ЛАРИСА, ПЕТЬКА И КНИГИ
Самая главная беда небольших детских отделений – ребятам скучно. Они не умеют болеть, не умеют спокойно и терпеливо ждать выздоровления, они трагично воспринимают отрыв от мамы-папы, от дома.
Способен ли я, врач, помочь им чем-то?.. Я долго думал над этим, пробовал рассказывать сказки, заучивать вместе с ребятами стихи, но эффект был сиюминутный.
Стал приносить им книги и быстро убедился – вот реальная помощь. Ребята читали, забывая о своих болезнях, а по вечерам я старался разговаривать с ними о прочитанном.
Лариса мне помогала. Она появлялась, - красивая, легкая, светловолосая, - и ребята встречали ее восторженным гулом:
- Тетя Лариса пришла!..
Она садилась в игровой, улыбалась, кого-то гладила по голове, на ком-то поправляла платьице и рассказывала. Тема всегда была одна – о книгах и писателях, - но какими разными были ее рассказы. То озорными и веселыми (о Марк Твене), то романтично-приподнятыми (об Александре Грине), то сурово-печальными (об “Оводе”Войнич).
Я, книголюб до мозга костей, слушал ее, не отрываясь…
Дружить с Ларисой нелегко. Она библиотекарь и знает, наверное, все на свете. Попробуй-ка выглядеть умным в ее глазах!.. Читаю, читаю, читаю… Но ее ничем не удивить!.. И стихи она знает лучше меня… Даже досадно как-то!..
- Давай помечтаем! – предложил я однажды. – Какой ты видишь идеальную библиотеку!..
- Какой? – Лариса задумалась, прядка волос упала на лоб, рука машинально поглаживала книгу. – Прежде всего, библиотека – центр, магнит, маяк… Сюда неминуемо стекаются все, в ком бьется живая мысль… А если на твои вопросы нет ответа в книгах, помогут люди, сплоченные вокруг библиотеки. Они предложат тебе новые вопросы к жизни, до которых ты сам, возможно, додумался бы не скоро. И мысли твои протянут новые ниточки, новые сосудики между тобой и миром…
Лариса убрала волосы со лба, улыбнулась, и улыбка почему-то была грустной, отрешенной…
- Библиотека – маяк в океане информации, который поможет не тонуть. Именно библиотека, а не Интернет. Потому что Интернет – не живой организм, а библиотека – организм живой и теплый…
Лариса медленным веерным взглядом окинула свой “храм”, и мне тут же подумалось – посмотрит ли она на меня когда-нибудь вот так же?..
- Сюда приходят родители, юноши и девушки, старики, которым трудно в одиночестве осмысливать былое… Библиотека – универсальное средство от равнодушия, от эгоизма…
Надо ли говорить, что я испытывал влюбленность, что Лариса снилась мне по ночам, что она казалась мне самым близким человеком в таежном поселке, куда меня забросила судьба молодого врача… Здороваясь, я ловил глазами земляничную свежесть ее губ, впитывал струящиеся линии шеи. Свое пребывание в библиотеке старался затянуть под любым пустяковым предлогом. Уходя, предвкушал завтрашний визит…
А Лариса, посмеиваясь, мягко иронизируя, принимала мое почитание, мое преклонение как должное. И не делала ни малейшего шага, ни малейшего душевного движения навстречу мне. А мне так хотелось этого…
Прибежал Петька, вихрастый, потный, веснушки на лице, как божьи коровки, - вот-вот взлетят.
- Здрасьте! – кивнул мне. Помнит еще, как лечил его.
- Тетя Лариса, про шпионов чего-нибудь дайте!..
Он бросил на стол растрепанную книжку.
- А эта что ж, не интересная была? – удивилась Лариса.
- Интересная! Только тонкая! Я знаете, как быстро читаю!..
- Какие тебе шпионы, Петька!.. Ты, по-моему, трусоват, дружок!..
- Это почему?
- Потому что к Нине ни разу не зашел!
- У нее родаки – богатые злыдни! – сказал Петька мрачно.
- А ведь ты с ней в школе дружишь!
Мальчик молча кивнул.
- И она тебя звала! Помнишь: прямо тут! Приходи, говорила! Плохо мне дома одной! Скучно и страшно! Папа с мамой только о деньгах! Думают, что унесу я их деньги из дома, когда вырасту!..
- Мы уроки вместе делаем!.. И дрался я за нее!..
