартирешка! Ему теперь по рангу положен представительский дворец, и никак иначе!.. Сказано — сделано!.. По его слову, действительно, в некоем виртуальном пространстве воздвигся дворец — не дворец, особняк — не особняк... В общем, нечто роскошное, чего никакой владыка не постеснялся бы... Именно туда собрал он своих присных... Попросту перенес, перебросил своей волей...

Посадил их рядком на мягкий диван, который сам и создал только что... - Я теперь вместо Евсея! - сказал, строго на них глядя. - Кстати, у него и других сменяемых правителей было единое имя — Овл!.. Оно служит только для «внутреннего» употребления!.. Так что в своем кругу можете величать меня именно так!.. Для вас я — Овл! Для остальных — как прежде!.. Главное руководство — моё!.. Вся стратегия и тактика!.. Это понятно?.. Покивали головами... Значит, понятно... - Теперь ваши «портфели»!.. Андрей — министр обороны!.. Собирание годных солдат! Сортировка! И отправка!.. Виктор - «пропаганда»!.. С этим — всё ясно!.. Михаил — министерство «тыла»!.. Материальное обеспечение обороны и пропаганды!.. Ясно ли сказал?.. Или есть непонятки?.. Снова головами покивали... Значит, всё ясно!.. - Тогда — пировать! - скомандовал Овл...

 

55.

 

Доброты хочу! Доброты!

Почему побеждают скоты?

Потому ли, что Злу повезло,

И его принимают в объятья

С удовольствием сестры и братья,

И поэтому царствует Зло?...

Доброта — это просто мечта!

Чуть прихватишь ее ненароком

В своем странствии одиноком

И — пропала!.. И нет ни черта!..

Доброты!.. Удержать!.. Улестить!..

Уломать, чтобы в сердце осталась

Хоть какая-то малая малость,

Хоть какая-то слабая нить!..

Доброты хочу! Доброты!

Чтоб она засветилась во мраке,

И от страха завыли собаки

И поджали покрепче хвосты!..

Доброта неопределима -

Бестелесный безглазый фантом,

Что в движении ветра пустом

В даль уносится прядками дыма...

Наделите меня добротой!

Ибо злобы уже — выше крыши!

Она Господа встанет превыше,

Если пущена внутрь на постой!..

Доброты хочу! Доброты!

Пусть плеснется волной океана!..

В ней, смывая грехи неустанно,

Осмелев, искупаешься ты!..

И пускай за спиной твоей Злоба

Изгибается черной змеей!

Усмехнись!.. Не увидь ее в оба!..

Где ты, Боже?.. Где, Боже ты мой?..

 

56.

 

Степан (или Овл ?) написал стихотворение неожиданно для самого себя... Словно выплеснул его наружу, чтобы избавиться, чтобы забыть то, о чем оно... Избавиться — от чего?.. Забыть — что?.. Перечитал и — заплакал... Потому что вдруг почуялось: в рифмованных строках он более «настоящий», чем в повседневном быту... Собственно, литератору таким и положено быть - в своих сочинениях... Зачем он согласился стать «сменщиком» Евсея?.. И что теперь?.. Обязан злобствовать?.. И разрушать?.. Хотя, при ближайшем рассмотрении, есть на что злобствовать и что разрушать!.. Человечество стремительно деградирует... Глупеет и тупеет... Загнало само себя в тупик потребительства... И непрерывно загоняет себя в эту безнадёгу всё глубже и глубже... Разрушить такое человечество — в общем-то, раз плюнуть!.. Уничтожить его большую часть!.. Чтобы те, что остались, - опомнились!... Осознали весь ужас и всю бессмысленность едва не свершенного ими самоубийства!..

«Мертвые души» - это про тех, кто при жизни — не жив!.. Таких Овл-Степан может, без зазрения совести, превратить в «пушечное мясо» для «вышних» войн и отправить в пекло боевых столкновений!..

Идея нравится!.. Осуществить ее можно и нужно!.. Хотя, может быть, не сразу, не торопясь... Потому что есть некая загвоздка... И не в людях она... Не в одуревшем человечестве... Загвоздка в самом Степане.. Ему сказано, что он отныне — Властитель!.. Могучий!.. Почти всемогущий!.. Почти абсолютный!..

Но вот беда: психологически он остается человеком!.. Человеком прежде всего и по преимуществу!.. Никакого ощущения своей «особости», «избранности», «величия» в нем нет ни на грош!.. Евсею-Овлу прежде всего нужно было привить ему «комплекс первого лица»!.. Но Евсей об этом не подумал!..

Поэтому появилась раздвоенность... С одной стороны, каким был, - таким и остался... Простым, как пятак, человеком с глупыми литераторскими амбициями... А с другой стороны, что-то же всколыхнулось!.. И о «вышних» войнах он думает весьма заинтересованно, весьма эмоционально... Если уж ему навязали необычную роль, то нужно ее отыгрывать ежедневно со всем тщанием...

Остается надеяться, что «величие» он все-таки приобретет!.. В процессе деятельности!.. Хотя бы, в глазах своих помощников: Андрюхи, Витьки и Мишани!..

 

57.

 

Андрюхина служба была с самого начала и не опасна, и не трудна, что Андрюхе, как «военному министру», категорически не нравилось... Он считал себя снайпером «от бога». Да, собственно говоря, и был таким … Мог попасть в левый глаз любого живого существа, что находилось от него в километре, а то и в полутора... На войне приобрел известность; чужие специально за ним охотились, свои уважали его и охраняли от покушений... Не будь постоянной охраны, его бы, в конечном счете, несмотря на его гениальную маскировку, обязательно бы вычислили и убили... Его-таки и вычислили, но убить не успели, - сами нападавшие были уничтожены охраной... А ему выпала пожизненная первая группа инвалидности и дикие головные боли, кои только водка могла хоть на сколько-то уменьшить...

Теперь, нынче, сегодня, пребывая в «некотором царстве, в некотором государстве», он утратил всякие связи с Землей, с привычным старым миром, но и свои положительные моменты в этом перемещении «иди туда, не знаю куда» тоже имелись, поскольку водку пить здесь было не нужно, и, самое удивительное, кто-то милосердный обезболил его бедную башку, и она не болела почти совсем, - разве что чуть-чуть, самую малость...

Андрюха подозревал, что это сделал Белун, - единственный его здешний знакомец, помимо земных приятелей, который появлялся и исчезал, когда хотел, и был терпелив и добродушен...

 

«Вышние» войны его не занимали, поскольку были далеко от него, и его участие в них не предвиделось... Но контингенты «пушечного мяса» для них были его прямой обязанностью и заботой. Нужно было принимать их и отправлять без промедления и остановки.

Прибытие очередной партии обозначал резкий и быстрый приступ головокружения. Он проходил через секунду-другую, но Андрюха уже был настороже, - уже был мобилизован...

И возникало полупрозрачное «яйцо» гигантских, по земным меркам, размеров.

Узрев его, Андрюха «включал» свое «второе» зрение, и ему делался внятен цветовой фон, цветовой окрас всех, кто в «яйце» находился...

Если преобладали пепельные оттенки, значит, в «яйце» были только те, что нужны... Если же прорывались слишком светлые тона, или даже проблескивал яркий свет, тогда Андрюха посылал ментальный призыв Белуну... Тот являлся и забирал «своих»...

 

Что касается «вышних» войн, то Андрюха, как военный министр, конечно, их видел...

Вероятно, они были страшны... И невообразимы... Несовместимы с человеческим сознанием...

Но, к счастью для Андрюхи, он видел их со стороны... Был всего лишь достаточно отдаленным наблюдателем...

А видел он вот что...

При отсылке очередной группы «яйцо» исчезало, и пространство «открывалось»... Как-то по другому обозначить происходящее Андрюха не мог... Объединенная группа распадалась на отдельных «вояк», и те жалкими черточками темнели на фоне явленной беспредельности... И с этими черточками очень быстро, почти неуловимо происходило «нечто»...

Вспыхивал ярчайший ослепляющий лучик, взрезающий пространство, - свой для каждой черточки... И каждая черточка — как бы ответно — тоже озарялась мрачной багровостью...

