1.

С утра в моем кабинете – пекло. Солнце насквозь простреливает закрытые жалюзи и лежит на полу, как чистый лист разграфленной бумаги. Приоткрытая оконная фрамуга впускает внутрь только уличные шумы и не дает никакой прохлады…

Я сижу за столом и подписываю разные бумаги. Накладные, акты, запросы, направления, приходники и так далее, и тому подобное…

Обычная директорская рутина. А поскольку я не только директор, но и врач, - медицинской писанины тоже хватает…

Конечно, если глядеть “исторически”, то я прежде всего – врач. Таковым был и таковым останусь…

Здесь, в Березовке, я родился и вырос под маминым присмотром… Здесь маму похоронил в свое время… Здесь женился на нашей больничной лаборантке и стал отцом двоих сыновей…

Отсюда, из Березовки, разлетелись мои выросшие детишки… Оба стали успешными в делах мужиками. Купили себе каждый по квартире в Санкт-Петербурге. Младший женился и, вроде бы, доволен жизнью… А вот старший в свои тридцать два так пока что и не нашел своей половины...

Парень он видный и умный. Все при нем, как говорится… Но вот не везет ему, хоть ты тресни!.. Уж сколько попыток делал… Но ни в одной отношения не наладились до нужной кондиции…

Мы с женой переживаем за его “личный фронт”, но стараемся не показывать этого, чтобы он на нас не фыркал… Жена даже переехала к нему в город, чтобы освободить его от бытовых забот…

Я вроде как бы остался один… Но меня это нисколько не угнетает, поскольку верю, что скоро все у моего “старшого” наладится, и жена вернется ко мне…

Здесь, в Березовке, был детский дом, и я был в нем врачом, поскольку моя медицинская профессия – педиатр… А потом, в постперестроечное время, детдома стали расформировывать, и наш прекратили тоже…

Почти год корпуса пустовали, и я существовал на свою жалкую пенсию. А потом кто-то умный в каких-то верхах решил организовать на месте детдома ПНИ – психоневрологический интернат.

Я, конечно, сразу оформился туда врачом. А потом предложили попутное директорство, и я согласился. Хотя место это было, можно сказать, роковым, ибо два предшественника покинули его с позором: одного уволили за мелкое воровство, а второго даже упрятали за решетку…

 

Фырчание мотора послышалось, и я понял, что закончить “канцелярщину” мне не дадут… Прибыли какие-то визитеры, и надо будет их ублажать…

Захотелось подойти к окну и глянуть, кто там… Но я подавил в себе это желание и стал еще быстрее подписывать бумажки…

И занимался этим успешно до тех пор, пока жизнерадостный голос Димки за спиной не воззвал дважды:

- Сергей Иваныч!.. Сергей Иваныч!..

Тут уж пришлось оторваться, положить ручку, отодвинуть “подписаловку” и глянуть на вошедших…

Димка был не один. Рядом с ним стоял полицейский весьма средних лет, и лицо его было весьма неприветливым.

- Это ваш дурик?.. - спросил полицейский.

Поскольку кроме Димки никого рядом не было, я смело ответил:

- Мой!.. А что с ним такое?..

- Зачем вы их одних отпускаете? – осуждающе спросил полицейский.

- Куда отпускаем?.. Где вы его нашли?.. – поинтересовался я.

- В Санкт-Петербурге! – отчеканил полицейский. – Возле ЗАКСа!..

- Где? – удивился я. – Что он там делал?..

- Демонстрировал! – сердито рявкнул полицейский.

- Что демонстрировал? – еще больше удивился я.

- Плакат на груди – вот что!.. Пикетчик хренов!.. Подстрекатель и разжигатель!..

- Что за плакат, Димка?.. Откуда он у тебя?.. Как ты попал в Питер?.. – закидал я вопросами своего подопечного.

- Сергей Иваныч! – ласково произнес Димка, - будто по голове меня погладил…

Вообще-то Димка – душа-человек и добряк… И когда он вот так говорит, кажется, что его переполняет вселенская любовь ко всем и ко всему…

- Что было на плакате? – обратил я вопрос непосредственно к стражу порядка.

- “Черным – нет!.. Коррупции – нет!.. Русским – да!.. ” – отчеканил полисмен.

- Ничего себе! – сказал я. – Сам он не мог!.. Кто-то его использовал!..

- Черным – нет!.. Русским – да!.. – ангельски улыбаясь, пробормотал Димка.

И повторил это еще четыре раза.

Потом замолк.

- “Коррупция”, видимо, ему не по зубам! – сказал полицейский.

- Да, трудное слово! – согласился я.

- Распишитесь, что приняли его! – сказал полицейский и вынул из кармана смятую бумажку.

Я взял ее, положил на стол, разгладил и, не вчитываясь в текст, подписал.

Полицейский небрежно сунул ее в карман, повернулся и вышел.

Через минуту внизу зафырчал мотор и быстро затих, отдаляясь…

- Ну, Димка, что с тобой делать? – спросил я.

- Я Димка! – согласился парень. – Черным – нет!.. Русским – да!..

- Кто тебе дал этот плакат?.. Не сам же ты его нарисовал!..

- Димка – хороший! – проворковал мой подопечный. – Шоколадка вкусная!..

- Тебе дали шоколадку, чтобы ты носил плакат? – догадался я, знакомый с его манерой речи.

- Сергей Иваныч! – сказал Димка. – Шоколадка вкусная!.. Черным – нет!.. Русским – да!..

- Ладно!.. – сказал я. – Иди к себе в корпус!.. И больше никуда и ни с кем не езди!

- Шоколадка вкусная! – вздохнул Димка.

И вышел за дверь…

 

Вот таковы они, обитатели моего ПНИ… Жители Березовки их всех без разбора зовут пнями . И я про себя могу обозначить их так же, поскольку пень – понятие ботаническое, а все мои подопечные – бесспорные ботаники, или ботаны , выражаясь современным языком.

Я не психиатр и не пытаюсь им быть. Но даже моих педиатрических знаний, сугубо соматических, в общем-то, хватает на то, чтобы понять: мои пеньки от психического здоровья уже отклонились, но до психической болезни еще не дошли.

Этакие межеумки, междумирки, заблудыши…

В принципе, в нормальной семье такой пенек мог бы жить совершенно спокойно. Для окружающих он неопасен, и если к нему относятся с любовью или, хотя бы, терпимо, он отвечает на это истинно “собачьей” преданностью…

Но в том-то и дело, что у всех моих семьи ненормальные, или таковых семей нет вовсе…

Взять хотя бы Димку!.. По бумагам ему восемнадцать лет, а по фактическому поведению -

не больше десяти-двенадцати… Мать-алкоголичка лишена родительских прав. Отец вообще не известен…

Если бы с ним заниматься много и упорно, - разговаривать о том – о сем, читать вслух, прививать бытовые и трудовые навыки, - он мог бы стать совершенно нормальным парнем, не имеющим никаких изъянов…

Но таких, как он, у меня сорок девять, и заниматься с каждым из них я не смогу, даже если бы очень захотел. Хотя, с другой стороны, осуществляя административную текучку и врачебный надзор, я ведь тоже занимаюсь ими.

Но моих занятий по служебной обязанности хватает не более, чем на поддержание статус кво…

А кроме меня есть сестра-хозяйка, две поварихи, сторож и воспитатель. Вот и весь персонал…

Осуществлять строгий надзор за пеньками и ограничивать их передвижения мы не можем, поскольку они не опасны, а у нас нет физических возможностей для постоянного слежения за ними…

Конечно, наш ПНИ обнесен забором. Но этот старый деревянный забор – ограда чисто символическая. Он еще в ту пору стоял, когда здесь был детский дом, и еще тогда непоседливые детдомовцы его периодически дырявили…

 

Самое неприятное в истории с Димкой, - что ведь нашлись какие-то подонки, что попытались его использовать… Скорее всего, наверное, молодые фашики … Хитрюги, мать их за ногу!.. Устроили вылазку, спрятавшись за Димкиной спиной!..

Мой персонал ничего не видел и не слышал… Думаю, ранним утречком или даже ночью подъехали злыдни на машине, дали Димке шоколадку и увезли в город…

Попросить, что ли, Кузьмича, нашего воспитателя, чтобы попробовал привить Димке опаску к чужим людям?.. Да, впрочем, какой он там воспитатель, если честно говорить!.. Старая перечница, вот и все!.. Седой как лунь, отставной майор…

Но пойди-ка, найди кого получше на те гроши, что мы можем дать!.. Нашей зарплаты ему, наверное, едва хватит заплатить за квартиру!.. Хотя, конечно, у него еще пенсия!.. И у старухи его – тоже!..

Пожалуй, все-таки, направлю его на Димку!.. Лишний раз поговорит с ним, - и то парню приятно…

 

 

2.

Лизе нравились животные, а люди не нравились. У людей было много лишнего, не нужного. Например, целых две руки. Зачем они болтаются с боков?.. Только мешаются, путаются…

То ли дело у зверей!.. Только ноги, нос и рот!.. Потому что главнее носа и языка ничего быть не может!.. Что нос вынюхает, то рот разгрызет!..

Лизе думается, что она по ошибке родилась в человеческом виде… Что по-настоящему ей бы надо быть лисицей, собакой или кошкой…

Может быть, она по правде и является кем-то из них… Только никак не выбрать, - кем именно…

Лисица красива, и нос у нее чуткий… Но она – хищница, и бедных куриц уничтожает почем зря…А что если Лиза еще и курица плюс ко всему?.. Тогда получается, она сама себя должна пожирать, что ли?..

Вот собака – другое дело!.. У нее самый чуткий в мире нос и самый теплый язык… И душа самая добрая…

Собака отдает свою душу хозяину. В результате собственная душа и собственный хозяин сливаются в единое неразделимое понятие, в единый симбиоз, конгломерат, комплекс…

Но не теряет ли собака себя, свою индивидуальность, свою личность, когда становится четвероногим хозяйским придатком?..

Кошка – другое дело. Она самостоятельна и независима. Она заключает с человеком не душевный, не сердечный, а всего-навсего дипломатический союз… Я позволяю тебе, человек, любоваться собой, гладить меня по шелковистой шерстке, слушать мое мурлыканье и наслаждаться им, а ты за это давай мне стол и кров и будь доволен тем, что я рядом…

Нет, Лиза ни то, ни другое, ни третье!.. Она – косоль … То есть, одновременно и лиса, и кошка, и собака, перемешанные в кипящем котелке и залитые в новую форму…

Она – сверхсущество!.. Новый вид, которого раньше никогда и нигде не было!..

Язык и нос – ее главные органы. Она хочет, чтобы ее нос и язык стали самыми чувствительными в мире…

Лизе нравится интернат, несмотря на то, что название у него неудачное: ПНИ…Что такое пни?.. Что такое пень в единственном числе?.. Это жалкий обрубок… Остаток прошедшей жизни… Пускай растительной, но все-таки жизни… Растительный труп, если коротко…

И то, что всех “интернатских” называют пнями, - конечно же, плохо…

Это значит, что в них не верят, не считают их за людей, воспринимают их не как живых, а как отживших свое – этаких зомби, этаких трупиков ходячих…

Она, Лиза, конечно же, не пень!.. Она – косоль !.. Симбиоз кошки, собаки и лисицы… Новое совершенное существо… И пусть попробует кто-то сказать хоть что-то против!.. Она такому выцарапает глаза, оторвет уши и откусит нос!..

После завтрака, после обеда и после ужина Лиза любит гулять по лесу… Так можно сказать, если поглядеть на Лизу со стороны… Потому что гуляет в лесу человек, а косоль там ж и в е т…

Человечий вид обманчив. Он Лизе мешает. Она бы избавилась от него с удовольствием…

Нос у человека – слишком высоко… Им неудобно воспринимать лесные запахи… Лиза не один раз пробовала ходить на четвереньках, чтобы удобнее было нюхать…

Но оказалось, что ладони слишком нежны, а руки слишком слабы… Ладоням больно от колкой травы, от мелких камней, их можно легко расцарапать…

А руки не могут долго удерживать вес тела – вдавливаются в землю, в корни и камни, усугубляют болезненность ладоней…

Приходится ползать на коленях, или передвигаться вприсядку, чтобы можно было принюхиваться… Но такой способ передвижения очень неудобен. И в конце каждого посещения леса – каждой прогулки, выражаясь по-человечески, - приходится вставать на ноги и проводить носом и языком исследования только лишь на высоте своего роста…

Лиза сделала открытие, но никому про него не рассказала. Она обнаружила, что если понюхать ствол дерева (любого, без разницы), а потом незамедлительно полизать нанюханное место, тогда запах и вкус друг с другом связываются, сцепляются, и рождается новое восприятие, новый образ. И отныне, едва увидишь обработанное дерево, сразу в носу и на языке возрождается его новопонимание…

Собственное открытие Лизу обрадовало и вдохновило. Ей захотелось к каждому дереву в лесу “прилизаться” и принюхаться…

Она и занялась этим со всей страстью неофита, впервые обретшего тайную истину…

Занялась и обломилась…

Потому что “мало – плохо”, а “много – еще хуже”!.. И еще потому, что “поспешишь – людей насмешишь, и будет тебе – шиш!..”