- А ты все-таки попробуй к ней домой! И раз, и два, и десять раз! Говори о жизни нашей, о школе, о книгах! А про деньги их большие – не говори!..
- Хорошо, тетя Лариса! – сказал мальчик с сомнением…
На другой день я принес Ларисе газету, в которой была опубликована беседа с известным питерским хирургом. Лариса читала вслух, и видно было, как ей приятны, как близки мысли медицинского корифея.
- “Лучшее, что есть на земле, - дети и книги.” Где я это вычитал, не помню, но охотно к этому присоединяюсь. Книги приходят к ребенку сначала в виде ярких картинок, рассказов матери и отца, и лишь затем “овеществляются” в привычный нам всем вид. И здесь огромна ответственность родителей за то, чтобы хорошие книги вовремя попадали к ребенку, участвовали в его воспитании, развитии…
- Всем бы родителям дать это прочитать! – вздохнула Лариса.
- …Книги концентрируют мудрость, эмоциональный опыт поколений. Люди приходят и уходят. И оставляют книги. И человечество становится умнее, человечество становится добрее от хороших книг…
Как звезды – активные точки Вселенной, которые вносят в нее упорядоченность, освещают Вселенную, поддерживают в ней жизнь, так и книги – это звезды Добра, которые вносят меру структурности и ясности в нравственный мир человечества, освещают и согревают светом высокой духовности того, кто захочет быть освещенным и согретым…
- Ах, какой умница! – Лариса блаженно зажмурилась, будто хотела задержать в себе прелесть произнесенных слов.
- …Да, книги говорят не каждому! Книги – гордые создания человека. Их избирательность – это их мера защиты от варваров, от недоразвитых душ. Книгу надо полюбить, к ней надо потянуться, ей надо задавать вопросы, - только тогда книга расскажет все, что может рассказать. Полноценное общение с книгой – общение собеседников.
Людей, похожих на равнодушные зеркала, в которых книга отражается только пока она стоит перед глазами, - таких людей мир книг всего лишь терпит презрительно и молчаливо, не более того! Такие люди паразитируют в мире книг.
Знать надо как можно больше книг. Но при этом чтение не должно быть случайным. Хорошие книги надо намечать, искать встречи с ними, преодолевать, как некие рубежи. Начитанность, приобретенная в детстве и юности, - огромный плюс в зрелости для человека любой специальности. Уверен, что без общей начитанности человек просто не может в полной мере состояться, как мастер своего дела, - будь он пекарь или токарь, шофер или хирург…
- Мудрые слова мудрого человека! – сказала Лариса. – Ты мне подаришь газету, надеюсь?
- Бери, конечно!..
- Спасибо!.. Я соберу читательскую конференцию!..
Сказала – как наградила. И я ходил счастливый. И хотелось всем улыбаться…
Санька – веселый пятилетний человек – сын Ларисы. Голубые глаза, яблочные щеки, волнистые соломенные волосы до плеч, матросский костюмчик, щегольские сапожки – вот его беглое описание.
Увидев меня, он с визгом бросается навстречу, и я его подхватываю, прижимаю к себе, а он обвивает мою шею руками и шепчет: “Покружи меня, бледнолицый друг!..” (Лариса пересказывала ему романы Купера – отсюда и пошло мое прозвище).
Я кружусь на месте, пока не подкашиваются ноги, потом шлепаю Саньку наземь, и мы стоим, держась друг за друга, а все вокруг продолжает вертеться, и пол вроде бы качается. Физиономии у нас глупые, - хохочем безостановочно.
Лариса смотрит строго. Посетители библиотеки – с любопытством.
У нас выработался целый арсенал развлечений. Я подбрасываю малыша к потолку и ловлю, мы играем в прятки между стеллажами. А когда никого нет, он повисает на моей руке, согнутой в локте, и я изображаю карусель, а он, висящий, с довольными криками летает вокруг меня.
- Тянется он к тебе! – говорит Лариса.
Я замираю, жду продолжения, вот сейчас она согласится, чтобы я стал ему отцом, ведь я уже говорил ей все, что положено в таких случаях, просил ее руки и сердца…
Но Лариса молчит…
Муж ее пил. Являлся домой с остановившимся взглядом, садился на табуретку посредине комнаты и начинал:
- Что вы есть без меня?.. Куклы безмозглые!.. Кто вас кормит и поит?.. Что вы можете?.. Дай вам посильнее, - даже мокрого места не будет!..