Спустя неуловимый миг, они соединялись, и начиналась бешеная свистопляска, которая завершалась практически мгновенно... Казалось, что это змея нападала на мангуста!.. Или наоборот: мангуст — на змею... «Точка» словно бы растягивалась и тоже делалась как змея... Змея же «настоящая» судорожно извивалась, выстраивая многомерные изгибы и спирали, каждое кольцо которых предназначалось для прыткого врага... Они перемигивались, словно устрашая друг друга лихорадочным многоцветьем... Затем следовала завершающая огневая вспышка. И, в большинстве случаев, после этого исчезали оба врага: и «змея», и “мангуст»... Что это было, и почему оно так было, Андрюха не знал и не собирался ломать голову... На земную войну это никаким боком не походило... Андрюха же в совершенстве владел только привычными понятиями земных войнушек...

 

58.

 

Слим явился Степану-Овлу вовремя, ибо Степан находился в мучительном раздумье: не ошибся ли он, взяв с собой своих «питейных» приятелей?.. Андрюхе он отдал военные дела, Витьке — пропаганду, Мишане - службу тыла...

А себе-то что?.. Общее руководство?.. Стратегию?..

Скучно!.. И непонятно!.. Какая тут может и должна быть стратегия?.. В чем заключается общее руководство?..

Степан ощущал себя витязем на распутье...

И тут — действительно, очень вовремя и очень кстати, - появился Слим...

Поначалу он был большой и не резкий... Будто изображение, которое забыли сфокусировать... К тому же по нему то и дело пробегала волнистая рябь, делая его очень похожим на экран старенького телевизора...

У него была маслянисто — черная длинная шерсть, которая покрывала не только тулово, - каждый его сантиметр, - но и крупную бычью голову. В телесных изгибах шерсть была свернута в колечки, на других местах свободно курчавилась...

На голове торчали два лировидных рога, их окончания были опасно острыми. От них хотелось отбежать подальше, чтобы смотреть на них с солидной дистанции или вообще не смотреть...

Глаза были страшные, - этакие планетоиды, выбухающие из глазниц... Взгляд их пытался пронзать и сметать с пути всё, чего достигал...

Тело было человеческим, но непомерно больших размеров и совершенно обнаженным... Длинная шерсть маскировала обнаженность, - как бы замещала одежду...

-Почему вы про меня забыли? - промурлыкал он. - Почему так долго меня не звали?.. Я — Слим!.. Его мурлыкающий мягкий голос был в явном диссонансе с его внешностью... Несмотря на свою «приятность», он внушал тревогу и даже страх...

- Кто ты вообще-то? - спросил Степан?.. И сам услышал испуг в своем голосе. Испугаешься тут этакого «красавца»!

- Я — из Древних!

- Не понял!..

- Я — из Древних богов!.. - повторил гость с раздражением. - Несть числа моим именам!.. Евсей,твой предшественник, называл меня Пафнутием!.. Теперь мне велено называться Слимом!..

- Кем велено?..

- Тем, кто был до нас, до Древних!..

- Называйся, как хочешь!.. Но ты мне не нужен!..У меня есть помощники!

- Ты еще ничего не понял!.. Евсей — преступник!.. Он попросту сбежал!..

- В чем его вина?

- В бесконтрольном делении миров!.. Из-за этого — равновесие насмарку!.. Мы теперь не Базовая Вселенная, а рядовой Источник Миров!

- Это плохо?

- Плохо! Ибо нам не справиться с их бесконечным количеством!..

- И что делать мне?.. Догнать Евсея и отмутузить?..

- Давай-ка вместе пробежимся по мирам!.. Авось, будет польза!.. Слим исторг из своих глаз две струи ярко-желтого тумана, похожего на пламя, и всё исчезло... Первый мир был отвратительным... Омерзительным... Тошнотворным... Похоже, всё в нем состояло из полуоформленной слизи... По кособоко оплывающим стержням трав бродили существа, напоминающие «коров». Вдоль спины у них росли два ряда короткопалых конечностей — лап... Когда от коров отваливались куски мяса (плоти), лапы подхватывали их и пришлепывали назад на «свои» места... Глаз, по крайне мере, заметных, у бродячих существ не было... Пастей (ртов) - тоже... Ничего привычного не было у них, за исключением неуклюжего «тулова», действительно, немного похожего на коровье... - Нехороший мир! - сказал Степан (Овл) и вопросительно посмотрел на Слима, - поддержит ли тот его отзыв... - Так уничтожь его! - равнодушно отозвался Слим. То есть, поддержал Степана... - Без объяснений?.. Без обоснований?.. - Да с кем объясняться?.. Ты — повелитель Зла!.. Твори его когда, сколько и с кем захочешь!.. И Степан, слушая чеканный Слимов голос, вдруг понял, что если здесь и есть истинный Повелитель Зла, то это, конечно, не он, отныне величаемый Овлом... Это Слим, который только Слимом и называется, и никем иным... Второй мир был иным. Похоже, его населяли только насекомые. Длинные “стрекозы», шелестя прозрачными крыльями, словно бы гребные лодки, проталкивали себя сквозь воздух... Плоские «тараканы» на длинных суставчатых ногах юрко носились, возвышаясь над густыми травами, выписывая головоломные зигзаги... В древесных трещинах роилась бесчисленная хитиновая мелочь, - шевелила усами, потрескивала, жужжала, вращала глазами на стебельках... Крепкие коричнево-зеленые кусты были увешаны жуками — рогатыми, зубастыми, цветными и одноцветными... По длинным голокожим лианам, слегка их раскачивая, лились оранжевые муравьи с толстыми ворсинчатыми брюшками, и, казалось, их потоку не будет конца... В воздухе толклась какая-то летучая чепуховина, которую, в отличие от «стрекоз», не сразу-то и разглядишь... - Здесь нет разума! - сказал Слим. - Да уж! - согласился Степан (Овл). - Своего девола здесь нет!.. И они покинули этот насекомский парадиз...

 

Мир третий поразил «знакомостью»: каменные дома, людская толчея, автомобили, непрерывный многоголосый шум... Но, конечно, отличия тоже были... Во-первых, люди были меньше ростом, чем средние земляне: они едва превышали один метр... Во-вторых, одежда на всех была одинаковая: куртка и шаровары... Поскольку мужчины и женщины были одинаково безволосыми со стандартными среднесимпатичными лицами, то отличить их друг от дружки навскидку было трудно... И одежда, к тому же, нивелировала различия... - Здесь есть Зло! - уверенно сказал Слим. - Значит, есть и свой девол! - сказал Степан. - Давай с ним увидимся!..

Здешний Овл был древним стариком, но крепким еще и с глазами не потухшими... Одет был как все: в куртку и шаровары. Такое было впечатление, что он их не снимал уже полвека. И не стирал, конечно. Или некому было их ему постирать... Звали его Пенчул. На стене чем-то острым (ножом?) выцарапано было это имя... Когда гости, постучав в дверь и не услышав приглашения, всё же вошли, поскольку дверь была только прикрыта, но не закрыта, их встретил тихий радостный смех и одно только слово: «Земляне?»... - А ты почем знаешь? - рыкнул Слим. - Был тут от вас один!.. - Не Евсей, случайно?.. - Он, он!.. О прошедшем жалел!.. О том, что деволы и демиурги не нужны стали!.. -Пенчул глянул остро. - Ты, как девол, весь передо мной!.. - сказал Степану. - А твой помощник тебя не любит!.. Хочет на твое место!.. Пенчул помолчал, ожидая реакции на свои слова. Но поскольку ее не последовало, - продолжил... - Всё обесценилось, смешалось!.. Раньше силы Зла были только силами Зла в чистом виде!.. И силы Добра - тоже только!.. А нынче в людях и нелюдях всё свалено в кучу - и Добро, и Зло!.. И поди-ка разберись!.. Пенчул помолчал... Затем медленно спросил: «От меня чего хотите? « - Хотим победить в Вышних войнах!.. – ответил Степан. - Хотим собрать многих деволов и договориться о поддержке!.. Хотим Евсея найти!.. - А вы знаете, кто с кем воюет там? - Пенчул воздел руку. Степан отрицающе помотал головой. - И не надо вам знать!.. Своя сторона есть, - ее и держитесь!.. А я готов помочь!..