Столько новых впечатлений, поспешно упало в Лизину голову, что отдельного места для каждого не хватило, не нашлось… Они диковинно в ней, в бедной голове, перемешались и породили сумбур и шурум-бурум…

Лизу это выводило из себя и, можно сказать, бесило. Обнаружив в своем мозгу очередной хаос, она снова начинала … И обнюхивала, и вылизывала терпеливые деревья, что никоим образом не протестовали против таковых ее занятий…

Зимой же, когда выход в лес был невозможен, Лиза развлекалась тем, что изучала на вкус и на запах свой интернат…

Так, например, по утрам, после завтрака, она вынимала из карманов одну-две припасенных ириски и тщательно размазывала их по батарее парового отопления в своей спальной…

Потом, конечно же, не торопясь, вылизывала “сладкую” батарею с удовольствием, с наслаждением, с пониманием своей избранности, своего превосходства. Потому что ведь никто не догадался так сделать, - только она смогла…

 

 

3.

“Бумажный” Петькин возраст – девятнадцать, но на взгляд ему бы никто не дал больше тринадцати.

Хилым выглядит Петька, недоделанным, полуросликом… То ли гном, то ли хоббит…

Всегда кажется согнутым… Так и хочется зайти к нему за спину и посмотреть, - нет ли там, на спине, горба…

К тому же, еще и скособочен: правое плечо выше левого…

А глаза – наоборот: левый шире, правый – уже…

Глаза у него особенные: потому что – желтые… Такого цвета они у рыси, у льва, у тигра. Или у дикого камышового кота…

Но разве у перечисленных зверей они злые?.. Нет, конечно!.. Просто они - другие… Человеческими определениями их не опишешь…

Вот и Петькины глаза такие же… То есть, непонятные… Смотрят и на тебя и – сквозь…

И желтизна в них яркая, плотная… Как непроницаемая завеса… Как плотно закрытая дверь…

И что там за ней, за дверью, - поди догадайся!..

Хотя, вроде бы, чего и гадать!.. Уж если он попал в ПНИ, значит с головой не дружит… Значит, задержанный в развитии, умственно отсталый… Одним словом, и впрямь недоделанный …

Но это – извне… Со стороны…

Самому же Петьке быть внутри себя хорошо и привычно…

Но даже не то главное, что ему хорошо… Главное в том, что ему – интересно …

 

Рисовать Петька научился рано: в год или, может, в два… Но поначалу это было не настоящее рисование – просто каракули…

Осознание пришло в пять лет… Петька вдруг увидел мир вокруг себя как переплетение линий. Одни линии были тонкими – нитяными, другие – похожими на веревочки, коими перевязывают коробки в магазине. А третьи – толстыми, будто канаты…

И еще они были короткими и длинными, прямыми и извитыми, мягкими и твердыми…

Они причудливо переплетались, образуя то редкие, то частые сети. Сети накладывались друг на дружку, уплотняясь, прессуясь.

А между линиями всегда висел разноцветный стоячий свет: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый…

Этот свет ниоткуда не исходил и никуда не улетал. Его невозможно было заслонить ладонью или каким-то предметом… Где рождался, там он и оставался, будто приклеенный…

Травы, кусты и деревья состояли из линий… Дома и автомобили… Да и сами люди – тоже…

Люди были сложнее всего прочего… В людях столько всяких веревочек и ниточек было наверчено-перепутано, что вглядываться в них, прослеживать их можно было бесконечно.

Со временем Петька понял, что линии можно не только видеть, - до них можно дотрагиваться… С утра до вечера в любого человека можно вкапываться своими глазами… Прикасаться к его линиям.. Ощущать их…

Это было интересно… Это захватывало… Этим можно было заниматься днями напролет...

Долой любые разговоры!.. Долой любые дела!.. Линии правят миром!.. Мир из них состоит!.. Ими начинается, ими же и заканчивается…

А если все сводится к линиям, то, значит, реально кроме них ничего и не существует… То есть, нет ничего, что люди привыкли считать за реальность… Ни неба, ни земли, ни воды, ни огня… Ни птиц, ни зверей, ни самих людей даже…

Есть лишь временные сгущения, переплетения, клубки линий… То есть, линейные фантомы, артефакты, миражи…

Петька внутри себя это узнал, обдумал и затаил… Его тайное знание навсегда останется только его знанием и только действительно тайным…

Даже в ПНИ, где в каждом обитателе таится бездна, доступ в которую крайне затруднен, Петька прослыл нелюдимом и молчуном…

Он не хотел ни с кем разговаривать, не хотел ничего делать, потому что все дела и разговоры, изображая видимость чего-то , были, по сути, ничем…

 

Только Лизу он выделял среди обитателей ПНИ. Выделял, прежде всего, потому, что она была молчаливее и нелюдимее всех прочих женщин и этим походила на него.

Может быть, она тоже видела линии ?..

Или не видела?..

Или у нее была какая-то другая, какая-то своя тайна?..

Он подходил к ней, улыбался, старался быть если не рядом, то неподалеку…

Единственное, на что никак не мог осмелиться – ощутить ее линии, прикоснуться к ним…

Так бы, наверное, все и тянулось бесконечно…

Если бы…

Если бы Лиза не заболела…

В тот день она странно вела себя в столовой: сама была красная, как помидорина, а глаза были тусклые, словно бы ослепшие. Рот ее был все время открыт. Из него, подрагивая, свисал кончик языка…

Петька припомнил, что собаки так дышат во время жары: распахнув пасть и вывалив язык.

Он сообразил, что дело неладно, и помчался в кабинет директора, а затем, не найдя там никого, - в медицинский кабинет…

Сергей Иваныч в белом халате был там: неторопливо выслушивал своей трубкой старикашку-пациента…

Петька схватил врача за руку и потащил за собой…

Врач попробовал сопротивляться, да куда там!.. У Петьки хватка медвежья…

В столовой Петька показал на Лизу и отпустил руку.

- Ты что это? – рявкнул было Сергей Иваныч, но осекся, увидев пациентку.

Он положил ей пальцы на шею и немножко пошевелил губами… Затем помог ей подняться и, приобняв за спину, отвел ее в изолятор.

Петька плелся за ним следом…

 

До вечера Лизу лечили на месте… А вечером приехала “Скорая помощь”, и Лизу увезли в местную больницу.

Петька видел, как ее увозили…

Именно в тот момент, когда носилки задвигали в машину, Петька впервые понял, что значит болезнь на уровне линий … Понял, как она в линиях проявляется…

Несколько белых, почти прозрачных, нитевидных, сделались тускло серыми, словно бы измазанными сажей. Кроме того, испачканные нити покрылись россыпью мельчайших то ли пузырьков, то ли капелек…

Эти нарушения были неприятны, и Петька впервые в жизни подумал, что только видеть нити – недостаточно…

Иногда надо что-то делать!..

Вмешиваться?..

Изменять то, что есть?..

Петьку оторопь взяла от таких мыслей… Как же так?.. Ведь он ничего не знает!.. А ну как сделает не то, не так и не там?..

Страшно стало!..

Он пошел к врачу и пробормотал:

- Может быть, вы ?

- Что я? – не понял Сергей Иваныч.

- Ну, очистите!..

- Что очищу ?

- Ну, нити!

- Какие нити ?

- Ну, те!.. Что испачканы!..

- Не понимаю тебя!..

- Ну, линии!.. Из которых все!..

- Да какие линии?.. О чем ты, Петька?..

- Так вы не видите? – поразился Петька.

Поразился… Озадачился… Испугался…

Доктор не видит линий?.. Как же он лечит тогда?.. Разве можно лечить людей вслепую?..

Петька стал выспрашивать у других пней :

- Ты линии видишь?..

- Какими вы видите линии?..

И обнаружил, что не только врач, но и вообще никто другой этих линий не видит…

Их видит только он один…

Почему-то – непонятно почему – только он!..

А если так, то, значит, что?..

Перестать их видеть?.. Запретить себе видеть их?..

Так ведь это же не жизнь!.. Это же какая скука начнется!.. Какая скукота-скукотища!..

Нет, надо не так!.. Надо не закрывать глаза, а наоборот открыть их пошире!.. Надо помогать врачу, если уж он слепым уродился!..

А между тем, у Лизы в больнице улучшения не было… Держалась высокая температура…Сильно болела голова… Лиза что-то мычала, держа открытым рот и высунутым язык…

Наверное, бредила…

Петька, узнав, что лечение не помогает, пошел в больницу…

Его не пустили… Сказали, что у Лизы инфекция…

Тогда Петька влез в окно, - благо отделение было на первом этаже.

Лиза спала, что обрадовало Петьку.

Спит, - значит, ничего объяснять не надо!..

Петька вздохнул облегченно и вгляделся в испачканные нити…

Они нисколько не изменились. Были такими же грязными и усеянными росой…

Петька осторожно прикоснулся к ним…

Он не ведал, как он это делает, и почему это получается…

Было неприятно!.. Более того – было тошнотно!..

Он поспешно елозил вдоль больных нитей, собирая с ним грязь и росинки…

А потом, выбравшись из окна на улицу, блевал в кустах и никак не мог проблеваться…

После же этого искупался в реке, и вода омыла его, унесла прочь остатки грязи…

Дома, в интернате, долго-долго мыл руки с мылом…

И думал, думал…

Почему же он такой уродский?.. Совсем не похожий на всех других!..

Почему ? ..

 

 

4.

Ваське двадцать лет.

- Ты почти старик! – сказал ему Петька.

- А сам-то!.. А сам-то!.. Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля!.. – промурлыкал Васька.

Он почти все время мурлыкает. Как будто у него внутри что-то постоянно звучит. Какой-нибудь случайно проглоченный приемничек. Или магнитофончик. Или CD -плеер…

- Сам через год будешь старый! – пропел Васька.

- Я-то?.. – Петька расхохотался. – Посмотри на меня!.. Я никогда не буду старый!..

- Это почему? – озадачился Васька.

До того озадачился, что даже не пропел, а задал вопрос обычным голосом.

- Потому! – сказал Петька важно. – Линию передвину, и все!..

- Какую линию? – озадачился Васька еще больше.

- Какую надо! – сказал Петька.

И ушел, задрав нос, донельзя довольный собой.

Васька поглядел ему вслед, склонив голову набок.

Помурлыкал так…

Помурлыкал этак…

Но музыка ничего в этот раз не объяснила. Оставила Петькины слова непонятными…

От досады Васька проорал во всю глотку какую-то мелодию…

И вдруг…

Как всегда неожиданно…

Это случилось!..

Пришел очередной любимый миг !..

В мозгу сама собой открылась какая-то дверца, и оттуда, из-за нее, полилась красивая мелодия.

Васька знал, что эту мелодию играют рояль, скрипка и флейта. Но как-то так получалось, что инструментов по отдельности словно бы не было вовсе. Они исчезали, тонули в мелодии. Прятались в ней…

Только мелодия была, и она не должна была пропасть!..

Ее нужно было сохранить, во что бы то ни стало!..

Сохранить, привязав к словам!.. Чтобы она всегда оживала при взгляде на те слова!..

Васька знал, что надо делать.

Надо бежать в палату!..

Бросить все и мчаться, что было сил!..

Он так и поступил…

Побежал, сломя голову…

В палату ворвался, пыхтя, как паровоз…

Распахнул тумбочку…

Выхватил из нее толстенькую книжечку… Сборник стихов… Перелистал торопливо… Нашел!..

Нашел те слова, что совпадали с музыкой…

И сразу стало спокойно и легко…

Васька облегченно улыбнулся и сам для себя объявил название стихотворения.

- “Облако!..”

Затем запел своим настоящим голосом – довольно заметным тенорком.

- Я видел облако. Оно

В прозрачный мир вознесено,

Обшито солнечной каймой,

Над нашей вечною тюрьмой

Свободно реяло, - а я,

Змеиной злобы не тая,

За тенью маленькой его

Спешил, не зная для чего.

Она смеялась надо мной:

Ползла как немощный больной,

И вдруг летела, как олень...

И позабыв, что вижу тень,

Я звал ее, бежал без сил

И взять меня с собой просил!

Но дальше двигалась она,

В свою печаль погружена, -

И падал я лицом в траву

И горько думал: «Зря живу» -

И засыпал, и в дивном сне

Полет могучий снился мне...

 

Когда допел, почувствовал приятную усталость… Эта мелодия была теперь навсегда связана с этими словами. Эта страничка в книжке стихов стала песней…

Он что-то такое победил!.. Да, он победитель!..

Но что?.. Понять бы!..

Но тут дверца в голове захлопнулась, и любимый миг закончился.

Васька оглянулся растерянно.

Что делать дальше ? ..

В помещении оставаться не хотелось.

Гулять!.. На свободу!.. На улицу!..

Он вышел из своей комнаты… Коридор был пустым и тихим… Кто спал, кто принимал медицинские процедуры, кто наслаждался свежим воздухом…

Воздух был действительно свежим и заставлял поеживаться. Недавно прошел дождь, - лужи на земле подтверждали это.

По песчаной дорожке, разрезающей цветущие луга, Васька двинулся к реке.