Несколько раз он пытался дать “посильнее”, и Лариса убегала к соседям…
Протрезвев, он переживал, сам себя стеснялся, и, так как это было неприятно, - глушил совесть очередным возлиянием.
- Что я ему только не подсовывала!.. Брошюры всякие о вреде алкоголизма, статьи медицинские!.. Одну книгу он вообще взахлеб читал. “Историю болезни № 689” Геннадия Блинова!.. Читал взахлеб, а не верил. Говорил: болезни надо лекарствами лечить, а не книжками… Мужики, видать, от природы такие двойственные. Понимают, что плохо делают, - и все равно делают!..
Занятие “книжкиных друзей” – Лариса уже два года ведет этот кружок. Сегодня она читает отрывки из книги Дарвина “Путешествие натуралиста вокруг света…”
Мальчишки и девчонки сидят тихо, слушают и мечтают одновременно, в глазах у них волны океанов, пальмы, паруса…
Возле Петьки (он сегодня причесанный, в наглаженных брюках, в белой рубашке) примостилась Нина, худенькая зеленоглазая, с длинной не современной косой…
Лариса читает описания экзотических птиц и зверей. И вдруг, открыв на очередной закладке, рассказывает о мимолетной встрече Дарвина с одним негром.
-…”Пытаясь втолковать ему что-то, я громко заговорил и, жестикулируя, взмахнул рукой близко от его лица. По-видимому, он решил, что я разгневан и собираюсь его ударить, потому что он мгновенно вытянул руки по швам, полузакрыв глаза с испуганным выражением на лице. Никогда не забуду того смешанного чувства удивления, отвращения и стыда, которое я испытал при виде взрослого сильного человека, побоявшегося отвести удар, направленный, как он полагал, ему в лицо. Этого человека низвели уже на такую ступень деградации, которая ниже рабства самого беззащитного животного…”
Лариса замолкает, и ребята молчат… Затем она, что-то пережив в себе, умно и доходчиво рассказывает им о человеческом достоинстве…
- А ты знаешь, кто такой Петька? – спросила у меня Лариса.
- Ну, а как же! Твой агент в доме Нины!
- Мне кажется, он будет писателем!
Она взяла тонкую ученическую тетрадку. На обложке был нарисован космический корабль…
-…”Машину времени придумал Уэллс. Но она появилась гораздо раньше, сотни лет назад. Потому что машина времени – это книги. Откроешь обложку, - и ты в Будущем. Откроешь другую обложку, - и ты в прошлом. Видишь Александра Невского. Или Рюрика…
Отец мне говорит: “Прочтешь сто книг, - сто разных жизней у тебя будет! Прочтешь тысячу книг, - тысячу раз проживешь на свете!..” И я думаю, он прав…”
Шли месяцы… Родители Нины давно притерпелись к вторжению Петьки в дом и не мешали ребятам…
Ларису выбрали депутатом поселкового совета, и она углубилась в общественную работу.
Мы с Санькой дружили по-прежнему: играли, дурачились, рассказывали друг другу свои житейские новости. Но в “папу” его мне так и не довелось превратиться: Лариса не решалась на новое замужество. И я ждал, но не настаивал, не уговаривал, не добивался, - гордость не позволяла….
Потихоньку, незаметно для себя увлекся научной работой. И два года спустя, послал документы на конкурс в аспирантуру, не особенно надеясь, что пройду….
Потом я получил вызов и уехал из поселка…
РЕЦЕПТЫ ДЕДА ЕГОРА
- Дед Егор у нас такой – спуску никому не даст! – Николай смеется, молодой отец, ловкий и сильный, работает он лекальщиком. – Вообще-то он, Егор Иванович, - наш бригадир. Вечно ворчит, вечно недоволен, как мы работаем. Вот мы и прозвали его “дедом Егором”.
Сам он, между прочим, из мастеров мастер. Где бы кто бы ни запнулся, он подойдет, покажет: “Вот так надо!” И все снова делается как по маслу.
Мы у него молодые. Со стариками, говорит, не интересно, я сам старик. А от вас не известно, чего ждать. Это, говорит, интерес вызывает…
Он, между прочим, не только работе, но и жизни нас учит. Очень дельные советы подкидывает…
Я лично, как женился, раздражался на жену поначалу. Все она как-то бестолково делала. Не по нашему, не по рабочему. Она у меня бухгалтер, между прочим… Ну вот, ругал я ее, конечно. И она меня опять же. И после такой ругани был я на работе немного взвинченным. Думал, никто не видит. Но у деда Егора глаз – что ватерпас… Выкладывай, говорит, Николаша, чего у тебя дома не в порядке.