На том и расстались...

 

Ну, а четвертый мир был водным... Вернее, подводным... Здесь были свои города, состоящие из домов-»кувшинов», входить в которые и выходить нужно было через высокие «горлышки»... Жили в домах обычные амфибии: люди-лягушки, люди-змеи, русалки, морскинии, морсиниллы, мореяны... Дома располагались сравнительно неглубоко: на шельфе... Степан вычислил местного начальника - Домоплава - и заявился к нему... Тот, губастый, зубастый, с жабрами, поросшими плесенью, с порога замахал на них плавниками... - Я не девол!.. Я только скромный контролер!.. Ваш вопрос решить не могу!.. Кракен - вот наш девол, наш Овл!.. Обращайтесь к нему!.. Ну, что же!.. обратились к нему... Кракен, с человечьей, земной точки зрения, был ужасен... То ли он состоял из сотен сплетенных змей (или змеев), у которых была одна голова... То ли был сверхгигантским осьминогом, который мог проглотить сразу и Степана, и Слима - и не поперхнуться... -Ваше счастье, что я не голоден! - прозвучал в головах гостей голос чудовища. Кракен окружил их кольцом щупальцев-змей и демонстративно пошевеливал ими, словно издеваясь... - Так значит, на тебя нет надежды? - на всякий случай переспросил Степан. Ответа не было. Два щупальца, самых близких, метнулись вперед, оплели дерзких пришельцев, сдавили так, что у тех ребра затрещали, и дышать стало невмочь... А затем, с размаха, Степан и Слим были совсем не вежливо вышвырнуты вон...

 

59.

 

И пошли миры за мирами... Замелькали, словно виды из окна поезда... Числа им не было... И никакой радости от большинства... Ибо некоторые еще только рождались в муках и потугах. Некоторые - умирали, корчась в предсмертных, опять же, муках... Похоже, муки были основным содержанием и смыслом мирового бытия... Когда вернулись на исходную позицию, Степан был усталым, а Слим - веселым... Причина его веселья выяснилась на второй день, когда Степан проснулся не в своей опочивальне, а в каком-то мрачном подземелье... Открыв глаза, Степан сел, недоуменно оглянулся и обнаружил, что лежит на тюфяке, набитом хрусткой соломой... Помещение было овальным. Стены были гладкими и черными. Камень, из которого они сложены, Степану не знаком... Под высоким потолочным сводом плавал в воздухе по кругу маленький светлячок-огонек; видимо, магической природы... Свет от него был неяркий, но позволял оглядеться... В его тюремной камере (ибо ничем другим это помещение быть не могло) кроме тюфяка на полу и деревянной бадьи в углу, прикрытой деревянной же крышкой, ничего больше не было... Средневековье какое-то!.. Но почему и каким образом это случилось?.. Кто в этом виноват?.. Он сам, или кто-то другой?.. Стены гладкие, и только в одном месте тонкая линия прочерчивает контур двери, тоже выкрашенной в черный цвет...

Спокойствие!.. Только спокойствие!.. Степан подавил панику, которая жгучей волной плеснула изнутри... Что делать?.. Ты же могущественный!.. Ты же Повелитель Зла!.. Ответь же своим Злом на то Зло, что тебе причинили!.. Прежде всего, призови кого-то на помощь!.. Своих помощников, что ли?.. Нет, они слабы!.. Они свои силы почерпнули из твоих!.. Только Слима!.. Только его позвать!.. Только он может реально подсобить!.. Степан так и сделал... Но его призывы - один, другой и следующие - были бесполезны... И все-таки — страх?.. И все-таки - паника?.. И ничего другого?.. Степану стало плохо... Представил, что проведет в этой камере годы и подумал, что лучше сразу разбить голову о стену... Но нет, нет и нет!.. Не придется ему страдать долго!.. Потому что послышался негромкий скрип, и контурная линия, что очерчивала силуэт двери, расширилась... И в ней блеснул яркий свет... Степан вскочил на ноги... Попробовал вызвать в себе ощущение безмерной силы, уже ставшее привычным... Но его не было!.. Ни ощущения, ни самой силы!.. Куда всё подевалось?.. Что произошло?.. Похоже, чья-то чужая воля выступила против Степана!.. Объявила ему войну, что ли?.. Может быть, это Вышние силы?.. Да полно, полно!.. Для Вышних он слишком незначителен, чтобы обращать на него внимание!.. Или не так?.. Или все-таки «Они»?.. - Будь здрав, повелитель! - послышался знакомый насмешливый голос. Сквозь дверь кто-то вдвинулся в камеру. Свет падал сзади, и поэтому Степан не сразу узнал. А, узнав, ахнул: - Слим!.. - Нет, не Слим! - резко сказал вошедший. - Я теперь Овл!.. - Дворцовый переворот, да? - не удержался Степан от нервного смешка. - А зачем?.. Я бы тебе добровольно всё отдал! - Так вернее!.. Ты — щенок! Это место — не для тебя!.. - А чего же меня позвали?.. - На безрыбье!.. Потому что нет больше Зла!.. Какое величие потеряно!.. - Так это же хорошо!.. Пускай Добро царит!.. - Ты, действительно, щенок!.. Добра тоже нет!.. Ничего не осталось!.. Мир опустел!.. - Как же опустел?.. Столько вселенных!.. - Гниль!.. Трясина!.. Порча!.. - Если Зла больше нет, зачем быть Овлом?.. Гнилью повелевать?.. Невелика честь!.. - Я возрожу Зло!.. Чистое!.. В первозданном виде

 

60.

 

Ментальной связи не было. Андрей это понял потому, что в голове образовалась неприятная пустота...

Он поочередно попробовал вызвать Степана, Мишку, Виктора...

Ни один не откликнулся... Ни один!..

Что-то случилось?.. Но что?.. Какая напасть?..

Ментальная связь была привычным фоном... Этаким ласковым внутренним светом...

И вот ее нет!.. Почему?.. Что в этом повинно?.. Или кто?..

Впрочем, долго раздумывать нечего!.. Конечно, Слим!.. Он и только он — причина неприятности! Больше некому!..

Он похаживает вокруг Андрея давно и поглядывает на новобранцев, словно бы с завистью... Словно кот на сметану пялится... Может, хочет, чтобы они были не чьими-то, а его и только его солдатами... Вот ему дулю!.. То бишь, фигу с маком!..

И вдруг мысли Андрея так резко прервались, что он вздрогнул от испуга...

Хотя пугаться-то нечего!..

Это ментальная связь восстановилась!..

Андрей увидел мрачное подземелье и Степана, сидящего на соломе... - Я здесь!.. Я в плену!.. - успел сказать Степан. И снова нет ментальной связи...

 

61.

 

Виктор пришел к Андрею, и был он важен и напыщен... - Чего позвал? - спросил с недовольством. - Степан исчез!.. Наш Овл!.. - Куда он денется!.. - Кажется, - тут он, в подземелье! В темнице!.. - То есть, не знаешь точно?.. - Картинка на миг появилась!.. Успел сказать, что в тюрьме! И всё! - Помочь не просил? Ну, и не лезь!.. Надо будет, - позовет!..

 

62.

 

Степану снился зрительный зал, забитый мужиками... Женщин почти не было. А если и были, то внимания к себе не привлекали... Одна-единственная женщина царила... Одна-единственная... Та, что была на сцене... Самая богатая среди артисток... И самая недоступная... Ах, как она была хороша!.. Как пленительны изгибы ее тела!.. Как прекрасны ее плавные движения!.. А голос!.. Ангелы на небесах — с такими голосами!.. Голос в ней главное!.. Потому что - певица!.. Но при этом и драматургию вносит в каждую арию!.. Носится по сцене — легкая, почти невесомая... Мужики вертят головами - влево — вправо - за каждым ее шагом... Облизывают и раздевают...

Вот какой-то самодовольный хлыщ вручил ей букет, вскочив со своего места в первом ряду... Она улыбнулась милостиво и поднесла букет к лицу - хотела понюхать...