Его шаги, впечатываясь в плотный песок, звучали мелодично. Ветер шевелил траву, попадая в такт его шагам. Руки, разрезая воздух, словно бы дирижировали окружающим миром. Лучики солнца плясали на лужах, как чьи-то веселые пальцы на клавишах рояля…

Берег был обрывистый и не слишком высокий: в три человеческих роста. Васька встал было на краю, но голову тут же закружило, и он отступил на шаг. Высота – даже такая небольшая – Ваську всегда пугала. В ней была знобящая притягательность. Она звала попробовать спеть в полете…

Найдя тропинку, Васька нарочито медленно, тормозя ногами и руками, спустился по ней. Полноводная река излучала силу. Возле берега она спала и слегка похлюпывала во сне, - будто посапывала носом. А там дальше, на середине, с тихим шелестом неудержимо неслись ее металлически блестящие струи.

Васька попробовал шепотом подпеть стройным стремительным струям, но у него ничего не получилось… Может быть, слишком тихо попробовал… Или недорасслышал истинное звучание реки…

Огорченный, он пошел вдоль берега. Река поплескивала справа, будто посмеивалась. Но Васька ее не слушал. Он вспоминал Веню-журналиста…

Веня был хороший. Когда он приехал писать про ПНИ, Васька показал ему заветный сборник стихов под названием “Сутки”, купленный в местном магазинчике.

Два листика Васька ему не просто показал, а спел. Потому что это были не листики, а песни. То есть, слова, сросшиеся с музыкой…

Вене оба листика понравились, и он записал их на свой диктофон. Потом Веня дал Ваське свою визитную карточку и просил звонить, если появятся новые песни.

Васька звонил уже три раза, и Веня приезжал не ко всем, как в первый раз, а только к нему, к Ваське, и долго слушал, и записывал. И даже сказал Ваське, что будет покупать у него песни и дал ему несколько штук бумажных денег…

Деньги у Васьки лежали в тумбочке целёхоньки. Их не на что и незачем было тратить, - ведь здесь, в интернате, давали и еду, и питье, и одежду, и обувь…

Но Васька привязался к веселому Вене, и ему хотелось, чтобы журналист приезжал почаще…

Вот и сейчас, припомнив, что сегодня был любимый миг , и еще одна страничка превратилась в песню, Васька решил, что надо, пожалуй, позвонить. А раз надо, значит, надо это сделать немедленно, и нечего откладывать…

Тут, как раз кстати, подвернулась тропиночка вверх, и Васька вскарабкался по ней…

Вскарабкался и очутился в лесу… Видать, в задумчивости вышел за пределы своей территории…

Васька не испугался, потому что лес возле интерната был не страшный: хоть и густой, но светлый. Зверей тут, наверное, вообще не водилось. Водились только птицы. А птицы – друзья. Они тоже поют…

Да к тому же мир тесен, и лес тесен, - Васька увидел невдалеке знакомую фигуру: Лизу-облизу… Она низко-низко наклонилась, будто хотела своим носом что-то склюнуть…

- Эй, ты чего тут делаешь? – приветливо крикнул Васька.

Лиза, услышав его, вздрогнула и подскочила, как испуганная кошка.

- А ты чего? – ответила недружелюбно.

- Гуляю! – сказал Васька.

- Я тоже! – сказала Лиза.

- ПНИ в какую сторону? – спросил Васька.

- Туда! – махнула Лиза рукой.

Васька повернулся к ней спиной и отправился в указанном направлении.

Телефоны были в кабинете директора и в медкабинете.

Васька, подумав, двинулся в медицинский.

Но… в холле, возле работающего телевизора, он остановился.

Остановился, ибо услышал знакомый голос, который словно пригвоздил его к полу.

Веня-журналист!.. Это его голос был в ящике!..

И не только голос!.. Вот он весь, Веня-Венечка, сидит в креслице возле длинноногой ведущей, и на коленях у него такая красивая, такая блестящая гитара…

- Веня! Твои песни нравятся слушателям и становятся все более популярными! – говорит ведущая. – Что ты нам сейчас исполнишь?..

- Новое что-нибудь! Совсем недавнее! – говорит Веня, еле слышно перебирая струны.

Он задумывается ненадолго… Затем поет задушевным голосом.

- Мечты бывают разные.

По-всякому можно мечтать.

Мечтают душонки грязные

Побольше людей обсчитать.

Но племя грязное вымрет,

Останемся я и ты,

Останутся люди хорошие,

Прекрасными будут мечты.

Надо учиться прекрасному -

Красиво жить и мечтать.

Можно учиться по-разному,

И люди будут летать!

Будут летать как птицы,

По путям голубого простора.

Сегодня мне это снится,

Но это наступит скоро!

 

Ведущая хлопает наманикюренными пальчиками.

- Спасибо за сегодняшнюю встречу, Веня!.. Надеюсь, мы скоро снова тебя увидим и снова услышим твои теплые, твои сердечные песни!..

- И я надеюсь на это! – улыбаясь, говорит Веня…

И всё!..

На экране начинается реклама…

Петька, довольный, гордый, забыв про желание позвонить, идет в свою комнату и, скинув кеды, ложится на кровать. Он улыбается и глядит в потолок. А там, на потолке, снова видит Веню, и Веня снова поет про мечты…

- Веня - крутой!.. Веня – молодец!.. Его даже в телевизор взяли! – думает Васька.

И незаметно для себя засыпает…

 

 

5.

Дождь лил сутки напролет и только к обеду другого дня унялся. Луж было много. Они валялись повсюду, словно осколки разбитых зеркал. Солнце как пылающий уголь, светилось над серой золой быстрых туч. Все деревья были увешаны миллионами капель, похожих на бриллианты.

Березовка стояла на песчаной почве, - это ее спасало. Если бы не это, и поселок, и ПНИ утонули бы так основательно, что и пузырей бы не осталось…

Васька выскочил на улицу и захохотал от восторга. После полуторасуточной домашней отсидки было так здорово оказаться в сверкающем сказочном мире.

Он бы сейчас с удовольствием спел что-то новое и подходящее к моменту. Но, как назло, любимый миг не наступал.

Может быть, это и правильно. Потому что наступи он сейчас, - и пришлось бы возвращаться в дом и в свою комнату и зарываться в книжку со стихами…

А не хотелось, ох как не хотелось опять прятаться за стены!..

Другие обитатели – не такие бесшабашные, как Васька, - выползали на воздух неторопливо и бродили по участку, как сонные мухи, стараясь наступать только на сухое.

Васька поглядел на них с неодобрением и, не спуская с лица улыбки, прямо по лужам помчался к реке.

Она раздалась после долгого ливня… Была похожа на анаконду, проглотившую слона… Фильм про анаконду совсем недавно был по телевизору…

Вода почти дотянулась до обрыва… Еще бы метра полтора, и всё!.. Не гуляли бы тогда любопытные пни по песчаному языку!..

Их, любопытных, было всего четверо. Лиза, Петька, Димка да еще один старик…

Лиза и Петька смотрели на две березки, росшие на обрыве. Ливень обнажил их корни. Березки наклонились, но не упали. Видимо, так тесно переплелись в земле, что теперь поддерживали друг дружку…

Димка смотрел на Лизу, будто видел ее впервые… Вот чудак!..

Ну, а старикан дряхлый присел возле реки на корточки и зачарованно на нее пялился…

Поглядеть было на что… Река перестала быть единым водяным телом. Она стала похожа на толстую девичью косу, сплетенную из множества внушительных прядей… Или на толпу водяных потоков, текущих вместе, но не сливающихся воедино…

Она выплескивалась на песчаный язык, оставляя на нем клочья желтоватой пены. Она громко клокотала и бормотала, то ли жалуясь, то ли бранясь…Она тут и там завинчивала водоворотики и уносила их прочь…Ветки, доски, травяные россыпи неслись по ней с ошалело-озадаченным видом…

Васька поглядел на знакомых пеньков , на нелюдимого старикана, и ему почему-то стало их всех жалко…

И вместе с жалостью вдруг – неожиданно как всегда – наступил любимый миг . Мелодия, красивая и печальная – пришла и зазвучала в голове, до предела всю ее заполнила. И надо было срочно связать ее со словами какого-нибудь стихотворения, чтобы голову освободить…

Васька чертыхнулся про себя, поскольку уходить не хотелось, и, оскальзываясь, полез вверх…

Хочешь – не хочешь, а мелодии нельзя терять!.. Их надо копить, бережно складывать одну к одной… Сохранять во что бы то ни стало!..

Надо, и все тут!.. Надо, потому что надо!..

В своей комнате он выхватил из тумбочки книжечку со стихами и начал ее лихорадочно перелистывать…

Нет!.. Нет!.. Нет!.. Не соединяется мелодия с этими словами!..

Вот!.. Вот что подойдет!.. Вернее, уже подошло!..

Чтобы проверить себя, Васька хрипловато запел.

 

- Вода, тебе любовь и благодарность!

Ты величавей всех земных царей.

В тебе таится неба светозарность

И мудрый счет любых календарей.

 

Ты помнишь все, что было.

Все, что плыло,

Летало, ползало или цвело…

О сколько обжигающего пыла

Таит твое холодное чело!

 

Ты управляешь всем земным движеньем,

Как будто суперсовременный “комп”, -

Полетом мухи и червя скольженьем,

И силой разума, и силой бомб.

 

Все из тебя родится, матерь мира

Подлунного и мировой возни.

Ты каждого, кто отжил век, обмыла

И нежно убаюкала: “Усни!”

 

И все они, бессчетные, - бродяги

И короли, что были так горды,

Ушли навек не в книги, не в бумаги,

А в капельки таинственной воды.

 

Тебя измерить можно. Но понятней

От этого не станешь ни на грош…

И нет тебя красивей, нет приятней!..

И мы живем, покуда ты живешь!..

 

Спев для проверки песню, Васька убедился, что слова и мелодия, действительно, друг дружку признали и сплелись намертво…

Довольный, он захлопнул книжку, положил ее обратно в тумбочку, закрыл дверцу и снова помчался на улицу…

 

На берегу не было ни Петьки, ни Лизы, ни Димки… Один только старикан все так же сидел на корточках и все так же пялился на бушующую реку…

Васька вспомнил свою последнюю встречу с Лизой в лесу и пошел вдоль берега… Там она! Там! И двое других тоже!..

Они, действительно, были там.

Играли!..

В этом месте, видимо, большой земельный пласт отвалился от обрыва и был унесен рекой.

Над водой образовался упругий навес из живых корней. Настолько упругий, что выдерживал человека и только пружинил под ним, но не ломался. Он тянулся шагов на тридцать-сорок…

Петька, Лиза и Димка самозабвенно играли в пятнашки. Вскрикивая, повизгивая, рыча, гонялись друг за дружкой.

Навес сотрясался и скрипел, земляное крошево сыпалось с него в воду.

Васька с интересом понаблюдал за ними… Потом и сам к ним забрался.

- Чур, я вожу! – крикнул.

- Давай! – получил согласие…

И понеслось…

Бег с препятствиями!.. Прыжки наугад!.. Бодрящее чувство опасности!.. Ах, как славно!..

- Петька, сзади!..

- Лизка, беги!..

- Васька, атас!..

И вдруг…

Что-то зацепило…

Взгляд споткнулся обо что-то!..

Обо что?..

Где оно?..

Где то, что привлекло внимание?..

Краевым зрением увиделось и промелькнуло… И только через несколько шагов осозналось…

Васька остановился… Стал шарить взглядом под ногами…

Остальные, увидев, как он резко затормозил, тоже прекратили беготню, сделав недовольные лица.

- Ты чего? – спросила Лизка. – Запах, что ли, плохой?..

- Не бойся! – сказал Петька. – Все линии на месте!..

А Димка посочувствовал :

- Васька - бояка?.. Но Димка – храбрый!.. Да, – храбрый!..

Васька, никому не отвечая, поднял взгляд на береговой откос…

Медленно повел глазами справа налево…

Ну же, давай!.. Находись!..

Нет… Нет… Ничего!..

А если пониже?..

Не спеша… Слева направо… Медленно…

Ха!.. Вот оно!..

Черное пятно… Овальное пятно, вытянутое по вертикали…

Ненамного темнее, чем окружающая земля…

Но все-таки, это не земля…

А что же тогда ? ..

Камень, что ли?..

Васька осторожно приблизился… Постучал по пятну ногтем…

Звук получился чересчур звонкий для камня…

Кузнечиком подскакал Димка.

- Ты не хочешь играть?.. Ты почему не хочешь играть?..

- Играйте-играйте! – буркнул Васька. – Я сейчас!..

Он обвел пальцем контуры вертикального черного овала. Палец легко вдавливался в рыхлую землю.

Чем глубже входил палец, тем яснее обнаруживалась обнаруженная выпуклость.

Васька стал рыть всей ладонью.

Благодаря его стараниям, на свет стал выпячиваться глиняный то ли горшок, то ли кувшин.

Тут уж все столпились у него за спиной и взволнованно дышали ему в затылок.

В конце концов, Васька вынул грязными ладонями вырытый сосуд

и…

не удержал его…

выронил…

Слишком он был тяжелый.

- Ах!.. – выдохнули трое свидетелей.

Сосуд упал, но не разбился, поскольку корни мягко спружинили…

Соскользнув по покатости, сосуд провалился между двумя корневыми отростками и, взметнув веер брызг, исчез под водой.

Глубоко, у берега, быть не могло. Но вода была мутная, и черный сосуд исчез в ней бесследно.