Я, конечно, выложил, ни о чем не смолчал – деду мы никогда не врем, между прочим. А он выслушал и говорит этак хитренько: делай, говорит, как я велю, и будет мир и порядок!.. Ругаться, говорит, не бросай, - ругайся, если душа просит. Но ты, вежливости ради, предупреждай жену вслух, - о чем ты сейчас в настроении ругаться. Дала она тебе суп несоленый, - ты так и скажи: сейчас мне, Катя, хочется поругаться с тобой из-за того, что суп не соленый. Потом посмотри с укоризной, как на ребенка нашалившего. А потом уже ругайся на здоровье. Ты ее предупредил, она свою нервную систему приготовила к твоей ругани, все честно-благородно…
Попробовал я по совету деда жену предупреждать, и знаете, - помягче стала наша ругань. А потом и вовсе пропала…
Дед не только этому меня научил. С твоей руганью мы разобрались, говорит. А как быть, когда не ты на жену, а жена на тебя нападает?.. Вот представь: твоя Катя – туча тучей и костерит тебя последними словами. Что ты будешь делать?..
Я ему говорю: прикрикну на нее как следует. А он свистнул, он свистеть любит во время работы, между прочим, – и говорит: глупый ты пока что человек, Николай! По старомодному рассуждаешь. Криком теперь даже ворону не напугаешь, - не то, что современную жену. Ты, говорит, если она злится и на тебя рычать готова, - хвали ее тут же, не сходя с места, хвали громко и с выражением…
Катя, скажи, какой борщ ты вчера сварила – просто сказка!.. Я на твоем борще сто двадцать процентов за смену выполнил!..
Или там скажи: Катя, ты так хорошо стираешь, что от белья сеном свежим пахнет!.. С чувством скажи: женщины любят про природу… Или еще что-нибудь скажи похвальное, - что в голову придет, по обстановке… И будете вы тогда жить душа в душу!.. Я, говорит, свою старуху уже тридцать седьмой годок хвалю, когда засерчает, - и ничего, разводиться не собираемся…
Все мы по его рецептам живем, между прочим, и ничего, - тоже не собираемся разводиться… Что ж, не слушаться, что ли, если человек тебя добру от сердца учит?..
ДИКТАТОРЫ
- Доктор, я должна вас предупредить!.. – мать Валентины, моей пациентки, нервничала.
Она взяла меня под локоть, провела в гостиную и плотно прикрыла дверь. Я стоял и ждал, что она скажет. И тер потихоньку ладонь о ладонь, чтобы согреть их.
Мать Валентины нервничала. Она шевелила губами, морщинила лоб и шумно дышала. И сама, видимо, не замечала, как возбуждена.
- Я должна вас предупредить, что моя дочь… Ну, как бы это сказать… Может симулировать!..
- Симулировать?.. – вот уж чего я не ожидал услышать. – Но зачем?.. С какой целью?..
- Это дело деликатное, доктор!.. Я не знаю, поймете ли вы правильно!..
- Постараюсь!..
- У Валеньки был мальчик!.. Представляете, я прихожу с работы, а они рядышком сидят на кухне, пьют чай, и юбка у дочери выше колен!..
- Ну и что?..
- Побыли бы вы на моем месте! Меня чуть удар не хватил, когда увидела эту “семейную” сцену!..
Я молчал… Эта женщина начинала меня раздражать…
- Как воспитанный человек, я вела себя тихо: не кричала и не разгоняла их… Я с ними поговорила, пошутила даже, хотя внутри все звенело!.. Мальчик, я сразу увидела, не развит и груб… Разве можно такому разрешать дружить с дочерью!.. В их возрасте, в четырнадцать лет, это уже не дружба!.. Такая дружба, как у них, пахнет известно чем!.. Но я – человек бдительный! Мужу рассказала, он испугался еще больше моего!.. И в тот же вечер мы дочке запретили!.. Чтобы никаких отношений с этим мальчиком!..
- И она послушалась?..