Но тут к ней подскочил Степан, - он тоже был в первом ряду, - и тоже преподнес букет «свой особенный», сплетенный из банкнот по пятьсот и по тысяче долларов... И на его букет она посмотрела “такими» глазами!.. И улыбнулась ему «такой» улыбкой!.. И, взяв его букет, она подарила ему «тот, предыдущий», ставший для нее не нужным... И хлыщ, который вручил «тот, старый» букет, - глянул на Степана с ненавистью, что Степана очень порадовало... И «недоступная” певица отныне принадлежала Степану... Он мог ее «взять» в любой день и в любую ночь... Хороший сон Степану приснился... Но пробуждение было не очень хорошим... Оно сопровождалось какими-то воплями и автоматными очередями...

 

63.

 

Очередная партия новоприбывших была невелика — тридцать семь человек... Как всегда — с бору по сосенке - от подростков до стариков... Правда, старики не ветхие, а так называемые «молодые пенсионеры»...

Андрей велел всем выстроиться в одну линию и произвел смотр: прошелся вдоль ряда, внимательно вглядываясь в лица... Лица были почти все безучастные и какие-то усталые, пожухлые...

Устанешь тут и пожухнешь, пережив свою собственную смерть...

- Уважаемые!.. - «командирским» голосом начал Андрей. И запнулся: как их величать?.. Помолчав, добавил:

- Уважаемые господа!..

Еще помолчал... И присовокупил: - И товарищи!..

Вздохнул облегченно... И продолжил без церемоний...

- Вам повезло!.. Вы отныне - воины!.. То есть, солдаты!.. Я - ваш командир!.. Впереди - большая война!.. Но до неё — малая войнушка!.. Кто отличится, - получит бессмертие!.. Это понятно? - Да!.. Чего там!.. Послужим, коли так!.. - ответили разноголосо. - Тогда берите оружие!.. Подходить по одному!.. Цепь завернулась правым краем к нему... Каждому подошедшему Андрей вручал новенький АКМ-47 и подсумок с патронами, сотворяя то и другое в сей же миг...

 

64.

 

За дверью грохотали чьи-то поспешные шаги... Грубые мужские голоса вопили что-то неразборчиво... Автоматные очереди татакали, как отбойные молотки...

Затем послышались звуки ударов... Да ударов не шуточных... Словно кто-то кого-то с размаха шмякал об стенку...

А когда в дверь стали молотить словно бы тараном, то в Степановой тюрьме не только дверь, но и стены ощутимо завибрировали и заколебались...

Степан с интересом и смотрел, и слушал... Он решил, что первыми не выдержат стены - и рухнут... А дверь - выстоит!..

Через некоторое время выяснилось, что он решил правильно... Та часть стены, что слева примыкала к двери, покрылась трещинами, - поначалу обильными, но не глубокими...

Последующие удары приводили к тому, что трещины углублялись и расширялись... Это продолжалось недолго, поскольку запас стенной прочности истощился, и стена, разбитая на крупные куски, рухнула вовнутрь темницы...

Первым сквозь проем ворвался Андрей, глядя бешеными глазами и поводя дулом автомата в разные стороны...

Следом за ним хлынула незнакомые люди, - все мужики, - тоже вооруженные автоматами...

Андрей и Степан обнялись... - Ну что ты за Овл! - укорил Андрей. - Если позволяешь так себя захватывать!.. - Больше не буду! - пообещал Степан. - Откуда ты бойцов набрал? - Группа наших новобранцев!.. Задержал на время!.. Ну, пошли, что ли?.. Андрей махнул рукой своей команде, и новобранцы, толпясь, выдавились наружу... Степан и Андрей - следом за ними...

 

Снаружи, в каменном зале с невысокими сводами, валялись трупы странных существ...

Не люди, не крокодилы, не жабы большущие...

Но, в то же время, в каждом есть что-то и от первых, и от вторых, и от третьих...

Карикатурные человечьи тела, - короткие, сильные, - как вырубленные из дерева... Заостренно вытянутые крокодильи морды... Перепончатые отростки без суставов - вместо рук...

Сколько их тут !.. Некоторые друг на дружке... Некоторые - поперек...

А возле неглубокой ниши в стене - стража... Два бойца справа от ниши, два - слева, два - перед ней...

А в самой нише стоит...

Целехонек!..

Степан глазам своим не поверил...

Слим!..

Стоит спокойно и улыбается, намечая улыбку уголками губ... - Ну, что? - спросил Степан. - Удалось возродить Зло?.. - Понял, что его возрождать не надо! - ответил Слим спокойно. - Зло вечно и не уничтожимо!.. Оно принимает разные обличья и даже прячется!.. Но есть оно всегда!.. - А Добро?.. Так же?.. - Об этом спроси не у меня! - с издевкой сказал Слим... И... сгорел... Сгорел в буквальном смысле... Из-под земли выплеснулся фонтан огня, окутал Слима... И тот, улыбаясь во весь рот, скользнул, как золотая рыбка, в жаром пышущий поток и провалился в него, упал в него...

Исчез...

Будто и не было...

 

65.

 

Соблазненная известная певица – раз!.. По одному погубленному авиалайнеру из каждой страны — два!.. По одному сумасшедшему теракту — три!.. Бесцельные приказания умереть для случайных людей — четыре!.. Глупейшие беспричинные революции — пять!.. Зачем?.. Зачем всё это?..

Какова причина?.. И какова цель?..

Побывав в плену у Слима, Степан словно сорвался с цепи.... Сошел с ума?.. Восхитился собой?.. Ужаснулся себе?.. Что-то с ним происходило... То ли оно извне кем-то направлялось?.. То ли было направленным изнутри?.. Легче думать, что извне... Тогда ответственность за всё не на нем... И можно не париться...

А если «изнутри?» Что в нем есть?.. Каков он на самом деле?..

Человек ли он, в конце-то концов?.. А если не человек, то кто?.. Неужели под внешней благопристойностью может скрываться кто-то неописуемо злой?..

Кто-то?.. Или нечто?..

Если бы он точно знал о существовании Ада, он мог бы вообразить про себя, что он - могучий демон, зачем-то вошедший в людскую шкурку!..

Но это было бы нелогично!.. Зачем бы тогда ему, если он - демон, - быть Повелителем Зла?.. Неужели демоническое тщеславие?.. Демонам оно, вроде бы, ни к чему!..

Или он просто погубитель всего человеческого в себе?.. По капле вытравливал, выдавливал из себя человека, - подобно тому, как один людской писатель выдавливал из себя раба...

Он сам, Степан, и тот писатель совершенно одинаковы в своих устремлениях... Их устремления повели их по одним и тем же путям...

Но конечные точки этих путей оказались на разных полюсах мироздания...

Он пришел к дьяволу и, возможно, сам таковым сделался... Тот писатель пришел к Добру и, возможно, ко всепрощению...То есть, утонул в розовых соплях...

Хотя почему издавна «розовые сопли» означают бесцельность и беспомощность?.. Ведь розовые сопли - это «носовой продукт» c примесью крови, - отсюда и цвет же...

Значит, били этого бесхребетного... И крепко били, раз уж не выбили из него дурь слюнтяйства...

Но он-то, он, Степан, - он же не размазня!.. Он может любого своего врага раздавить!.. Он может!.. Он уверен!.. Он в этом убедился!..

И кто же он все-таки, в конце-то концов?.. Кто же он нынче и каким был прежде?..

Вот он-то как раз прежде, возможно, и был рабом!.. Хотя думать об этом стыдно и не хочется!..

Да, он был рабом писательских амбиций и мелких страстишек!..

Ах, как бы напечататься побольше и почаще!.. Ах, как бы обрести известность!.. Заслужить бессмертие если уж не себе телесному, то, хотя бы, своему имени!..

Сколько пришлось подличать ради ничтожной жажды ничтожной славы!.. И хвостом-то вилять перед литературным начальством!.. И голосовать послушно, когда было нужно!.. «Кукушка хвалит петуха...»

Если и была у него душа (возможно), то вся она растратилась по пустякам... И настала пустота внутри... Мерзкое «ни-че-го!..»

И если бы не появился Евсей... То что тогда было бы?.. «Ты выпал бы из жизни болевой на камни ненавистной головой?»