- Димке жалко! – сказал Димка. – Горшок упал!.. Хороший!..

- Полезай доставать! – предложил Петька.

- Не-ет! – хитрым голосом протянул Димка. – Вода холодная!.. Нельзя!..

- Я сам! – сказал Васька и спрыгнул с навеса.

Он больно ударился пятками и даже скривился от боли.

Постоял на месте.

Вода была холодной и даже ломила ноги.

Но для пяток ее холод оказался полезным, потому что боль быстро исчезла…

Глубина была – немного выше колен…

Васька наклонился и стал шарить руками по дну.

- Левее!.. Правее!.. – командовали Петька и Лиза.

Димка помалкивал, только чуть слышно хихикал. Доволен был, наверное, что не он внизу.

Ладони отмылись от земли и закоченели.

Но горшок, наконец-то, обнаружился во второй раз…

Васька, напрягая мышцы, поднял его над головой и издал ликующий вопль.

- Домой!.. Домой!.. – Закричала Лиза.

- Понесли его домой! – поддержал ее Петька.

 

 

6.

Собрались у Васьки в комнате. Сели в кружок на полу. Молча пялились на вырытый из земли горшок. Будто ждали, что он сейчас заговорит…

Горшок был коричневато-желтоватый. Извивчатые трещинки змеились по его бокам.

Они были красивыми, похожими на непонятные буквы.

Ваське нравились. Остальным, наверное, тоже. Иначе, зачем бы на них так долго смотреть!..

Тяжеленный горшок… Наверняка что-то есть внутри… Но доступ к “нутру” закрыт. Горловина горшка запечатана глиняной пробкой.

Цвет у пробки другой – посветлее… Она вся в неглубоких впадинках. Будто пальцами ее разминали…

- Что делать? – озабоченно спросила Лиза. – Можно я его понюхаю?

- И я хочу!.. И я хочу! – забормотал Димка. – Интересно!..

Поскольку никто больше ни звука не произнес, Лиза подползла на четвереньках к находке и замерла – сделала стойку…

Шумно втягивая воздух, она медленно двигала головой влево и вправо: от одного глиняного бока до другого…

Затем – так же медленно – стала опускать голову…

И, наконец, вздохнув глубоко, припала носом к стенке горшка…

Димка хихикнул, увидев это, быстренько подполз на четвереньках и тоже ткнулся носом в горшок.

Лиза старательно вдыхала запах глиняной стенки, - Димка старательно ей подражал.

Потом Лиза лизнула горшок – и раз, и другой.

Почмокала языком.

И сказала спокойно:

- Дайте мне молоток!..

Димка скривился, но лизать горшок не стал.

Услышав Лизины слова, он вскочил на ноги, пробормотал скороговоркой:

- И мне!.. И мне!.. И мне!..

И выбежал за дверь…

Все, повернув головы, посмотрели ему вслед.

Лиза сказала :

- Он принесет!.. Подождем!..

Все повернулись к ней.

Она снова припала носом к стенке горшка.

Втягивала воздух и говорила вполголоса:

- Желтое… Круги… Много…

Снова и снова монотонно повторяла эти три слова.

Димка ее прервал…

Влетел в комнату с победной улыбкой, размахивая большим заржавленным молотком на короткой толстой рукояти.

- Вот! – прокричал, торжествуя. – Это молоток!..

- Дай сюда! – сказала Лиза.

Димка осекся и завопил возмущенно:

- Не дам!.. Я его принес!... Я его принес!..

- А мне дашь? – спросил Васька.

- И тебе не дам! – сказал Димка, но уже не так уверенно.

- А мне? – спросил Петька. – Дай его мне!..

- Тебе?.. – Димка явно задумался.

Затем шагнул к Петьке и протянул молоток.

- На!..

Петька принял молоток из его рук, придвинулся на корточках к Лизе и горшку.

Лиза досадливо на него глянула, но промолчала.

Тогда Петька качнул молотком, примериваясь, и коротко, без замаха ударил…

Глиняная пробка треснула, но устояла…

Только после второго удара она распалась на куски.

Петька их неторопливо выбрал из горшка и отбросил на пол.

Теперь горловина была открыта.

И все увидели…

Горшок был доверху наполнен старинными тускло-желтыми монетами.

- Я же говорила! – сказала Лиза.

- Это что?.. Это золото? – прошептал Васька.

Лиза взяла одну монету.

- Мужик бородатый!..- сказала, разглядывая. – “Государь… Император…” Мелкие буковки!..

Она бросила монету обратно в горшок.

- Ни фига себе! – сказал Васька. – Что делать будем?..

 

 

7.

- Обратно зарыть! – сказал Димка, улыбаясь. – Зарыть обратно!..

- А я бы их все перенюхала! – сказала Лиза мечтательно.

- И облизала бы!.. И облизала бы!.. – закричал Димка.

Лиза кивнула головой, соглашаясь.

- Не люблю сопли и слюни! – сказал Васька. – Они липкие!..

- Лизать монеты не надо! – строго сказал Петька.

- А давайте разделим! – предложила Лиза. – Тогда я буду только свои!..

- Давайте!.. Давайте!.. – подхватил Димка.

- Разделим как? – спросил Васька. – Только на нас четверых?.. Или на всех пней ? ..

- На всех не хватит! – сказала Лиза.

- Откуда ты знаешь? – не поверил Петька. – Их надо что?.. Их надо пересчитать!..

- И еще! – сказал Васька. – Вдруг это не золото?

- А что же тогда? – удивилась Лиза.

- Ну, медь! – сказал Васька.

- Как же их различить? – спросил Петька.

- Я знаю! – выкрикнул Димка. – Медь – медная, а золото – золотое!..

- Раз они не медные, значит, - золотые! – сказала Лиза.

- Золотые!.. Золотые!.. – Димка захлопал в ладоши.

- Предлагаю по одной выкладывать и прятать в тумбочку! – сказал Васька. – Сосчитанные – в тумбочке, а другие – в горшке!..

Димка придвинулся к тумбочке, выгреб все, что в ней было, и сложил наверху.

- Одна! – сказала Лиза, вытащила монету из горшка и передала Ваське… Васька передал монету Петьке… Петька передал Димке… Димка положил монету в тумбочку на верхнюю полку.

- Нет! – сказала Лиза. – Так слишком долго!..

- Ну, тогда отдавай сразу ему! – кивнул Петька на Димку.

- Да! – сказала Лиза. – Вторая!..

Она подвинула, напрягаясь и пыхтя, горшок поближе к тумбочке и передала монету Димке…

Димка ее взял и… подкинул.

Монета взлетела, вращаясь и поблескивая, а затем шлепнулась назад к нему на ладонь.

Но даже после этого Димка не стал ее помещать в тумбочку.

Нет, он блеснул глазами, словно осененный озарением, вскочил на ноги и вместе с монетой выбежал из комнаты…

- Стой! – крикнула Лиза. – Ты куда?..

Никакого ответа…

Беглеца и след простыл…

- Ну вот! – сказала Лиза грустно. – Всем растрезвонит!..

- Никто ему не поверит! – сказал Петька.

- А монета? – ехидно спросила Лиза.

- Скажем, что в магазине на сдачу получил!..

- Не так! – поправил Васька. – Скажем, что это плата Димке за демонстрацию!.. За то, что с плакатом торчал!..

- А, может, он ее выбросит!

- А, может, подарит кому-нибудь!..

- А, может, просто спрячет, как свою долю!..

- Давайте побежим за ним!..

- А горшок ?

- Лизу оставим!.. Пусть посторожит!..

- Давайте!.. Побежим!..

Но едва они успели вскочить, как дверь с треском распахнулась, и появился… Димка собственной персоной…

 

 

8.

В дверь директорского кабинета два раза громко стукнули.

- Войдите! – сказал я.

Кто-то из моих пеньков , не иначе. Комиссий или единичных проверяльщиков сегодня, вроде бы, не ожидается…

Снова стукнули два раза… Еще громче…

- Входите! – повысил я голос.

Дверь медленно-медленно, – буквально по сантиметрику, – отворилась.

И нарисовался он…

С такой знакомой… С такой добродушной… С такой обезоруживающей улыбкой на лице…

Димка… Димка- демонстрант …

С ним связана моя тайна… Тайна, которая очень проста: я считаю этого паренька своим внуком…

Вернее, стал считать после того, как убедился: от своих сыновей потомства не дождусь…

Мой старший сын – мелкий предприниматель. Несмотря на “мелкость”, все время в делах и на личную жизнь, похоже, наплевал.

Мой младший – талантливый художник. И, похоже, - эгоист. Он, видите ли, для себя хочет пожить!.. Для своего искусства!..

Вот поэтому на не занятое “внучатское” место в душе я поместил Димку… И никому об этом, конечно же, не сказал… И внешне ничем не проявил своего особого отношения к этому человечку. Помнил о том, что никого выделять нельзя, - никаких любимчиков!, - чтобы остальные не обижались…

- Димка! – сказал я приветливо. – С чем пожаловал?..

Парень, сияя, как солнышко, подошел к моему столу и что-то на него положил.

Положил со стукотком…

Я перевел глаза вниз и обнаружил… монету.

Монету желтого металла, как пишут в полицейских протоколах.

Золото, что ли?.. Неужто и впрямь, золото?..

- Откуда это? – спросил настороженно.

Димка вмиг уловил мое настроение: посуровел, набычился. Глянул недоумевающе: чего, мол, вы стали “не такой”?..

- Димка хороший!.. – пробормотал, как бы защищаясь.

И вдруг снова “осветился”.

- Подарок это! – отчеканил радостно. – Это подарок!..

- Кому?.. Мне?.. – просил я.

- Тебе-тебе! – согласился Димка.

Я не стал обращать внимание на нарушение субординации: на его “тыканье”…

- Откуда она взялась? – переспросил настойчиво.

- Оттуда! – Димка указал пальцем вниз.

- А поточнее? – спросил я.

- Зачем так много! – вдруг сказал Димка непонятно и печально.

Сказал, вертанулся и выбежал из моего кабинета.

И оставил монету на столе…

 

 

9.

- Ты где был? – накинулась Лиза на Димку. – Зачем унес монету?..

- Подарил! – сообщил Димка с вызовом и показал язык Лизавете. – Э-э!..

Васька засмеялся :

- Кому?.. Иванычу, небось?

- Иванычу!.. Иванычу! – согласился Димка.

- Зачем?.. Зачем ты так?.. – возмутилась Лиза.

- Он хороший! – сказал Димка.

- Он все отберет! – сказал Петька. – Давайте куда-нибудь спрячем!..

- Не спрячем, а перепрячем! – сказал Васька. – Зароем в другом месте!..

- А если кто-то найдет? – сказала Лиза.

- Не отдадим! – сказал Петька.

- А если кто-то из вас? – с подозрением сказала Лиза. – Втихаря!.. Кто-то из вас!..

- А если это будешь ты? – спросил Петька.

- Плохие деньги! – сказал Димка. – Ругаемся из-за них!..

- Давайте унесем! – сказала Лиза. – Быстро куда-нибудь!..

- А я знаю куда! – закричал Димка. – Я знаю!.. Я знаю!..

- Ну, и куда? – недоверчиво спросила Лиза.

- Да Иванычу отдать, и всё! – сказал Димка, удивленный ее непонятливостью.

- А что! – сказал Петька. – Пускай у него хранится!

- Он нам будет выдавать на конфеты! – подхватил Димка с энтузиазмом.

- На конфеты, и всё? – передразнила его Лиза.

- Ну, еще на пряники! – сказал Димка, немножко подумав.

- Он, конечно, честный! – сказал Петька. – Себе не возьмет!..

- Давайте примем его в долю! – предложил Васька. – Это называется… забыл как!..

- Это называется “повязать”! – сказал Петька.

- Нет, “заинтересовать”! – возразила Лиза.

- Давайте поднимем руки! Кто “ за ”? .. – предложил Петька.

Димка тут же воздел обе руки, смешливо при этом фыркнув. Васька посмотрел на Петьку. Петька посмотрел на Ваську.

- Ты первый! – сказал Васька.

- Нет, ты! – сказал Петька.

Лиза подняла руку и спросила неодобрительно:

- Чего это вы?..

- Мы ничего! – сказали парни хором, и оба вздернули руки.

Тут кто-то стукнул в дверь три раза.

Тук!.. Тук!.. Тук!..

- Войдите! – закричал Димка.

Петька тут же ткнул его в бок сердито, - мол, чего лезешь!..

Димка в ответ скорчил потешную рожу, протестуя против тычка.

Руки опустить они еле успели вовремя.

Едва это сделали, отворилась дверь и вошел… Сергей Иваныч.

 

 

10.

Едва я вошел в комнату, сразу бросился в глаза беспорядок. Дело у нас поставлено так, что за чистотой в помещениях следят сами питомцы. А в этой комнате у этих четверых, что тут собрались, никакого желания “следить” явно не было…

Все они какие-то взъерошенные. Ругались, что ли, перед моим приходом?..

Самый адекватный – Димка… Смотрит на меня доброжелательно и приветливо…

Остальные закрыты наглухо… Застегнуты на все пуговицы…

На полу – большая черная посудина… То ли печной горшок, то ли ваза…

Вид у этого “изделия” неприглядный… Цвет – пепельно-черный – уже вызывает неприязнь… Да к тому же примитивная кособокость… Делал эту штуку явно неумелый гончар… Не иначе, первое его изделие… На какой помойке его нашли “мои”?..