- Конечно, нет!.. – Валина мать понизила голос, оглянулась. – Кого они слушают нынче!.. Нет на них управы!.. Наша заявила, что уйдет от нас!.. А когда я ей доказала, что ни одной тряпки ее нет в доме, и пусть уходит голая, - она видите, вздумала “заболеть”!.. Решила, мы испугаемся ее “болезни” и дадим ей с мальчиками якшаться!.. Да ни за что на свете!..
- А я-то тут при чем? Чего вы от меня хотите?..
- Скажите ей, что это вредно!
- Дружить никогда не вредно!..
- Но ведь беременность в ее возрасте опасна!..
- При чем тут беременность?.. Почему сразу беременность?.. – я сдерживался из последних сил.
- Доктор, вы обязаны ей разъяснить!..
- Разрешите, я пройду!..
Я повернулся, открыл дверь и отправился в комнату Валентины…
Девочка была, несомненно, больна. Я поставил ей диагноз – острый бронхит, сделал записи в своих бумагах, потом снова присел к ней на постель и сказал:
- Знаешь, Валя, родители не верят, что ты больна!.. Думают, попугать их хочешь!..
Валя кивнула… Закашлялась…
- Я знаю! – сказала, когда отдышалась. – Я назло им, диктаторам, и заболела!.. Намочила голову под краном, а потом сразу на улицу побежала, на ветер!..
- Извини, но зачем все это?.. Дружи себе с этим мальчиком в школе! А дома пусть уж лучше ничего не знают!.. И ты довольна, и все довольны!..
- Поймите, доктор, я так не хочу! – Валя приподнялась неловко и откинулась обратно на подушку. – Я хочу, чтобы честно и открыто!.. Чтобы все знали, с кем я дружу!..
Она перевела дыхание, заправила за ухо прядку волос.
- Заболела я, конечно, зря!.. По-детски!.. Но когда поправлюсь, приведу сюда всех своих друзей! И пусть мне попробуют возразить!..
У нее почернели глаза. И была она в своей запальчивости хороша и беспомощна…
ДОЛГ
Детская консультация – маленький деревянный домик. Войдешь – попадешь в “ожидальню”. Стулья вдоль стен. Плакаты. На столе – популярные брошюры.
Направо – дверь в кабинет. За дверью – медсестра и я. Сидим, ждем. Сегодня профилактический прием. Но почти никого нет. Потому что прекрасный летний день. Летом всегда посетителей меньше.
Двадцать минут до конца приема…
- Наверное, никого не будет! – говорит медсестра.
И тут вошли двое: мужчина и женщина. Нам через дверь все слышно. Но они этого не знают: говорят, не таясь. Видно продолжают спор, начатый на улице.
- Почему это я должен продать мотоцикл? – говорит мужчина.
- А почему я должна продавать перстни? – говорит женщина.
- Мотоцикл мне батька подарил! – говорит мужчина.
- А мне один перстень – бабушка, а другой – мама!..
- Зачем же в долг влезала, если не расплатиться?
- А ты зачем брал?
- Хотел не хуже других отпраздновать! – в голосе мужчины злость.
- И я хотела! – в голосе женщины отчаяние.
- Дура ты дура! – говорит мужчина. – Купчиха нашлась!..
- Сам ты пентюх!.. – в голосе женщины слезы…
Мы с медсестрой переглядываемся, и я громко кашляю.
За дверью короткое молчание. Затем шепот.
- Ладно, поговорим еще! – громко, с досадой произносит мужчина, и мы слышим, как он уходит.
- Можно?.. – к нам заходит женщина, держа на руках спящего малыша.
- Что это ваш муж развоевался? – говорю я с улыбкой. – Вы уж извините, нам тут все слышно!..
- Ругаемся мы! – хмуро говорит женщина, укладывая малыша на пеленальный столик. – С самой почитай что свадьбы!.. От людей хотели не отставать!.. Двести человек позвали!.. Денег назанимали! А теперь никак не расплатиться!..
- А у меня на свадьбе всего пятеро было! – говорит медсестра и улыбается задумчиво.
- Долги – что снежный ком! – женщина “распаковывает” малыша и говорит с раздражением. – Лучше бы на себя всё потратили!.. А эта гулянка, да больно она нужна!.. Но как же, как же!.. Нам бы не ударить мордой в грязь!.. А теперь почти вся зарплата на долги, а долги пухнут и пухнут!.. Что же это за жизнь такая кровососная!..
- Тратить-то приятно! – говорит медсестра.