Что ж!.. Это было возможно!.. сдерживала только одержимая любовь к жене...

 

Евсей незаметно наполнил Степана стремлением к Злу... Хотя он, Степан, поначалу этого не осознавал и даже успешно отбрыкивался...

Уж самому себе-то можно всё откровенно рассказать!.. Хотя бы только себе самому!..

Писателем, вообще-то, он был средненьким... Но, хотя бы, не графоманом, в этом была твердая уверенность!..

Что-то в его опусах - пусть в микродозах! пусть! - было настоящее, он это чувствовал, и другие - тоже... Поэтому и печатали, поэтому и допустили стать членом Союза писателей!..

Как там говорили старые моралисты: «сейте разумное, доброе, вечное?»..

И что же он, Степан, посеял?..

Его «разумное» обернулось ненавистью к себе и к людям... Как они посмели, человеки, год от года становиться все хуже, все глупее, все ничтожнее!.. Он же, как «зеркало» этих людишек, должен был плыть в их кильватере и повторять их отупевание...

А что было бы, если бы он заплыл вперед?..

Да он бы, наверное, счел благом уничтожить их всех - тех, что сзади него!.. Хотя и себя тоже, конечно, пришлось бы!..

 

Ну, а что там насчет «доброго» и «вечного»?.. Доброе в нем было, не стоит открещиваться... Он даже стишок накропал про «желание доброты!» Но едва ли в нем остался тот росток после всех его нисхождений по дантовым кругам...

Он бы уничтожил тот стишок, если бы не убеждение: то, что написано, - остается навеки!..

«Что написано пером, того не вырубишь топором!..»

Или еще знаменитое - «Рукописи не горят!..»

Хорошее утешение для таких середнячков, как он!..

До каких же пор человек остается человеком?.. Есть ли у «человека» границы?..

Здесь две градации... «Не человек » - то есть, монстр, проклятие человечества!.. Или не человек - то есть, сверхчеловек, надежда человечества на лучшее!..

А ты кто теперь, Степан: не человек, или недо- ?.. Или просто «хомо»?.. Или сверх-человек»?..

Или, как Повелитель Зла, ты вне всяческих категорий?.. «Кат Егорий - вне категорий?..» А ответь-ка ты, братец Кат, на простой вопрос: что есть Человек?..

«Человек - это ощипанный петух на двух ногах...»

«Человек - есть мера всех вещей...»

«Человек - любимое создание Бога...»...

«Человек - звучит гордо!...»

«Человек есть нечто, что должно быть преодолено...»

«Человек - это истина в последней инстанции?..

«Или кукла для какой-то временной цели?..»

Может быть, истинно лишь то, что бестелесно, не ощутимо, не зримо?..

«Как океан обьемлет шар земной, - земная жизнь вокруг объята снами...»

 

Иисус Христос вдруг почему-то вспомнился... Тоже мне, - нашел кому вспоминаться!..

Он, чтобы стать драйвером человечества, страдал и умер на кресте... Так ли - не так ли, но так говорят!..

Что если и ему, Степану, тоже пострадать после тех кровавых и грандиозных свершений, на какие уже отважился?.. Мысль шальная, но почему-то «цепляет!»

Возможно, подвиг смирения принесет ему больше дивидентов, чем подвиги злобы!..

А вдруг, пострадав, он станет Антихристом?.. То есть, поднимется вровень с Иисусом!.. Ведь Антихрист - только для божьей епархии - Зло!.. А для мира Зла, в коем Степан - Повелитель, - антихрист будет воплощением Добра и доброты... Той самой доброты, что искал Степан в своем стихотворении!..

Но где найти свое страдание?.. Где?..

Степан думал недолго... Вспомнил про Мишку, больного раком, и панически боящегося смерти...

Решил - он тоже будет раковым больным... И подойдет вплотную к смерти...

 

66.

 

...Двери громко хлопали... Железные каталки с грохотом ездили по коридору справа налево и наоборот... Кто-то сидел на скамейке возле палаты и во весь голос разговаривал по мобильнику... Жаловался на самочувствие...

Степан лежал возле окна в четырехместной палате... Окно было старое и полностью не закрывалось... Из него нещадно дуло... Степан старался закутываться в тонкое шерстяное одеяло, как в кокон... У него выходило плохо, сквозняк находил пути-дорожки, несмотря на все старания...

Все тело было наполнено болью... Степан прежде не знал, что тело может быть настолько болящим, - а теперь знал... Боль перетекала с места на место, как раскаленный металл... Выстреливала то там, то здесь, - будто прицеливалась, куда лучше ударить, чтобы убить наверняка... Боль ввинчивалась внутрь, как безумный шуруповерт, загоняющий в тело винт за винтом... Боль - казалось Степану - хохотала и пела, мерзко радуясь своей неминуемой скорой победе...

Сил не было терпеть... Но Степан взялся, и, значит, надо было терпеть...

Соседи - трое - звучали на разные лады... Тощий старик надрывно кашлял... Другой - мужик за пятьдесят, - то ли храпел, уснув среди дня, то ли хрипел, помирая... Третий - юноша безусый - постанывал беспрерывно и в перерывах между стонами шептал: «Позовите врача!.. Позовите врача!..»

Степан вдруг заметил, что лицо у него, болящего Повелителя Зла, - совсем мокрое... Значит, он плакал и сам этого не замечал...

В палату зашла медсестра и торопливо сделала укол стонущему парню. - Сделайте и мне укол! - попросил Степан. - А тебе не назначено! - грубовато сказала медсестра... И тошно после ее ухода стало так, что впору зарыдать навзрыд... Но невместно слезиться Повелителю Зла!.. Нет, невместно!..

Можно было бы, конечно, ее в лягушку превратить!.. Не в царевну-лягушку, а в обычную жабу!.. И оставить в этаком виде! Пускай квакает!..

Или по камешку развеять эту больницу!.. И с медсестрой вместе!..

Но раковая боль так невыносимо донимает!.. Ничего нет, кроме нее!.. И делать ничего невозможно!.. Только ее чувствовать, проклятую! - А зачем тебе это? - вдруг спросил знакомый голос. Степан оглянулся... В палате никого - кроме трех его соседей и его самого... - Слим? - спросил Степан. - Где ты?.. Чего прячешься?.. - Тут я! - сказал Слим досадливо... И возник перед жесткой Степановой койкой в виде призрачном и бесплотном... - Не бойся! - сказал Степан. - Я тебя не трону!.. Слим жёстко ухмыльнулся, показав частокол острейших зубов... - Не будем на ножах! - предложил категорично. - Ты Повелитель, - вот и рули!.. Я вперед не полезу!.. Тем более... Есть охотник пострашнее, чем я!.. - Это кто же?.. - Евсей, конечно!.. Он шатуном стал!.. Шатается по темным мирам!.. И набирает себе таких... Страшное дело!.. - Воевать, что ли?.. С кем?.. - С тобой!.. Со мной!.. Со всей вселенной!..

 

Степан не заметил, как Слим исчез... Не до того было!.. Потому что вдруг стало так хорошо, так легко, так радостно!.. И боли, коих только что было «выше крыши», вдруг исчезли все сразу!.. И как было без них уже непривычно!.. В самом деле, их как будто не хватало!.. Вот странно!.. Степан оглядел себя... Темные следы, будто от ожогов, на обоих руках остались... Но заметно подвыцвели... А бугорок на том месте, где долго стоял внутривенный катетер, - исчез...

Голова была легкая и ясная... Хотелось петь и смеяться... И двигаться!.. Двигаться!.. И вдруг до Степана дошла очевидная мысль... Мысль, которая была на поверхности... Слим вылечил его рак!.. Выбросил его из организма Степана, как ненужную ржавую железку... Он, Степан, больше не болен... Хорошо это?.. Или не очень?.. Какая свобода!.. Какая легкость!.. Это, конечно, приятно!.. Однако, ему теперь, похоже, уже не стать Антихристом, - на что он очень надеялся!.. И не пострадать!.. И не помучиться!.. Досадно!..

Степан себя перенес к Андрюхе... И захохотал, глядя на его удивленное, не верящее и радостное лицо...

 

68.