На боках земляные наплывы… Вокруг на полу – темные осколки… Кажется, глиняные… А в горловине горшка или вазы… Господи боже!.. Уж не отсюда ли та монета, что оставил Димка на моем столе?..

- Прибраться бы надо! – говорю по инерции. И, опомнившись, добавляю. – Что это?.. Откуда ? .. Зачем здесь ? ..

- Нашла! – говорит Лиза гордо. – Я нашла!..

- Мы нашли! – поправляет Петька.

Васька кивает, подтверждая: мы…

- Где?.. Как?.. – допытываюсь.

- В лесу!.. На речном обрыве!.. – перебивают друг друга парни.

- Дождями размыло! – выдвигает Лиза свою версию…

- Значит, клад! – говорю я. – Но клады принадлежат государству!.. Надо его сдать в полицию!..

- А нам – шиш? – хмуро спрашивает Петька.

- Вам – четверть стоимости!.. Двадцать пять процентов!..

- Сдавать нельзя! – говорит Лиза решительно.

- Почему?.. – осведомляюсь я.

- Потому что разворуют!..

- Все чинодралы – жулье! – говорит Васька.

- Но по закону… - начинаю я.

Но мне не дают договорить.

- Мы не отдадим! – заявляет Васька. – Ни вам! Ни полиции!..

- Мы убежим! – заявляет Петька. – Все вместе убежим!.. И монеты прихватим!..

- А вы потом нас искать будете! – говорит Лиза. – И не найдете!.. И вас будут ругать!..

- Убежим! Убежим!.. – Димка даже притопывает ногами от радостного возбуждения.

Я не стал вступать с ними в пререкания… Подошел к вместилищу клада. Вынул одну монету. Вгляделся…

На аверсе – профиль Николая Второго… На реверсе – двуглавый орел, распростерший крыла…

Вдоль ободка буковки: Б. М. Николай 11 Императоръ… Над головой царя буковок нет… Правее они продолжаются: “И самодержец всеросс.”

Б.М. – это, наверное, - Божьей милостью…

Всеросс. – сокращение от “ всероссийский ” …

Под орлом буквы и цифры: 10 рублей и 1911 г.

Монета чистенькая и красивая. Разве скажешь, что она столько лет пролежала под землей!..

Я положил ее обратно и сказал:

- А давайте-ка сосчитаем, сколько их тут!..

- Давайте! Давайте! – воскликнул Димка и засмеялся.

Эх, внучонок ты мой! Тебе бы до десяти добрести да не запутаться!..

Я сходил в свой кабинет и принес газету. Мы ее расстелили на полу и осторожно вывалили на нее содержимое глиняного сосуда.

Получилась внушительная горка золотых монет.

Зная, что не только Димка, но и другие могут путаться в счете, я взял на себя эту функцию.

Брал из кучи монету, называл ее порядковый номер (“один, два” и так далее) и опускал ее обратно в горшок.

Сидеть на корточках было неудобно – затекали и деревенели ноги. До “ста” я еще дотерпел, а потом не выдержал, - встал и, наверное, целую минуту растирал себе голени сверху вниз. Остальные молча следили за мной…

Потом я снял белый халат, аккуратно сложил его, как после прачечной, и отнес в медкабинет. Ругнул себя: дурная голова ногам покоя не дает!.. Нет бы, снять халат, когда за газетой ходил!..

Оставив халат, я принес с собой вторую газету и уселся на нее “по-турецки”, - поджав под себя ноги.

Так было, конечно, удобнее. И счет пошел повеселее… Кругляшки один за другим бойко возвращались на свою “историческую родину”…

Подытоживая, скажу сразу: всего оказалось четыре сотни монет… Ровно четыре сотни…

Ну, вот сосчитали мы их… И что дальше?..

“Мене, тэкел, фарес!” То бишь, “сосчитано, взвешено, разделено”…

Может, и впрямь разделить на всех, а дальше пусть каждый делает, что хочет?..

Четыреста монет на сорок девять человек, - это получается, по восемь монет на нос…

Интересно, какова их рыночная цена сегодня?.. За сколько можно продать одну монету?..

Надо будет в Интернете покопаться…

Нет, на всех делить нельзя!.. Мои у.о. – то бишь, умственно отсталые, - растрезвонят по всему свету, и неприятностей тогда не оберешься!..

Проще бы всего, конечно, - сдать клад!.. Но, опять же, “мои” предъявили ультиматум: сдашь, и будет бунт! и будет массовое бегство!..

Что выбрать: не сдать клад, и нарушить закон?.. Или сдать и получить недоверие, бунт и побег со стороны своих питомцев?..

Я задумался, перебирая варианты… И самым правильным в данной ситуации мне показался вот какой выход.

Я решил, что надо все монеты продать и превратить в современные наличные деньги.

А полученный “нал” употребить не на какие-то там шкурные нужды, а целиком только на благоустройство интерната. Сделать ремонт – наружный и внутренний. Завести хорошую медицинскую аппаратуру. Купить “газель” для подвоза продуктов. Запасти побольше дорогих импортных лекарств, коих нам за казенный счет не видать, как своих ушей… Приобрести оборудование для стоматологического кабинета, чтобы можно было прямо здесь, в интернате, и зубы лечить, и десны, и протезировать…

Очень мне мои хозяйственные мечтания понравились. И я, ничтоже сумняшеся, тут же их озвучил четверке ближайших питомцев…

Но ожидаемого “одобрямса” от них не получил… Нет, они, конечно, не были против намеченных преобразований. Но и как что-то личное, нужное непосредственно им, громадье моих планов не восприняли…

- А нам-то вы что-то оставите? – спросил Васька.

- Может, большой телевизор купить? – помечтал вслух Петька. – Я видел такие в магазине!

- Да-да, плазменная панель! – сказал я. – Извините, что сразу про это не подумал!.. Мы купим две – с самой длинной диагональю!..

- И духи хорошие!.. И платья!.. – капризным тоном сказала Лиза.

Ай, да девонька!.. Ай, да принцесса!.. И откуда что берется!..

- И платья, и духи! – покорно согласился я…

Окончательно сошлись на том, что каждый из четверки получает по одной монете в личное пользование. А все остальное я уношу в директорский кабинет и прячу в сейф…

 

 

11.

Сестра-хозяйка поймала Лизу за руку, когда та пробегала мимо нее по коридору.

- А ну-ка, девонька, помоги мне, пожалуйста!..

- Да некогда мне! – попыталась Лиза отказаться.

Но сестра-хозяйка так грозно глянула, что Лиза поежилась и осталась на месте.

- Чего делать? – спросила покорно.

- Полотенца надо поменять всем вам! – сказала сестра-хозяйка. – Иди за мной!..

И поплыла прочь неторопливо и слегка вразвалку.

Лиза пристроилась рядом с ней, старательно заглушая в себе желание сдернуться с места и убежать…

Нина Петровна, сестра-хозяйка, была фигурой важной. Может быть, самой важной на свете. Потому что директор был или в директорском, или в медицинском кабинетах, а Нина Петровна была повсюду. В любом закоулке могла возникнуть, - словно из-под земли...

Директор создавал и наводил порядок словами. А Нина Петровна осуществляла порядок. То есть, была властью реальной…

В кладовой у нее стояла большая тележка на колесиках. У тележки были высокие сетчатые борта.

Нина Петровна жестом показала, что делать, и Лиза послушно вывезла тележку в коридор. Колеса у тележки были резиновые, - двигалась она почти беззвучно.

В каждой комнате собирали пользованные полотенца. Личные складывали в одну кучу: ближе к передним колесам; банные – в кучу другую: ближе к колесам задним.

От полотенец исходили разные запахи, от которых Лиза то передергивалась, то морщилась, то вообще старалась отвернуться…

Нина Петровна поглядывала на Лизу и помалкивала. Ее, похоже, забавляло необычное поведение девушки.

К завершению рейда тележка заполнилась выше бортов. А Лизу мутило от непереносимого букета телесных испарений.

Когда вернулись в кладовую, Нина Петровна велела перекладывать полотенца в два кожаных мешка, а сама занялась отбором и пересчитыванием свежих полотенец.

Лиза вздохнула и, пересиливая себя, начала выполнять приказ. Но чем дальше, тем больше хотелось ей бросить постылую работу ради того, чтобы всласть полюбоваться на свою монету, понюхать ее и полизать…

Ах, с каким удовольствием, с каким наслаждением она бы провела по ней языком – и по царскому профилю, и по двуглавому орлу, и по ребру, конечно, тоже!..

Но… Нина Петровна!.. Лиза боялась ее и не осмеливалась прервать свое занятие. Но все-таки время от времени позволяла себе засунуть руку в кармашек платья и потрогать монету, погладить ее, а потом поднести к носу кончики пальцев и понюхать их…

- Что это ты? – вдруг спросила Нина Петровна, едва Лиза в очередной раз вынула руку из кармашка и поднесла пальцы к носу.

- Ничего! – сказала Лиза и покраснела.

А Нина Петровна, недобро прищурясь, вдруг запустила свою руку в Лизин кармашек и вытянула оттуда сокровище, принадлежащее Лизе, только Лизе, только ей одной.

- Ничего себе! – сказала Нина Петровна, и глаза ее округлились. – Откуда это?..

- Она моя! – сказала Лиза. – Отдайте!..

- А ты не кипятись, дуреха! – сказала Нина Петровна. – Я же ее у тебя не отбираю, а купить хочу!..

Нина Петровна подошла к своему столу, стоящему в кладовой, и выдвинула ящичек из-под столешницы. Оттуда она достала кошелек, а из кошелька – тысячерублевую бумажку.

- Видишь?.. – она махнула бумажкой в воздухе, и Лиза услышала приятный запах, исходящий от нее.

- Скажи, откуда это, и деньги твои!..

- На земле нашла! – выкрикнула Лиза, выхватила бумажку из рук сестры-хозяйки, показала ей язык и выскочила из кладовой…

Бежала по коридору, прижав деньги к носу, вдыхала их запах и счастливо улыбалась…

 

 

12.

Васька заскучал… Что-то случилось… Не иначе, сломалось что-то в окружающем мире… Или в нем самом…

Исчезло ожидание… Вдруг взяло и пропало…

Образовалась пустота… Васька не мог понять, как это и почему в нем стало так пусто… Словно он сделался воздушным шариком… Да не тугим, только что надутым… А дряблым, наполовину спущенным…

Скучно и не интересно!..

Раньше в нем постоянно бурлило ожидание… Словно светлый прохладный родничок…

Словно приятная мелодия, слышимая только ему одному…

Ожидание помогало улыбаться и чувствовать радость… Было весело от того, что радость – постоянная и улыбка – тоже…

Ожидание было главным его состоянием, главным содержанием, смыслом его жизни…

Васька это понял только сейчас, когда ожидания лишился…

Оно исчезло и… унесло, утащило, уволокло любимый миг… Он, этот миг желанный, после находки монет не наступал ни разу…

А ведь ожидание и было не простым приятным чувством… Нет, оно было ожиданием любимого мига… Предчувствием…

Ожидание – это пружина, которую растягиваешь, растягиваешь, - и вдруг она выстреливает в тебя, в твою душу …

А после появления монет…

Ни разу!..

Ни единого!..

В чем же дело ? ..

Да в монетах же, наверное, и ни в чем ином!.. В них, желтеньких и красивеньких, - таких безобидных с виду!..

Что-то в них есть!.. Что-то не простое, сумрачное… Таится, прячется в них… Чего-то выжидает…

Вот оно!.. Вот в чем дело!..

В смене ожиданий!..

Одно, – светлое, доброе, приятное, - сменилось другим, - темным, не добрым и не понятным…

Монеты каким-то образом отобрали у него любимый миг… Проглотили его, втянули в себя… Или просто вытеснили на задний план… Затолкали куда подальше…

Стараясь заполнить пустоту, он теперь думает только о монетах… Ему кажется, что они чего-то боятся… Что они просят его о защите… “Спасай нас!.. Охраняй!.. Оберегай!.. ”

Свою монету он постоянно носит с собой… То и дело вынимает из кармана… Чтобы поглядеть… Чтобы убедиться: вот она, рядом, здесь!.. Чтобы снова почувствовать ее теплоту… Наверное, он слишком часто ее трогает, и поэтому от его рук она нагревается… Он так пригляделся к ней, что, даже закрыв глаза, видит как наяву не только профиль царя целиком, но также любую выпуклость и впадинку на нем… И двуглавого орла тоже накрепко в себя впечатал…

Кажется, если напрячься, можно такую монету у себя в голове сделать и через рот выплюнуть…

Он даже несколько раз попробовал, но, видимо, напряжение получалось не таким сильным, какое нужно…

И о других монетах он часто думает… О тех, что спрятаны в сейфе у директора…

Вдруг их украдут?.. Попробуй тогда найди вора!..

Надо как-то их устеречь!.. Надо не допустить воровства!..

Они тоже боятся этого!.. Это их страх ему передается!.. Они выбрали его своим оберегателем!..

Васька понял, что надо их пожалеть, - бедных маленьких желтяшек !.. Они окружены жадностью со всех сторон!.. Жадность в любом взгляде, на них обращенном!..