- Конечно, приятно! – говорит женщина. – А вот считать да экономить, да отдавать – нож в сердце!.. И потом, почему я должна отдавать больше, чем муж?.. Почему должна своими вещами расплачиваться?.. Он и так легче живет, чем я: с ребенком не сидит, не стирает, не гладит… Пусть и находит, чем расплатиться!..
Она закончила распеленывать малыша, и мы с медсестрой занялись его осмотром, измерением, взвешиванием. Потом сделали прививку, рассказали, как приглядывать за ребенком в ближайшее время. Женщина слушала с недовольным лицом.
- Разведутся они! – сказала медсестра, когда женщина ушла. – Помяните мое слово, разведутся!.. Собственная свадьба их разведет!..
ВТОРАЯ СЕМЬЯ
Очень интеллигентная семья… Муж – доктор наук, ему пятьдесят с небольшим. Жена – кандидат наук, ей сорок. У них сынишка восьми лет – мальчик с повадками вундеркинда.
Я прихожу к ним довольно часто: Миша – мальчик болезненный.
- Доктор, хотите, я вам почитаю свои стихи! – всегда предлагает Миша. В своей зеленой английской пижаме он похож на большого кузнечика.
Когда я отказываюсь, он предлагает показать свои картины, предлагает послушать свою игру на пианино.
Раньше я и слушал, и смотрел… Пока не понял, что ничего своего в упражнениях мальчика нет. Миша похож на конферансье, который объявляет номера и не видит, что сцена пуста…
Его отец – лысый, толстый человек. У него одышка и насмешливые глаза. В его присутствии Миша строжает, подтягивается, делается со мной сух и официален. Как я догадался, Мишин отец не признает “сантиментов”.
Мишина мать забросила науку, когда появился сын. Разговоры с сыном, “оттачивание его интеллекта” – основное содержание ее жизни. Они вместе читают, чтобы затем обсудить прочитанное. Они смотрят лишь экранизации, потом сравнивают их с первоисточниками и деловито, логично разбирают по косточкам, что удалось и что не удалось показать.
Суховатая доброжелательность, суховатое благополучие – так бы я двумя словами обозначил климат их семьи…
У Миши очередная ангина, и Миша меня удивляет. Никакой “зауми”, никаких высоких материй от него не слышу. Держится просто и мягко, - где его цыплячий апломб?..
- Что ж ты удивлять не рвешься? – говорю добродушно.
- Нечем удивлять! – Миша пожимает плечами. – Напрасная трата времени!.. И стихи, и картины тоже!.. И музыка!.. Мы с Юркой – бездари!..
- С каким Юркой?
- Юрка – это папин внук!..
- Ничего не понимаю!
- У папы была другая семья, это же элементарно!.. Жена у него была мещанка!.. А дочка была уже взрослая… У дочки родился внук – это и есть Юрка!.. А у моей мамы родился я!.. И когда я родился, папа решил начать семью сначала и стал жить с мамой и со мной!.. А Юрка пришел ко мне недавно и познакомился. Сказал, что хочет наблюдать за нами двумя! Наблюдать и сравнивать, кто талантливей!.. Но мы с ним одинаковые, как братья!.. Одинаковые бездари!.. Теперь хотим вместе одну модель строить! В технике себя попробуем!..
- А мама с папой?.. Они знают?..
- Про Юрку?.. Нет, конечно!.. Им так нравится на меня влиять!.. Не хочу их лишать удовольствия!..
ИРИНКА
- А у вас дома кто: мальчик или девочка? – спрашивает Иринка.
- У меня дома два сына!..
- А мама у них красивая?
- А не слишком ли много вопросов?
- Ну и подумаешь!.. Можете не отвечать!.. Я вам зато про своих папу с мамой не расскажу!..
- Расскажи, пожалуйста!..
- Ну ладно!.. Так уж и быть!.. У меня папа с мамой замечательные!
- Да ну?..
- Не улыбайтесь, пожалуйста!.. Они по гроб жизни будут друг друга любить!.. Мама на папу посмотрит – и улыбается!.. Папа на маму посмотрит – и тоже улыбается!.. Так мне нравятся их улыбки!..
Они танцевать очень любят!.. И я тоже…Мы почти каждый вечер вальс танцевали. Сначала мама с папой. Потом папа со мной. Потом мама со мной…
А когда у нас Алешка родился, мой младший братик, - мама вдруг заболела… И папа один за Алешкой ухаживал. Кормил его из рожка. Перепеленывал. Стирал белье. Гладил. По ночам возле его кроватки спал. Такие у него под глазами черные тени стали, даже жалко!..