 

Рядом с Андрюхой сидел неизвестный с умным и печальным лицом... Длинные белые волосы.. Гибкая спортивная фигура... Балахонистая полотняная одежда - рубаха и штаны... На ногах красные сандалии, ремешки от которых обвиваются вокруг лодыжек... А глаза полыхающе голубые... Не здешний свет в них... - Здравствуй! - сказал Андрюхин гость. - И тебе не хворать! - ответил Андрюха. - Я — Белун! А кто ты - мне ведомо!.. - Зачем ты здесь, Белун?.. Ты здесь чужой! - Я везде чужой! - сказал Андрюхин гость, и неподдельная грусть, что прозвучала в его голосе, поразила Степана... - Ты еще не понял, но ты еще поймешь: в этом мире ни тебе, ни мне места нет!.. - Тогда зачем нам этот мир?.. - Мы в него брошены и умрем вместе с ним!.. …

И тут что-то случилось... Что-то произошло... Что-то изменилось вокруг... Они, все трое, - уже не были в гостях у Андрюхи... … В этом мире была необычная трава. Деревья, может быть, тоже были необычными. Но они свои кроны несли так высоко, что судить о них не было возможности. А трава, действительно, была «не такая»... Все травины (вот именно «травины», а не травинки) были толстыми, круглыми, длинными, окрашенными в неприятный зелено-розовый цвет... И пахло от травяного покрова почему-то мясом и кровью. Или, может быть, запах издавали древесные стволы, поросшие плесенью и черными мхами. Степан, любопытства ради, обнюхал три трещиноватых ствола, обвешанных бурыми космами и лохмами, кои успешно законопатили почти все трещины, - и отрицающе покачал головой. - Нет! Запах не отсюда! Не от них! - сказал уверенно. - Ну, значит, от них! - сказал Белун, указывая рукой на травы. - Больше неоткуда! - сказал Степан. Идти по лесу, по странной траве, между толстыми стволами, им пришлось недолго. Впереди приветливо блеснула водная гладь, и они ускорили шаг. То, что они увидели, выйдя к озеру, было непонятным. На берегу паслись людские стада. Именно стада, поскольку все люди в них были обнаженными, волосатыми, согнутыми и похожими на неандертальцев. У них были выраженные надбровные дуги и покатые лбы. Глаза ничего не выражали кроме абсолютного безмыслия. Этих людских стад было много, поскольку озеро было большим, и люди были распределены по всему его периметру. Степан собрался было пересчитать стада, но быстро сбился и заново заводить счет не стал. - Пойдем! - позвал Белун. - Посмотрим поближе! Они приблизились к одному стаду. - Эй. Вы! Кто вы такие? - окликнул Степан. Головы стоящих смирно людей медленно повернулись к нему. Но лишь на миг-другой. А затем все головы так же медленно вернулись обратно — в исходное положение. Трава вокруг людей показалась степану более высокой, чем та, что росла в отдалении. Но он не придал этому значения. Они двинулись дальше. До следующего стада было всего два — три десятка шагов. Чем ближе подходили, тем трава, действительно, становилась выше, - словно торопилась вытянуться. Повторенный факт не заметить было уже невозможно. Поскольку повторяемость начинала выглядеть как закономерность. Здесь, у новых знакомцев, поначалу все было так же, как раньше, - напрасные окрики, напрасные ожидания ответов. Но затем случилось что-то новое, неожиданное... Все высокие травины вдруг разом сложились вдвое и резко распрямились... Получился громкий щелкающий звук, после которого в стаде произошло шевеление. Волосатые люди опускались на корточки и на колени прямо там, где стояли, и... начинали поедать — жадно поедать! - высокую траву. Они торопливо запихивали ее себе в рот дрожащими от жадного нетерпения руками или, не мудрствуя лукаво, рвали ее зубастым ртом и жевали, жевали... Чавкая, захлебываясь, отрыгивая, ни на миг не прерывая процесс поглощения... - Се человек? - спросил Степан насмешливо. - Се человек! - сказал Белун — Ecce homo !.. Степан заметил влажный блеск его глаз и отвернулся. Ему неприятны были эти чужие и чуждые слезы... У третьего стада они остановились надолго. Потому что на их глазах совершалось нечто невообразимое. Нажравшиеся люди укладывались ровными рядками на вычищенные участочки, оставляя между своими телами небольшие промежутки. А высокие травины, - те, что были не съедены, мягко в их тела вонзались... Они впитывались в людей все глубже, словно подрастали на глазах, и цвета хищных травин волнообразно изменялись от зеленых разного оттенка до красно-бурых. - Они поменялись местами! - констатировал C тепан. - сперва те пожирали этих, теперь эти пожирают тех!.. Но с теми стеблями, что, вроде бы, были съедены, тоже не всё было понятно. Потому что они словно бы возрождались в людском нутре... И вырастали «изнутри» людей. Вырастали так тесно, что людские животы с треском разрывались от их напора. Распахивались, делались доступными для взглядов... Степан заглянул в один отверстый живот... В другой... И его чуть не стошнило... Там, внутри, ничего не было, кроме отвратительной черной жижи, или жидкой кашицы... Травины ее высасывали и разбухали, разбухали... А разбухнув до предела, лопались и оседали рядом с поверженными телами облаками черных круглых, крупных спор... Остатки же тел подвергались такому же изменению: распадались, рассыпались, превращались в такие же споры... И ничего от людских тел не оставалось.... Ровным счетом ничего... А споры, попавшие в землю, тоже начинали жить своей жизнью: прорастали, вытягивались, желая поскорее стать полноценными травинами... - Се человек? - снова вопросил Степан. - Се Человек! - снова ответил Белун, и голос его был полон горечи...

 

70

 

Что им оставалось делать?.. Им оставалось делать лишь одно: идти дальше и дальше. Куда глаза глядят, и куда ноги ведут... Степан время от времени искоса поглядывал на спутника... Тот был мрачен, и, казалось, о чем-то глубоко задумался... Мрачность совершенно не шла к его светлому облику, совершенно с ним не вязалась... Белун словно бы маску на себя нацепил и спрятался за ней... - Ты как будто убежать хочешь! - в конце концов не выдержал Степан. - От себя не убежишь! - Заметно, да? - усмехнулся Белун. - Ты проницателен! - Что-то беспокоит? - Человек!.. Его место!.. И я!.. Нужны ли?..

Тут их беседа прервалась… Лес прекратился... Закончился... Исчез...

Перед ними была пустыня... Бесконечное море ярко-желтого волнистого песка...Постоянно дующий ветер, казалось, гнал вперед, к горизонту, эти песчаные волны...

Путники остановились, завороженные видом этого «бушующего моря»... -Вот и всё! - пробормотал Белун. - Конец мира, что ли? - резкий хохоток Степана был полон иронии. -

 

Громкий стон послышался… Поначалу показалось: он идет из-под земли... Потом подумалось: это ветер издает тревожащие звуки, прорываясь сквозь густые кроны... Белун и Степан настороженно замерли...Ничего хорошего от такого звука произойти не могло. И впрямь: раздался слитный шум... Словно сквозь подлесок продиралось какое-то дикое стадо... Степан и Белун отошли в сторону, - дали дорогу предполагаемым животным...