Говорят, что деньги правят миром… Но жизнь таких правителей ужасна, ибо состоит из постоянного ожидания смертельных покушений…

Бедные!.. Жалкие!.. Запуганные!..

Замученная, замордованная малышня!..

Васька понял, что испытывает к ним симпатию и нежность… Как если бы это были его младшие братики…

На самом деле младший брат был у него один-единственный. Васька был на два года его старше…

И родители у него были тоже. Оба были: и мать, и отец… Оба были, и оба пили…

Васька помнил, что их любимое питье называлось “Льдинка” и содержалось в небольших пластмассовых бутылочках.

Однажды он тайком понюхал содержимое бутылочки… Запах был противным… Но все же Васька из любопытства сделал маленький глоточек…

Реакция была быстрой… Едва глотнул, его тут же вырвало… И не просто вырвало, - вычистило, вывернуло наизнанку…

Было так плохо, как никогда прежде и никогда после…

Родители, увидев, как он загадил пол, взбеленились… Накричали, побили его… И выгнали его и младшего братика из дома… Дом у них был деревянный… Весь в каких-то не покрашенных заплатках…

Стоял их дом на захудалой городской окраине… Окружен был перекошенным дырявым забором… Возле забора торчала пустая собачья конура… Пес раньше был, - серая добрая дворняга… Но поскольку никто его не кормил, отощалый пес куда-то сбежал и больше не возвращался…

Вот в этой конуре и пришлось жить Ваське с братиком, когда родители выгнали их из дома…

Содержали их так же, как прежде – пса… То есть, жрать ничего не давали… Васька одно время пробирался в дом, когда родителей в нем не было, и воровал еду…

Потом воровать стало нечего… Видимо, родители перестали употреблять что-либо, кроме “Льдинки”…

Пришлось попрошайничать около магазинов… Ваське это нравилось, потому что люди оказались не такими уж гадкими, как про них говорили родители…

Подавали им хорошо… Они даже поправляться начали…

Но сытная жизнь длилось не слишком-то долго…

Однажды ночью Васька проснулся от того, что кто-то шумно старался влезть в их конуру.

Протерев глаза, он увидел при лунном свете, что это их мать…

Она была растрепанной, и от нее просто-таки несло “Льдинкой”… И глаза были какие-то шальные…

Она позвала детей… И когда Васька и братик выползли наружу, схватила младшенького за руку и поволокла к дому…

Но не в дом, не в своей гнездышко она его тащила… Нет!..

Возле крыльца стояла колода для рубки дров… На колоде лежал топор…

Мать наклонила младшего братика и положила его голову на колоду.

Братишка не сопротивлялся: он толком не проснулся и не понимал, что происходит.

Мать взяла топор… Топор был тяжелый, и мать взяла его двумя руками…

Взяла и подняла над головой младшенького…

Тут опомнился Васька. Подскочил, схватил за руку братика и сдернул его с колоды.

- Бежим! – выкрикнул и потащил братика прочь.

Они пролезли в дырку в заборе и помчались в чахлый лесок, ярко освещенный лунным светом.

Мать по-звериному рычала во дворе, по-собачьи лаяла и по свинячьи визжала… Видимо, с ней случилось сумасшествие…

Больше мальчишки ни ее, ни отца никогда не видели… Они добрели до железной дороги и забрались в товарный вагон, что стоял на запасных путях…

А утром обнаружили, что вагон вместе с другими вагонами куда-то едет… И они тоже едут куда-то…

Два дня они ничего не ели… На третий день младший брат потерял сознание… Васька теребил его, но привести в себя не мог…

Тогда он, увидев у горизонта высокие городские дома, выпрыгнул из поезда с братишкой на руках… Выпрыгнул неудачно: упал на братишку… Тот как-то странно задергался и стал синеть…

Васька нес его до самых домов… Потом чьи-то взрослые руки мягко переняли младшенького… Откуда-то появилась “ Скорая помощь ” … И Васька остался один…

Поняв, что брата отобрали, Васька бросился в драку: бил кулаками, кусался, вопил, извивался в чьих-то железных захватах…

Потом потерял сознание… И очнулся в полиции…

Его продержали целый день в комнатке с решеткой на окне. Дали умыться, утереться чистым полотенцем и поесть…

На другой день за ним приехала “Скорая”, и Васька решил, что его отвезут к брату…

Но его отвезли не к брату, а в психушку, из которой Васька сбежал, не пробыв там и недели. С собой он прихватил металлические ложку и кружку и несколько кусков хлеба…

Потом он бродяжничал, просил милостыню, воровал, не однажды бил бит… Но сильнее всего ему досталось от компании беспризорников – его сверстников. Они приняли его за конкурента, влезшего на их территорию, избили его до беспамятства, раздели и бросили подыхать…

Но он не подох – назло всем и всему… Пришел в себя, голодный, чуть живой, голый…

И вдруг услышал в голове нежную, красивую мелодию… Так наступил первый в его жизни любимый миг…

А теперь появились монеты и отобрали от него песни, что могли бы сочиниться, услышаться в глубине головы…

Можно было бы рассердиться на эти старинные деньги. Но песни были сильными и могли обойтись без него… А монеты были такими же слабыми, как потерянный братишка… И защищать их нужно было точно так же…

Васька решил, что не будет спать, а будет по ночам дежурить возле директорского кабинета, чтобы никто не смог в него пробраться и взломать сейф…

В первую же ночь он познакомился со сторожем, которого днем в интернате не видать и не слыхать…

Васька, не долго думая, прямо на полу расположился возле директорской двери. То глядел во все глаза… А то вдруг нырнул в дремотный туман и прозевал сторожа. Уж больно тихо тот приблизился…

Очнулся Васька от тычка в бок… Один глаз открыл… Смотрит: белоголовый подтянутый мужик стоит над ним. Одет в старенькую полинялую камуфляжную форму.

- Ты кто? - спросил Васька. – Если вор, то уматывай: я тебе не пущу!..

Второй глаз открыл на всякий случай. Чтобы виднее было, если вор полезет.

- Ишь ты, помощничек! - усмехнулся мужик добродушно. – Я – дядя Гена, майор в отставке, а ныне – ночной сторож!..

- А почему ты не полковник, а только майор? – спросил Васька.

- Не потянул на полковника! – сверкнул дядя Гена белозубой улыбкой. – А ты впрямь решил мне помочь?

- Не тебе, а директору! – уточнил Васька.

- Что, клад охраняешь?

- Откуда ты знаешь ?

Васька так удивился, что на ноги вскочил, рот раскрыл и на сторожа уставился глаза в глаза.

- Мне по службе положено все знать! – серьезно сказал дядя Гена. – Хочешь, я у тебя куплю твою монету?..

- А сколько дадите? – спросил Васька деловито.

- Тысяч пять – запросто! – сказал дядя Гена.

- А что! – сказал Васька. – Продам, и песни ко мне вернутся!.. И Веня-журналист приедет!.. Давай только завтра все сделаем! А до утра пускай она у меня побудет!..

- Давай! – согласился дядя Гена.

Так они познакомились…

 

 

13.

Ночью в Димкиной комнате появился черный человек. Воздух был теплый, окно – открыто, этаж – всего-навсего второй. Забраться не трудно!..

Человек, в общем-то, особо и не таился. Мягко спрыгнул с подоконника на пол, повертел головой и подошел к Димкиной постели.

Склонив голову набок, послушал сонное дыхание. Затем толкнул Димку в правое плечо…

Еще… И еще раз…

Димка пробудился только после третьего толчка. Открыл затуманенные глаза. Поморгал. Уставился на ночного гостя.

Черный свитерок… Черные джинсы… Черная кепочка с длинным козырьком… Смутно белеющее лицо…

- Проснулся, чучело? – добродушно спросил человек.

- Проснулся, чучело! – пробормотал Димка столь же добродушно.

- Шуткуешь?.. Ну-ну!.. Шоколадку хочешь?..

- А ты дашь?..

- Поедешь со мной, - дам!..

- Поеду!..

- Одевайся! Живо!..

Димка дернулся от резкой, как удар хлыста, команды. Но быстро действовать со сна – было свыше его сил…

Он откинул одеяло и сел на постели… Зевнул… Потянулся… Поскреб майку на груди…

- Ну! – поторопил визитер.

- Баранки гну! – неожиданно огрызнулся Димка. И засмеялся, довольный своей отповедью.

После этого стал поторапливаться. Вскочил. Натянул джинсы и футболку. Пригладил вихры ладонью.

- Давай за мной!..

Гость вскочил на подоконник и, перебирая руками пучки ползучих олиственных стеблей, коими была украшена стена, скользнул вниз. Димка с обезьяньей ловкостью последовал за ним…

Спуститься со второго этажа – дело не хитрое…

На земле гость огляделся и молча махнул Димке рукой, приглашая следовать за собой.

Земля, покрытая пятнами лунного света, процеженного сквозь деревья, была словно бы одета в камуфляжную форму.

Выйдя за ворота, Димка со своим провожатым еще добрый километр с гаком протопали пешком.

Потом на перекрестье двух грунтовых дорог обнаружилась приземистая черная машина.

Чуть слышно щелкнули дверцы, открываясь и закрываясь.

Провожатый сел за руль. Димка пристроился рядом…

Машина тихонько зафырчала и понеслась вперед, нащупывая дорогу лучами ярких фар…

Под уютный шепоток мотора Димка задремал, ни о чем не беспокоясь…

Разбудили его привычным способом: потрясли за плечо…

Окончательно проснулся он в большой, ярко освещенной комнате.

Кроме “черного” провожатого в комнате были еще двое: женщина в зеленом платье и мужчина в сером пиджаке и серых брюках…

Все они были старыми с Димкиной точки зрения: лет что-нибудь за сорок…

Низко висящая люстра с шестью рожками исторгала обильные потоки тепла.

Димка вспотел, и от этого его настроение ухудшилось.

- Сеня, давай! – сказал тот, что привез Димку.

Мужчина в сером костюме подошел к платяному шкафу, стоявшему у двери, открыл правую створку и осторожно снял с плечиков странный жилет.

Жилет был матерчатый, и к нему были то ли приклеены, то ли пришиты два параллельных ряда толстеньких красных трубок, соединенных друг с дружкой тонкими проводками.

Ниже трубочек была плоская темная панелька с желтой кнопкой в ее центре…

- Надень! – приказал провожатый.

- Зачем – не согласился Димка. – Не хочу!..

- Надень сейчас же! – повысил голос провожатый.

- Сам надевай! – строптиво сказал Димка.

- А шоколадка! – проворковала женщина. – Надень жилет, и шоколадка твоя!

- Где она? - спросил Димка недоверчиво.

- Да вот же, чудик!.. – провожатый поднял с пола дипломат, раскрыл его и вынул большую шоколадную плитку в красивой разноцветной упаковке.

- Дай! – протянул Димка руку.

- Жилет! – напомнила женщина.

Димка вздохнул, подчиняясь, и с помощью своего провожатого и женщины напялил на себя жилет.

Оказалось, что никакого неудобства странная одежка не причиняет.

В ней тепло и легко.

Да еще тяжёленькая шоколадина в руке!..

Димкино плохое настроение улетучилось, - он заулыбался.

- Это игрушка такая! – сказала женщина. – Хочешь вместе со мной поиграть?

- Хочу! – сказал Димка.

Женщина взяла с журнального столика свою сумочку и достала из нее мобильный телефон, украшенный блескучими стекляшками.

- Смотри! – сказала весело. – Я нажимаю кнопку на телефоне, и у тебя на груди загорается твоя кнопка!

- Вот эта? – спросил Димка, указывая на свою желтую.

- Да! Эта! – подтвердила женщина.

Она и впрямь нажала на свой телефончик, и у Димки на груди засветился желтенький огонек.

- Клево! – одобрил Димка.- Там внутри лампочка, да?..

- Да-да! – согласилась женщина. – Как только она загорится, ты должен сразу на нее нажимать!.. Понял?..

- Понял! – сказал Димка.

- Ну!..

- Баранки гну! – выкрикнул Димка и засмеялся: он ведь недавно уже говорил эти забавные слова…

- Жми! – приказала женщина, и глаза у нее стали злыми.

- Ты плохая! – сказал Димка, помрачнев, но кнопку все-таки нажал.

- Молодец! – облегченно вздохнул его провожатый. – Жуй свою шоколадку!.. Потом поедем играть дальше!..

- Шоколадка дорогая! – сказала женщина. – Самая лучшая в твоей жизни!.. И даром тебе досталась!..

- Подумаешь! – фыркнул Димка. – Я могу купить ее!.. У меня своя игрушка!..

Он вынул из кармана джинсов свою монету и продемонстрировал ее…

- Аурум! – прошептала женщина, и глаза у нее стали жадными.

- Нет, это золото! – возразил ей Димка.

- Откуда это у тебя? – спросил мужчина в сером.

- От верблюда! – хитренько сказал Димка, пытаясь увильнуть от ответа.

- Хочешь, мы тебе десять таких шоколадок за нее дадим?

- Могу себе позволить! – гордо вымолвил Димка.

- На!.. – мужчина взял с журнального столика большую коробку, приоткрыл крышку, и Димка увидел, что вся она заполнена шоколадными плитками.