- Ну, а ты ему не помогала?
- А меня в деревню к бабушке отправили. Если бы не отправили, я бы, конечно, здорово папе помогала!
- Ну, а теперь помогаешь?
- Теперь – да!.. Только маме, а не папе, потому что мама поправилась. А папа сейчас, когда Алешка подрос, книгу сел писать.
- Какую книгу?.. О чем?..
- Историю своего завода. У них на заводе архив богатый. И папа говорит, что никто им всерьез не занимался. Вот он и решил заняться. Каждый день после работы – два часа в архиве. А потом домой придет и пишет, пишет. Я как-то ночью проснулась, а он все пишет. Лампу занавесил своей курткой и пишет. Я думаю, что книга будет очень интересная…
- Наверное, интересная!.. А танцевать вы перестали?..
- Мы так договорились: сделаем перерыв до тех пор, пока Лешка не сможет с нами вместе… Вместе ведь интереснее, правда?.. Как раз две пары получится!..
ПЕРЕД ПОЛУЧКОЙ
Маша больна, я пришел к ней. Она лежит в постели. Таня и Наташа, ее сестры, хозяйничают в квартире.
Я беседую с Машей, осматриваю девочку, делаю записи в своих бумагах.
- У мамы сегодня получка! – сообщает Маша. – Мама торт принесет!.. И мы будем решать, что мне купить!
- Что и кому купить! – поправляет ее Таня.
- Танька, не нахальничай! – говорит Маша. – Тебе в прошлом месяце купили платье!
- А тебе сарафан! – кричит с кухни Наташа.
- Но мне же нужны туфли? – вопрошает Маша. – Не босиком же ходить?..
- А мне нужен брючный костюм! – говорит Таня.
- А мне часы! – говорит Наташа.
- Вы что, серьезно? – вижу, что Маша встревожена. – Ну, девочки, ну, чего вы?.. Моя же очередь!..
- Какая очередь? – не удержался я от вопроса.
- Очередь на покупку! – охотно объясняет Маша. – Крупные покупки нам делают по очереди!.. Поощряют наши успехи!..
- Вот приедет папа! – мечтательно говорит Таня. – Всем все купит!..
- Папа первый за очередь голосовал! – говорит Наташа громко.
- А где ваш папа? – спрашиваю я.
- Он моряк! Он в загранке! – Маша и Таня рассказывают наперегонки.
- А вообще-то, Машка права! – Наташа входит с кухни и садится на стул. – Сейчас ее очередь!..
- Конечно, права! – соглашается Таня. – Пускай покупает свои туфли!..
- А может, лучше платье?.. – сомневается Маша…
КОГДА НЕ БЫЛО МАМЫ
Марина – девочка неприятная. Так мы считали на отделении. Внешне красивая – чернобровая, черноглазая – поведением своим она не вызывала симпатий. Обижала малышей: дергала, толкала. Причем старалась это делать исподтишка, - когда никто из взрослых не видел.
Взрослых не слушалась: говори, кричи, убеждай, приказывай, - она, как пень. Стоит, потупившись, разглядывает что-то у себя под ногами. Или вдруг начинает, высунув язык, строить гримасы. Попробуй, справься с такой обезьянкой!..
Конечно, ей не повезло с самого начала. Родители ее – алкоголики, осужденные за воровство и лишенные родительских прав. Ничего хорошего она не видела…
И все-таки, все-таки она не вызывает симпатии…
Мы ласкаем ее, гладим по голове, говорим добрые слова, - но мы ее не любим, мы пересиливаем себя.. А ведь она это чувствует, наверное…
Когда пришла женщина и сказала, что хочет удочерить девочку-сироту, я не питал надежд насчет Маринки. Но чем-то они приглянулись друг другу. Женщина стала регулярно приходить на отделение, всегда с подарками для “дочки”. А Маринка ждала “маму” и – откуда что взялось – важно рассказывала всем, что мама принесет ей конфет. У нее появилась присказка, которая вызывала слезы на глазах некоторых медсестер…
- Когда не было мамы! – говорила Маринка…
- Когда не было мамы, я ночью плакала!..
- Когда не было мамы, я была плохая!..