Но это были не звери... Сквозь лес и подлесок просочились люди. Их было много... Их лица — все до единого - были искажены невыносимой мукой. Словно при каждом человеке был невидимый палач, пытающий его на ходу... Подгоняемые своими палачами, люди высыпались из леса на песок и, останавливаясь, вертелись на месте, словно старались углядеть что-то очень для них нужное... Всё больше и больше их прибывало... И вдруг приток прекратился... И новый стон раздался, что был гораздо сильнее прежнего...И стало понятно, что исходит он от деревьев, а не от людей. Сильнейший удар ветра заставил вершины деревьев резко качнуться и извергнуть из себя целые плотные тучи семян... Семян было так много, что они затмили дневной свет, превратив яркий день в вечерний полумрак... Люди, что выплеснулись из леса, словно бы только этого и ждали... Они жадно открывали рты, словно голодные птенцы, жаждущие корма, и глотали, глотали, глотали семена... И выражение мучительной боли исчезало с их лиц, сменяясь выражением облегченной просветленности... Некоторые не ограничивались тем, что поглощали семена из воздуха... Они подхватывали семена еще и обеими руками и лихорадочно запихивали их себе в рот... - Подавятся ведь!.. Задохнутся! - хотел сказать Степан … Но не успел... Потому что началось что-то новое, невиданное... Всё совершалось очень быстро... Из людей, бессильно замерших, словно окаменелых, выпрастывались наружу какие-то «палочки», или «веточки»... Их всё больше становилось...Они покрывали человека с головы до ног, превращая каждого в ежа или дикообраза... Достигая определенной густоты, они покрывались листиками — поначалу совсем крошечными. Но листовые пластины быстро увеличивались, - синхронно с ростом деревьев в высоту. А вернее, «людодревес» - людей, замурованных в дереве, намертво вросших в него... Долго ли — коротко ли: возле леса зазеленела новенькая красивая роща, что образовалась на глазах Степана и Белуна... Она отвоевала у пустыни небольшой, но, в общем-то, и немалый кусок... Таким образом пустыня отступила назад на полшага...

 

71.

 

А в этои мире был аккуратный лес из невысоких деревьев одной и той же — неизвестной - породы. Весь лес был разделен на круглые или овальные полянки. И на каждой полянке паслись обнаженные люди... Видимо, лес, или кто там им управляет, производил некую селекцию, потому что на каждой полянке бытовали люди одного - только одного - возраста и пола... На одной были дети... На другой - подростки... На третьей - взрослые... На четвертой - старые... Люди медленно, словно во сне, двигались внутри своей поляны. Головы опущены... Плечи поникли... Спины согнуты... Все деревья вокруг поляны были словно бы «волосатыми». Листьев на них было мало - только возле самого ствола. Любая ветка, утолщенная поначалу, затем делалась все более тонкой и гибкой. Окончание любой ветки волнообразно извивалось и подергивалось изредка. Деревья словно сторожили. Словно не выпускали людей из некоего заколдованного круга, очерченного ими... Иногда концевые плети двух или трех деревьев падали на плечи какого-то человека и неотвратимо вдавливали «избранника» в землю... Земля в таких случаях словно исчезала - не оказывала никакого сопротивления... «Избранный» входил в нее, будто нож в масло... Затем движение по кругу продолжалось, - будто бы никто ничего не заметил...

 

71.

 

Когда «аккуратный» лес остался позади, когда под ноги потекла бескрайняя травяная равнина, Степан вдруг остановился. Остановился и сильно побледнел... Глаза распахнулись... И крупные прозрачные слезы набухли на них... Белун поглядел с недоумением и сочувствием... - Что с тобой?.. Ты словно окаменел!.. Степан не отвечал. Горе было в его каменной неподвижности... Белун хмыкнул и присел на траву, с интересом глядя снизу вверх на своего спутника, в одночасье превращенного в статую... Долго Степан был безгласен. Потом словно очнулся. И прошептал со злостью... - Зачем?.. Зачем согласился?.. - Ты сделал свой выбор! Только и всего! - Не выбор! - злобно выдохнул Степан. - Не выбор, а то, что навязано!.. Белун молчал и глядел по-прежнему сочувственно... Затем сказал, как бы размышляя вслух: - Думаю, ты ищешь то, чего в жизни нет и быть не может! Ни справедливости, ни здравого смысла!.. - Что же делать? - Не так всё страшно! И не так безнадежно! - сказал Белун наставительно. – Мы давно поняли опасность, исходящую от мыслей!.. Мы стали улавливать мысли, в коих были намерения!.. Улавливать и прятать!.. Вот они!.. - Мир «запятых»! - воскликнул Степан. И, действительно, мир «запятых» - это был он. Он походил на мириады пчелиных роёв, соединенных, сросшихся вместе... «Запятые» были еще те вертушки!.. Бешено вращались и звучали на все лады: позванивали, поскрипывали, потрескивали... Взбирались друг на дружку и носились в пространстве неустойчивыми столбиками... Стремительно выстреливали сами собой в разные стороны... Будто хотели поразить невидимую цель... Подпрыгивали на одном месте, словно скакали на одной ножке... В общем, мельтешня царила неимоверная... - Похоже, им тут не скучно! - заметил Степан. - Не скучают они! - подтвердил Белун.- Они просто не понимают, кто они, и зачем они тут!.. Белун пожал плечами и снова окутался полупрозрачной дымкой. Скрыл под ней и себя, и своих беспокойных подопечных... А когда дымка развеялась, никого больше не было, - только унылые знакомые пейзажи, по которым путники бродили от одного людского стада к другому...

 

72.

 