- На! – сказал Димка в свою очередь, передразнивая мужчину, и протянул ему монету.

Затем он левой рукой принял тяжеленькую коробку, а правой с зажатой в ней плиткой приоткрыл крышку и сунул внутрь ту, первую, целенькую не распечатанную.

- Еще такие монеты есть? – спросил мужчина в сером.

- У меня – нет! – сказал Димка.

- А у кого есть? – спросил мужчина.

- У кого надо, у того и есть! – сообщил Димка грубо.

- И много их у того, у кого надо?

- Четыре сотни! – выпалил Димка. И засомневался: может, зря сказал?..

- Ты его знаешь ?

- Знаю!.. Но говорить нельзя!..

- И не надо говорить! – сказал мужчина в сером. – Ну что, господа, или акция, или вот эта новая ниточка?..

- Четыре сотни – это примерно девять или десять лимонов!–задумчиво сказала женщина. – Акция может и подождать!..

- Решено! – сказал Димкин провожатый. – Снимай жилет, везунчик!..

Женщина помогла Димке разоблачиться.

- Поехали назад! – сказал мужчина в сером. – Не забудь свою коробку, герой!..

Димка взял коробку и пошел к выходу.

Приехал с одним провожатым, - уезжает с двумя.

Ну, не смешно ли ? ..

 

 

14.

Петька удивлялся снова и снова… Можно сказать, был в непрерывном удивлении…

Ну, нашли они золотые монеты!.. Выкопали целый горшок этого добра!..

Ну и что?..

Любое богатство людям только кажется…

Ничего нет реального, кроме линий…

Но вот, поди ж ты, - эта золотая видимость как-то их всех изменила…

Димка, вроде бы, поумнел и стал еще веселее…

Васька, наоборот, стал каким-то слишком серьезным и печальным…

Лиза стала более разговорчивой и подвижной…

А сам он – что?.. Сам он тоже, конечно, изменился, что удивительно…

У него появилось желание видеть так, как видят все… То есть, внимание уделять не только линиям , но и тому, что между ними…

А между ними – предметы реальности… Реальные предметы…

Реальные для всех, кроме него…

Так было…

Так было до недавнего времени…

Может быть, даже не монеты виноваты в его изменении!..

Не только монеты!..

Может быть, еще и болезнь Лизы повлияла!.. Ведь тогда, исцелив Лизу, он сам чуть не заболел… И не столько обрадовался, тому, что помог, - сколько испугался…

Испугался того, что он может…

Потому что мочь – значило страдать, мучиться, непосильно напрягаться, безоглядно тратить себя…

После того, как Лиза поправилась, он больше не хотел мочь …

Не хотел и верил, что никогда больше не захочет…

Только реальность!.. Только реальные предметы!.. Вот что ему нужно!..

Хорошо, что с монетами все решилось быстро!..

Им, четверым, по монетке… Все остальное – к директору в сейф!..

Очень даже правильно!..

На свою монетку он глядел часто… Она была весомой… Она утверждала своей весомостью реальность и плотность мира…

Но еще чаще он думал о Лизе… Она была рядом, и она была живая…

Почему из одних и тех же линий в яви образовано и живое, и не живое?..

Что они такое, эти линии?.. Что они из себя представляют?..

Где сосредоточена жизнь?.. В самих линиях?.. Или в том, что ими образовано?..

Он пытался обо всем этом думать… Его беспокоили эти вопросы…

Но мысли его были слишком короткими… Короткими и слабыми… Они как слепые котята, беспомощно тыкались в его непонятки… Тыкались и жалобно пищали…

Но стоило увидеть Лизу, оказаться рядом с ней, - и все вопросы сразу исчезали… Потому что она – сама по себе – была высшей правдой, высшей истиной и ответом на все недоумения…

 

Великий день познания начался просто и скучно… И никаких предчувствий не было… Никаких предвкушений…

После завтрака он вышел на улицу… Уже с утра было жарко… Солнце плавилось, как яичный желток на сковородке…

Делать было нечего… Никаких планов и никаких желаний…

Жара гнала к реке, и он, послушный, лениво туда двинулся.

И увидел ее… Увидел Лизу… Она лежала на густом травяном ковре, и гибкая ее фигурка повторяла все изгибы речного склона…

На ней был темно-желтый купальник, - такой небольшой, так сливающийся с телом, что Петьке, ослепленному солнцем, она показалась полностью обнаженной…

Петька увидел ее и охнул про себя и словно бы задохнулся…

А когда перевел дух, рванулся к девушке.

- Можно тут, с тобой рядом?..

- Да ради бога!.. Садись, ложись, - что хочешь!..

- Прилягу!.. – сказал Петька радостно и, скинув с себя кроссовки, джинсы и футболку, оставшись в одних плавках, плюхнулся в траву бок-о-бок с девушкой…

Лиза покосилась… Может быть, хотела возразить против тесного прикосновения… Но передумала и ничего не сказала…

- Ты красивая! – сказал Петька и вдруг – неожиданно для самого себя – поцеловал девушку в нежное плечо, пахнущее цветами.

Лиза снова покосилась после этого и снова ничего не сказала…

- А можно тебя еще поцеловать? – осмелел Петька. – В губы!..

Лиза улыбнулась… Облизала приоткрытые губы кончиком языка…

И вдруг заговорила…

- Ты тоже красивый!.. И ты мне тоже нравишься! – сказала с какой-то непонятной грустью.

- А поцеловать? – осмелился Петька напомнить.

- Попробуй! – сказала Лиза и перевернулась на спину.

Петька подтянулся еще ближе и навис своей головой над ее лицом.

Оно было прекрасным… Божественно прекрасным… В зеленоватых глазах плавали два маленьких солнышка… Петька моргнул, и ему показалось, что каким-то чудом все вмиг переменилось… Теперь уже Лизино лицо сверху, над ним, и оба они падают, стремительно падают куда-то, у него кружится голова, и он отчаянно старается удержаться рядом, не оторваться, не остаться в одиночестве…

В Лизином лице каким-то образом соединились Луна и Солнце… Луна и Солнце сделались не нужными, потому что им нашлась равноценнейшая замена…

Задыхаясь от восторга и ужаса, Петька припал к ее губам, похожим на лепестки розы.

И она ответила… Она раскрылась навстречу… Такого в Петькиной жизни не было еще никогда!..

Поцелуй длился долго… Петьке показалось, что он длился целую вечность… Петька вдыхал этот поцелуй, пил его, огромную жизнь прожил в нем…

Когда он все-таки кончился, потому что Лиза его прервала, Петька готов был застонать от досады.

- Вставай! – сказала Лиза. – Пойдем ко мне!..

Она поднялась, потянулась, накинула на себя халатик. И все, что она делала, было томительно прекрасным и томительно медленным.

Петька, вскочив, трясущимися руками напялил на себя кроссовки, джинсы и футболку.

Джинсы оказались тесны: восставший член в них не умещался. Пришлось его уложить на живот, чтобы молния застегнулась…

Встреченные пни их окликали, здоровались. Лиза им даже отвечала что-то. Но Петька не видел и не слышал никого…

Лиза привела его в свою комнату за руку, как маленького… В комнате было чисто и красиво. Цветы в горшочках радовали взгляд. Глазастые куклы сидели на подоконнике и на тумбочке.

Лиза сняла с постели синее узорчатое покрывало и, аккуратно сложив его, повесила на стул. Затем посадила совершенно одуревшего Петьку на одеяло и начала его раздевать.

Сняла с него футболку через голову. Присев на корточки, стянула кроссовки. Затем протянула руку к молнии на джинсах и медленно, осторожно молнию расстегнула…

Затем одной рукой Петьку чуть приподняла, а другой сняла с него джинсы.

Резинка плавок придавила Петькин мужской член как раз посередке.

- Тебе же больно! – посочувствовала Лиза, оттянула резинку и убрала плавки с Петькиных ног.

Рубчик, оставшийся от резинки, мягко погладила, словно пытаясь распрямить.

- Теперь ты! – прошептала.

- Что я? – выхрипнул Петька непонятливо.

- Раздевай меня! – пояснила Лиза.

Петька, суетливо и нервно снял с нее халатик.

- Дальше я сама! – шепнула Лиза.

Петька молча кивнул и, раскрыв рот, смотрел, как Лиза сбрасывает тапочки с ног, затем что-то делает с купальником и гибким змеиным движением выскальзывает из него, оставаясь совсем голой…

После этого и начался, собственно говоря, День Познания, - лучший из дней, прожитый на этом свете Петькой да и Лизой, пожалуй, тоже…

 

 

15

В дверь позвонили, когда за окнами только начало светать. Я проснулся и лежал неподвижно, надеясь, что звонок лишь послышался.

Но не сбылась надежда… Снова зазвонили: долго, настойчиво… И кого там только черти принесли!..

Я встал, не спеша… Натянул на себя тренировочный костюм – шаровары и футболку…

Замер, ожидая…

Звонок снова зашелся в приступе злобных судорог.

Эх, да пошло оно все подальше!.. Да пропади оно все пропадом!..

Я поплелся к двери. А когда доплелся, спросил нарочито резко:

- Кто там?..

- Мы за вами! – ответил мужской голос. – У вас в интернате человек повесился!..

Эти слова хлестанули, как жгучий кнут.

Я поспешно открыл дверь и впустил в квартиру двух мужиков. Один – постарше – был в сером костюме-двойке. Другой – помоложе – был в черных джинсах и черном свитере.

- Кто? – спросил я.

- Не все ли равно теперь! – ответил молодой. – Минута вам на сборы!..

Я оставил их у входа и помчался назад в спальню…

Кто же?.. Кто же это мог сделать?..

Оделся на выход за считанные секунды, - как бывало в армии по тревоге…

На улице было по утреннему свежо… Я поежился, чихнул и смущенно сказал:

- Извините!..

- Бог простит! – отозвался “молодой”, открывая заднюю дверцу иномарки.

Я уселся, и машина мягко рванула с места.

- Вы из полиции? – обратился я к двум затылкам.

Ответа не было, и я затих…И не издал больше ни единого звука…

Домчались мы мигом.

Я ожидал огни, суету, полицейские мигалки…

Но в интернате все было бестревожно и тихо… Все, как и должно быть ранним летним утром…

Мы трое вышли из машины.

- Куда теперь? – спросил я.

- К вам в кабинет! – сказал “молодой”.

- Хорош темнить, братва! – вдруг послышался голос, и возле нас возник дядя Гена – интернатский сторож.

- Это кто? – спросил мужик в сером, обращаясь ко мне.

- Ночной охранник! – сказал я.

- Слышь ты, секьюрити!.. – начал мужик насмешливо.

Но дядя Гена не дал ему договорить.

- Представься! – потребовал. - И покажи свои бумаги! Если они есть, конечно!..

- Они из полиции! – попытался я влезть в разговор.

- А я – президент Америки! – в голосе дяди Гены ехидство, пренебрежение и насмешка – поровну…

- Прикажите ему не мешать нам! – потребовал мужик в сером.

- Он службу знает! – пожал я плечами. – До девяти утра отвечает за порядок – он!..

- Ты слышал, мужчинка?.. Вали отсюда!.. – голос у дяди Гены если уж не генеральский, то полковничий точно. – На арапа меня не возьмешь!..

И тут они на дядю Гену бросились… С двух сторон… А я инстинктивно отскочил… И стоял, чувствуя себя дурак дураком…

То ли они и впрямь не из полиции?.. То ли сторож сдурел и ведет себя с полисменами неадекватно?..

Наш дядя Гена оказался крутым… Он так отмахивался, что впору в кино было эту сцену вставить!.. Нападающие отлетали то от него, то через него… А наш защитник сбит с ног не был ни разу…

Схватка была очень быстрой… За всеми ее перипетиями я уследить не мог…

Ножи у них оказались, у этих “полицейских”… Хитрые ножи с выкидными клинками… Когда они выхватили свои “эскалибуры”, “дюрандали” или как там их еще обозвать, я похолодел… Подумал, что дяде Гене – крышка, и, значит, надо ему помогать… Надо как-то вмешаться!.. Но как?..

Пока я раздумывал, дядя Гена решил проблему… Одному мазурику руку то ли сломал, то ли вывихнул. И при том выпавший нож успел подобрать, сложить и сунуть себе в карман…

А второго так припечатал к земле, что у того, бедолаги, внутри что-то громко ухнуло, и он бестолково задергался, как раздавленный червяк…

- Помоги, Иваныч! – попросил дядя Гена. – Посторожи этого!..

Он кивнул на поверженного. А сам схватил второго и, не церемонясь, запихнул его в автомобиль на шоферское место.

Потом мы вместе – он справа, я слева, - подняли второго и всунули его в заднюю дверь.

- Езжай, сынок! – напутствовал дядя Гена. – И забудь сюда дорогу!..

- Это мы еще посмотрим! – пробормотал “водила” и, охнув от боли в руке, стронул машину с места…

- Что это было? – спросил я, когда ее габаритные огни скрылись из виду.

- Это был наезд! – сказал наш сторож, вроде бы, спокойно. – Пошли, Иваныч, заглянем к тебе в кабинет!..

Я послушно последовал за ним…

И вот что мы увидели…

Дверь в кабинет была приоткрыта… А ведь вчера вечером я самолично ее закрывал… И ключи – вот они!.. Как ни в чем ни бывало, лежат у меня в кармане!..