И попался им на этот раз человек - одиночка... Шел по дороге, коротконогий, короткопалый, квадратного вида и громко что-то напевал... Поясница его была густо опутана красноватыми корнями, а на корнях тут и там сидели крупные бурые почки. - Ты куда идешь? - спросил у него Степан. - Иду, куда судьба ведет! - ответил мужик. - Это твоя судьба, что ли? - Степан указал на корни, обвившие поясницу. - Ты берешься судить, что такое судьба? Разве у нее есть лицо, руки и ноги?.. Разве ты веришь в ее зримый облик? - Ну, вот эти корни!..Чем это не облик судьбы?.. Мужик вдруг поглядел неожиданно грозно из-под своих насупленных бровей... - Ох ты! - вырвалось у Белуна, явно удивленного странным взглядом мужика. - В чем дело? - спросил Степан, который ничего странного не заметил. - Не по рангу! - прошептал Белун - Не по рангу у него такой взгляд! Ох, не прост он!.. Ты за ним следи!.. И опасайся!.. Предупреждение оказалось своевременным... Мужик непонятным образом стал р а з д е л я т ь с я... Влево из него выступила туманная тень, которая стала постепенно плотнеть... А вправо произошло то же самое: из него вылупилась, от него отщепилась такая же тень, которая тоже принялась наливаться плотностью... Степан, разинув рот, пригляделся и вдруг понял, что эти две тени не слишком-то похожи друг на дружку. Левая тень была несомненно человеческая. Но принадлежала она странному человеку. Его ноги были волнистыми, мягкими, - словно не имели суставов... Пальцы ног срослись вместе и были похожи на плавникеи... В его боках были прорезаны параллельные щели, - по четыре с каждой стороны... Глаза его тоже были узкими, щелевидными и неярко светились, как два угасающих уголька. Кисти рук, однако, были обычными, пятипалыми. Ушей, то есть, ушных раковин, не было вовсе. Пышные длинные волосы, небрежно закинутые назад, росли строго по середине черепной коробки. Были они мягкими и легкими и от малейшего движения вздрагивали и взволновывались, хотя никакого ветра не было, и ничто не могло их беспокоить... Ну, а тень, что была справа, - была «другая»... Она тоже была человеческой... Но... ни одного участка кожи не было видно. Весь человек был покрыт с ног до головы коричневой древесной корой: кожистой, мягкой, матовой, лоснящейся... Вместо верхних бровей имелись роговые пластинки, кои могли вдвигаться в надбровия и выдвигаться из них... Руки заканчивались то ли кожистыми, то ли ороговевшими «лопаточками», - такие же «лопатки» заменяли стопы... - Внемлите! - сказал мужик, дав присмотреться. - Тот, что слева, живет в воде, - так он и те, что с ним, спаслись от деревьев.. А тот, что справа, - подземный житель. Таких его собратьев - небольшая группа... Деревья принимают их за своих и не трогают... Но все равно жизнь их трагична. Они не могут рожать потомство. Они вообще утратили разделение на мужчин и женщин... Но для них главное - «жить», - и они считают, что действительно живут... Они, мол, всех перехитрили, и земля принадлежит им... Они потихоньку рассылают своих агитаторов, приглашая «обычных» людей к ним примкнуть... - Скажи мне, кто ты сам такой, и почему ты кое-что знаешь и кое-что можешь? - перебивая рассказчика, спросил Степан. Мужик уставился на него с насмешкой и ничего не сказал поначалу... Потом, помолчав, он вздохнул, словно сожалея, что приходится говорить. - Эх ты, брателло! - сказал с укором. - Да Евсей я! Евсей!.. - Не может быть!.. - Почему же не может! Ты забыл, как сам примерял на себя всякие личины?.. - А покажись-ка в своем прежнем виде!.. - Не покажусь, - опасаюсь твоего спутника! Может быть. Именно он нас всех уничтожит! Катастрофа должна быть вот-вот!.. - Как видишь, ты ошибаешься! - включился в разговор Белун - Нет никакой катастрофы! - Это ты ошибаешься! - неприязненно сказал Евсей. - Впрочем, что с тебя взять! Ты ведь не от мира сего! - Да где же твоя катастрофа? - произнес Белун. - Вы слепы! И ты, Белун!.. И ты, Степан, к сожалению! Гляньте перед собой пристально!.. Степан последовал совету. Уставился в воздух... Смотрел напряженно... и ничего... Только словно бы легкие подрагивания, потому что воздух совсем неподвижным быть не может... Тогда он прищурился... И попробовал так... Да еще верхнее веко приопустил... И только тогда... Только тогда увидел... Воздух подрагивал вовсе не от того, что ему всегда присуща подвижность... Причина была в том, что он словно бы потерял цельность: раздробился на мириады крошечных пузырьков, которые как раз и подрагивали, рождая иллюзию дрожания всей воздушной массы... Степан скосил глаза на Белуна... Тот щурился так же старательно... Затем произошло изменение... Пузырьки стали лопаться во всей воздушной протяженности... Сперва с легким шелестом... А затем - почти сразу - мир наполнился едва слышными щелчками приятных музыкальных оттенков... Словно гигантский оркестр издалека приглушенно играл гениальную симфонию, и отзвуки ее на пределе слышимости доносились до внимающих... А потом... А потом вдруг приятности кончились... Небо словно кто-то распорол взмахами гигантского меча. И за синевой обнаружилась бархатная чернота. А за чернотой - там, дальше - спокойная ровная белизна... Вслед за этим земля так сильно вздрогнула, будто кто-то изнутри ударил по ней тяжелым молотом... И... Тоже... Раздалась... Просто тихо раздвинулась налево и направо безо всяких звуковых эффектов... Ни огня, ни грохота, ни дыма, ни запаха серы... Земля раздалась, и оттуда, снизу, хлынули орды нечисти... Степан их по инерции назвал «нечистью», хотя эти твари, по идее, должны, вроде бы, считаться «своими» для него... Но ему никто о них не напоминал, а сам он как-то подзабыл... - Евсей! - постарался он рявкнуть. - Да знаю, знаю! - сказал Евсей спокойно. - Я должен был их передать!.. Но я нарочно не стал!.. Уже тогда чуял: грядет катаклизм!.. И нечисти не станет!.. И людей!.. Именно поэтому я сбежал!.. И вы тоже, кстати!.. - Неправда! Мы можем вернуться, когда захотим!.. Степан глянул на потоки нечисти... Людеобразные, поросшие шерстью с ног до головы, - желтой, красной, черной... С копытами и лапами... С когтями и длинными извивчатыми пальцами... С карикатурными мордами... С телесами то уродливо человечьими, то крокодильими, то зверьими или птичьими... - И все они были сильно напуганы... Неистово толкались... Верещали и визжали, свиристели и шипели, скрипели и потрескивали... Но все звуки их страха и ужаса раздавались словно бы издалека... - Чего это они? - вопросил Степан. - Всякая тварь быть хочет! - ответил Белун. - Доскажи, чего еще утаил! - сказал Степан строго. - Про мир «запятых», хотя бы!... - «Запятые» - невоплощенные творческие идеи! Собирать их стали сразу!.. А потом - зачем-то - и деревья!.. - А вышние войны?.. Зачем они?.. - Чтобы Землю спасти!.. Вышние силы хотят ее уничтожить!.. А мы, земные, пытаемся отстоять!.. Нечисть они победили!.. А люди, что остались после нечисти, должны победить!.. Должны выстоять!.. - А что же нечисть не защищалась? - Наверное, по моей вине!.. Ты меня прости!.. После этих слов Евсей просто-напросто исчез... Не сказав больше ни слова и не прощаясь...

 

73.

 

Снова долго шли... Снова молчали... Степан на ходу дремал и вяло удивлялся этому... Вроде бы, по его высокому положению, уставать и спать ему не положено... Вроде бы, он выше этого!.. А вот поди ж ты!.. Бродить в поисках очередных людских стад ему надоело... Не понимал, зачем это надо... Попроси у него Белун, он бы, Степан, выкрал бы из-под носа у хищных деревьев всех этих несчастных людишек-мучеников... Наконец, Белун первым нарушил молчание... - Хочешь, скажу, о чем Евсей не догадался?.. Деревья управляют всем!.. Люди для них - пища!.. Любые останки они делят на две части: первая - плотская, вторая - та информация, что была в убитом!.. Людские мысли породили этот мир... А вышние силы породили деревья в этом мире... Деревья, укоренясь, получили приказ: тормозить действенные мысли... То есть, превращать их в «запятые», как это делали до них Белун и Евсей!.. - Так что нам-то делать? - воскликнул Степан. - Смириться и уйти?.. Оставить всё деревьям?.. Или ударить по ним!.. И сжечь их нашими силами!.. - Тебе - разрушать, мне - созидать!.. Ударить можешь только ты!.. - Ну, так что ж!.. И ударю!.. Степан сосредоточился, собрал силу в кулак и приказал тем деревьям, что были в поле зрения, загореться... Сила его оказалась настолько велика, что была видна невооруженным глазом... Она помчалась вперед, словно волна цунами... И, когда достигла первых деревьев, те, действительно, загорелись... Но загорелись как-то неохотно... А те, что были за ними, уже не горели... Они сгибались и пропускали силу Степана над собой... А еще они впитывали ее в себя... А когда Степан иссяк, они единым махом распрямились и послали ее обратно... Степан увидел, что цунами грозно возвращается... Для него и Белуна - это погибель!.. - Бежим! Быстро! - выкрикнул Белуну прямо в ухо... - Туда!.. К «запятым!».. И... они успели. Вмиг оказались посреди прыгающих, скачущих и вертящихся «крохотулек». Степан огляделся... Взмахнул рукой, пытаясь поймать хоть одну «запятую»... Но вертлявые и прыгучие не давались... И тогда его осенило... Внезапное озарение блеснуло в мозгу, как зарница... - Хочу... - сказал он неуверенно... И голову его вдруг пронизала сильная боль, и голова почему-то закружилась... А затем он решительно возвысил голос. - Хочу, чтобы все идеи!.. Все идеи всех «запятых» воплотились в нынешнем человечестве!.. Голос Степана сорвался на хрип, и Степан повалился, теряя сознание...

 

74.

 

Очнулся он нескоро... Когда он очнулся, рядом с ним, поджав ноги под себя, сидели «его» люди - Андрюха, Витька и Михаил. А чуть в стороне от них с невозмутимым видом восседал Белун и глядел на Степана с доброй улыбкой... - Чего улыбишься? - спросил Степан не слишком-то вежливо. - Встречаю тебя нового! - сказал Белун. - Каким был, таким и остался! - Да нет, Степан!.. Мы теперь заодно!.. Не вышло у тебя быть властелином Зла!.. - И что теперь? - Теперь уйдем вместе из этой вселенной!.. Пусть будут здесь люди!.. - Да куда же мы? - Не знаю пока!.. Но свою дорогу найдем!.. - А нас куда? - спросил Андрюха. – Вас назад, на Землю!.. Ты, Андрей, охраняй Землю от вторжений!.. Ты, Виктор, пиши отличные книги, и люди будут ими зачитываться!.. А ты Михаил будь великим целителем, и болезни будут убегать от тебя, как от огня!.. П р о щ а й т е, д р у з ь я !..

 

Степан мысленно сказал нужные слова. И никого, кроме них двоих, не осталось на пустой равнине с голой землей, на которой не было ни единой травинки. - Пойдем? - спросил Белун. - Пойдем! - сказал Степан. - Вместе? - спросил Белун. - Вместе! - подтвердил Степан.

Они поднялись с земли... И зашагали вперед... Рядышком...

Рука об руку..