Едва мы вошли и включили свет, как увидели… Димку.

Он сидел на стуле, крепко привязанный к нему длинным белым заизолированным проводом…

Дядя Гена тут же вынул отобранный нож и, нажав на кнопку, высвободил его клинок. Потом быстро расправился с Димкиной “обмоткой.”

Димка все это время сидел молча… Только глядел на нас во все глаза и улыбался…

- За что они тебя?.. – спросил я. – Чего хотели?..

- Деньги!.. Монетки!.. – сказал Димка.

- Я думаю, - сказал дядя Гена, - что они мучили бы его в твоем присутствии, Иваныч, пока ты не отдал бы то, что им надо!..

- Димка! Иди отдыхать! – сказал я.

- А монетки? – спросил Димка. – Монетки не пропадут?..

- Не беспокойся! Не пропадут! Но больше о них никому не рассказывай!.. Ладно ? ..

- Ладно! – согласился Димка и ушел, сияющий.

- А ты, дядя Гена, садись! – пригласил я. – Хочу тебе рассказать обо всем и посоветоваться!..

 

 

16.

Мы помолчали.

Дядя Гена смотрел на меня выжидающе.

- Ну что, по чайку? – предложил я. – Нам, пенсам, чаек – самое то!.. Особенно по утрянке!..

- Меня уговаривать не надо! – сказал дядя Гена. – Наливай, Иваныч!

Я вскипятил воду в электрочайнике, достал из стола две кружки с ложками, сахарницу и коробку с пакетиками.

- Есть и черный, и зеленый! Бери любой! – предложил я.

Дядя Гена выбрал черный и насыпал в свою кружку две ложки песка.

Кипятку налил до краев и осторожно помешивал, глядя на меня.

Я соорудил чаек себе… Отхлебнул…

- Тайное сообщение заключается в том… - начал я пафосно и сам не выдержал взятого тона: засмеялся. – Да ну к фигам!.. Клад нашли наши малолетки!.. Вот и все!..

- Кто конкретно ?

- Димка!.. Лиза!.. Василий!.. Петр!..

- А где нашли ?

- В речном берегу!..

- На нашей территории ?

- Не знаю точно!.. А что, это важно?..

- Да нет, в общем-то!.. Просто так, для интереса!..

- А мой интерес в том, чтобы ты ответил: как быть?..

- Подожди!.. Скажи хоть, что за клад?.. Бумажонки старые?.. Керенки или что?..

- Бумажонки я бы кладом не обозвал!.. Бери выше!.. Царские червонцы!..

- Золотые, что ли?..

- Вот именно, золотые!..

- Чего ты перья топорщишь, Иваныч?.. Будь проще!..

- Ладно, проехали!.. Как нам быть?..

- А почему ко мне вопрос?.. А не к участковому, например?..

- Потому что тебе я верю!.. Ты – мужик тертый, боевой!.. Вон как лихо заступился!.. А участковый может быть продажный!..

- Сдавать властям – не-а ? ..

- Не хочу!.. Боюсь: разворуют, и все!..

- А чего хочешь ? .. На сберкнижку?..

- Ремонт корпусов – раз!.. Новую медтехнику – два!.. Одежку свежую для питомцев – три!.. Свою лабораторию – четыре!.. И еще по мелочи!.. Что, - хватит?..

- Вот именно: хватит ли червонцев?.. Сколько их, кстати?..

- Было четыреста!.. По штучке дал каждому из нашедших!.. Значит, теперь триста девяносто шесть!..

- Ну, и зачем тебе мой совет?.. Ты уже все для себя решил!..

- Честно говоря, боюсь загреметь!..

- Можешь, если без ума будешь!..

- А как с умом-то?.. Научи!..

- Да запросто!.. Ничего сложного!.. Перво-наперво, обрати золото в обычные деньги!.. Это понятно?..

- Теоретически – да!.. Практически – по нулям!..

- Короче, если доверишь, я это сделаю!..

- Тебе – доверю!.. А что дальше?..

- Еще проще!.. Берешь деньги!.. Едешь в Питер!.. И посылаешь их сам себе, как анонимный спонсор, с формулировкой “на ремонт помещений и приобретение медтехники”!..

- Ну, ты меня, ей богу, вдохновил!.. Спасибо!..

- Спасибо в рот не положишь!.. Или еще гуторят: спасибо не булькает!..

- Денег хочешь ? .. Сколько ? ..

- Упаси Боже!.. Не денег, а помощи прошу!..

- Ты ? .. У меня ? .. Помощи ? ..

- А чего ты вылупился?.. Или только я тебе помогать должен?..

- Да нет, пожалуйста!.. Но я не представляю, какая от меня польза?.. Я же, по современному, - лузер вшивый!..

- Уничижение паче гордости, Иваныч!.. Чаек-то приостыл, небось!.. Давай допьем, а потом будет мое шоу!..

Мы в молчании выхлебали свои кружки. Никаких заедок у меня, к сожалению, не было, о чем я мысленно пожалел…

Кончив чаепитие, дядя Гена со стукотком поставил свою пустую кружку на стол.

Я отстал от него на два глотка. Но никакого лишнего шума, допив, не произвел.

- Итак!.. – приветливо поощрил.

- Не гони лошадей!.. – дядя Гена вдруг нахмурился.

По-моему, ему говорить не очень-то хотелось, но, видимо, действительно во мне была нужда, и начал он, явно преодолевая себя.

- Я не просто пенс!.. Вернее, не просто военный пенс!.. Моя служба была специальной !..

Он замолк, ожидая моей реакции. Но, поскольку никакой реакции с моей стороны не было, он вздохнул и продолжил:

- Мы занимались психотронным и генетическим оружием!.. Слышал про такие?..

- Ничего и никогда!..

- Ну, и не надо тебе про это!.. Суть проста: такое оружие или позволяло гарантированно управлять человеком, или получать гарантированно управляемого человека!..

- Ничего себе!..

- Не перебивай!.. Суть в том, что мы проводили опыты на людях!..

- Но это же преступление!..

- Я же сказал: не перебивай!.. Мы брали убийц, осужденных до конца дней!.. Обещали поблажки!.. Брали с них расписки о добровольном участии в опытах!..

- И что ?

- И делали с ними все, что нам было надо!.. Но речь не обо всех!.. Речь об одном!..

- И кто этот один?..

- Это отец твоего Петра!.. Нашего Петра, так скажем!..

- Он был какой-то особенный?

- Суперособенный!

- Почему?..

- Ты слышал про создание живого искусственного гена?..

- Ну конечно!.. Это же сенсация!.. Не просто слышал, - сам читал в газете!..

- Сейчас про это говорят открыто!.. Но мы с этим работали еще двадцать лет назад!.. И самый жуткий ген оказался…

- Какой?..

- Да что ты ни слова не даешь сказать, докторишка!.. Где твоя выдержка?

- Ну, извини!.. Слушаю и молчу!..

- “Молчи, скрывайся и таи!..” – процитировал дядя Гена. – Искусственный ген гениальности был создан!.. И подсажен Петькиному отцу!..

- Так это же здорово!.. И прижился?.. Не был отторгнут?..

- Полный орднунг!..

- Он стал и впрямь гениальным?

- Думаю, да!.. Наизобретал кое-то весьма полезное!.. А потом…

- Что потом?..

- Неуправляемым стал!.. Перестал повиноваться!.. Начал сам подчинять себе всех подряд!.. Вплоть до генералов!..

- Генералы, конечно, это не стерпели ?

- Не успели не стерпеть!.. Лаборатория исчезла!..

- Как исчезла ?

- Элементарно!.. Сначала она была, а потом вдруг ее не стало!.. растворилась в пространстве!.. Или во времени!..

- А Петькин отец?..

- Ну, конечно, исчез тоже!..

- И что потом?.. И что теперь?..

- Ты не представляешь, какая была суматоха и неразбериха!.. И в этой колготне все забыли о главном!..

- О чем это ?

- Да о том, что уже после пересадки гена испытуемый завел ребенка!..

- То есть, Петьку?..

- Ну да, да!.. И только выйдя на пенсию, я на досуге все припомнил, проанализировал и понял, что мы выпустили из рук ниточку!..

- А теперь ты ее, то есть, его нашел?

- Вот именно!.. Я подумал: а не передал ли папаша что-то этакое своему сыну?.. Подумал и решил, что обязан пронаблюдать!..

- Но ведь у Петьки – задержка психоэмоционального развития!

- Ты уверен ?

- Конечно, нет!.. Я не психиатр!.. Этот диагноз поставил не я!..

- Вот и помалкивай насчет задержки!.. Короче, я тебя прошу: возьми его под особое наблюдение! Понял?..

- Да ради бога!.. Уж это-то мне, как врачу, не сложно!..

- Вот и спасибо тебе, Иваныч!.. Я рад, что мы договорились!.. А теперь прости: мне пора службу нести!.. Бдеть и охранять!..

- А с этими уродами как?.. Ну, с теми, что сегодня приезжали?..

- Мы же решили: я беру твои монеты, обращаю их в деньги! А ты действуешь дальше!.. А всяческих “гостей” я тоже возьму на себя!.. Ты про них не думай!..

- Вот и хорошо!.. Вот и не буду!..

Дядя Гена удалился… Я же хотел было пойти домой – досыпать… Но почувствовал, что разговоры наши вкупе с крепким чаем так меня взвинтили, что заснуть все равно не удастся…

Поэтому остался на рабочем месте и стал вдумчиво делать записи в амбулаторных картах…

 

 

17.

Я поймал Петьку в столовой, когда он отзавтракал.

- Зайди ко мне в медкабинет, пожалуйста! Мне нужно провести диспансерный осмотр!..

Уловка сработала, и Петька безропотно пообещал. И когда я отзвонился по всяким хозяйственным делам, он уже ждал меня возле кабинета.

Я открыл дверь, запустил его внутрь, усадил на стул, неторопливо надел белый халат и вымыл руки.

Затем извлек из кармана стетоскоп и повесил на шею.

Петька привычно задрал рубашку и я его старательно проаускультировал. То есть, попросту – послушал… Затем уложил его на кушетку и пропальпировал живот…

Все было нормально в его юном организме. Кожные покровы и видимые слизистые чистые. Дыхание везикулярное. Внутренние органы без патологии…

Теперь можно было приступать к беседе, хотя обычно собирание анамнеза, то есть, информации о пациенте, - первое, с чего должен начинать любой врач…

- Петька, расскажи, пожалуйста, о маме с папой и других родичах, если они есть!..

Парень поглядел на меня с удивлением, - зачем, мол, это надо? – молча пожевал губами, будто пробовал мое предложение на вкус.

- Мама хорошая… Но всегда болела… Чем, - я не знаю… Папа ее лечил… Руку ей на голову клал, и у мамы все проходило… А потом снова начиналось… На другой день…

Поэтому мама его никуда не пускала… Даже в магазин… В магазин я ходил…

- Папа только маму лечил?.. А тебя?..

- Меня – нет!.. Потому что я не болел!.. Он со мной – занимался !..

- Как занимался?.. Чем?..

- Ну, я не помню… Учил меня видеть!..

- А ты что, - плохо видел?..

- Папа говорил, что плохо!.. Говорил, что все люди – слепые!..

- Значит, он тебя учил не обычному видению?..

- Заставлял все делать, закрыв глаза!.. А сам что-то шептал!.. И в голове делалось жарко!..

- Ну, и как?.. Много шишаков насобирал вслепую ? ..

- Очень много!.. Но я привык… А когда привык, вдруг все перестало болеть!.. И я стал видеть!..

- По не обычному , да?..

- Ну, закрыв глаза!..

- И как это?.. Здорово, наверное?..

- Ничего хорошего!.. Из-за этого глюки начались!.. Башка трещала так, что даже папа с мамой слышали!..

- А что видел-то все-таки?.. Без глаз – что ? .. Можешь описать?..

- Страшное что-то!.. Не помню!.. Шевелилось… Обвивало… Проникало… Не помню, и все!..

- А дальше как было ?

- Приехали какие-то!.. Врачи, наверное!.. Папу с мамой увезли куда-то!.. А меня – в больницу детскую!..

- А потом?..

- В другую больницу!.. А потом – в сумасшедший дом!.. А потом – сюда!..

- Родителей так больше и не видел?

- Не-а!

- Не скучаешь по ним ?

- Ну, и скучаю!.. Ну и что?..

- Извини!.. Зряшный вопрос!..

- Это я из-за папы с ума сошел!.. Но я его все равно люблю!.. И потом я же вернулся!.. Я же снова нормальный!.. Только линии…

- Что?.. Какие линии?..

- Ну, линии стал видеть, когда выздоровел!..

- Поподробнее можешь?..

- Из линий состоит всё!.. Они разные… И живые…

- Что значит, “живые”?..

- Ну, не знаю!.. Живые, и все!..

- А ты можешь кому-то еще их показать?.. Мне, например ? ..

- Так сразу ?

- Ну, да!.. Прямо сейчас!..

- Я об этом не думал!.. Не пробовал!.. Нет, не могу так сразу!..

- Ну, тогда подумай!.. С духом соберись!.. И все-таки попробуй!.. Ладно?..

На этом наш разговор закончился, и я отпустил Петьку из своего кабинета…