Эти слова – когда не было мамы, - разделили ее жизнь. Вернее, они обозначили подлинное начало ее жизни, точку отсчета, от которой она все мерила…
На наших глазах она становилась ребенком, настоящим ребенком, а не тем колючим дикарьком, коего мы привыкли видеть…
А потом… Не знаю, как сказать… Потом женщина, ее “мать”, пропала, перестала приходить. От главврача я узнал, что она “передумала”…
А Маринка по-прежнему ждала ее и по-прежнему говорила свою любимую присказку…
Об этом надо бы написать большой и неторопливый рассказ… Надо бы написать про “доброжелателей”, кои сообщили все Маринке… Написать, как Маринка плакала, упав на пол…Как мы ждали, что она снова превратится в неуправляемую дикарку… Но она стала тихой и послушной девочкой… Очень тихой и очень послушной…
ДОЧКИ – МАТЕРИ
Нина Петровна притягивает дочку к себе, пытается помочь ей одеться. Девочка с раздражением отстраняется. Девочке двенадцать лет, ей все хочется делать самой, никакой опеки она принимать не намерена.
- Господи! – удивляется Нина Петровна. – Почему мы так поздно понимаем родителей?.. Сколько я свою мать изводила, вспомнить страшно! Препиралась по пустякам, из-за тряпок ныла, не слушала никаких предостережений, никаких советов. Надо же, какое наказание для молодежи: ничего не понимать и при этом думать, что ты – кладезь разума!.. Мать моя, бывало, и плакала из-за меня, из-за моего норова, и оскорблялась, и обманутой себя чувствовала…
А теперь повторяется история: с этой вот моей пигалицей. Только я теперь на месте матери!..
- Ну, завелась!.. – проворчала девочка.
- Подожди! – попросила Нина Петровна. – Дай с человеком поговорить!.. А то ведь с тобой не больно-то разговоришься!.. С какой я теперь любовью мать свою встречаю!.. Приходит она, и говорю я, говорю, пытаюсь грехи свои старые заговорить, обиды старые словами прикрыть. Столько у меня слов накопилось, не сказанных раньше!.. Столько слов хороших!.. Жгут они меня!..
А молодые разве прислушаются! Молодые поздно поймут, - как и я, - что такое родители: отец и мать!.. У меня-то у самой отца не было, вечной это жалостью во мне осталось, вечным белым пятном!..
А мама… Как я жду ее, маму свою, как я жду ее по ночам!..
- Почему же только по ночам? – удивляюсь я. – Днем-то некогда что ли?..
- Бабушка умерла пять лет назад! – говорит девочка громко.
- А как же она приходит? – задаю глупый вопрос.
- Во сне! – отвечает девочка за мать. – Как в романах!..
Нина Петровна кивает, подтверждая.
- О том и речь, доктор!.. О том, что поздно!.. О том, что я полжизни отдала бы за встречу наяву!.. Да что там! Теперь мать – я!.. На место мамы своей теперь встала я!..
- Пойдем, наставница! – говорит девочка, она оделась и взяла рецепты со стола.
Сквозь ее ироничность прорываются теплые нотки, и она украдкой взглядывает на меня: не заметил ли…
ПОПУТЧИКИ
Ростислав Сергеевич бородатый, волосатый, громогласный. При взгляде на него вспоминается слов “страхолюдина”… Но ребята его любят…
Как и со всяким родителем, поначалу я с ним официален. И за пределы медицинских тем при общении не выхожу. Но с такими, как он, формальным общением ограничиться невозможно. Такие, как он, раскрываются перед собеседником, ничего не боясь и требуют от собеседника того же.
- С женой своей я смешно познакомился! – рассказывает он. – Сидел с одним товарищем в поезде, ехал в Москву по служебным делам. Поезд себе постукиваел, я себе дремал. А мой товарищ ухаживал за соседкой. Он смазливый, словно с киноэкрана соскочил… А соседка попалась – настоящая русская красавица: кровь с молоком!.. Товарищ мой на нее только что не облизывался…Анекдотами так и сыпал… Она в ответ зевала. Тогда он перешел на стихи. У него в наборе десяток стихотворений был – все о любви…
А соседка ему в ответ Сашу Черного начала читать. И читала минут, наверное, пятнадцать без перерыва. И не запнулась ни разу. Закончила и говорит:
- Что, мужчины, не умеете вы так?..
Товарищ мой лапки кверху. А меня ее ироничность задела. И стал я ей Иннокентия Анненского вслух читать, я его люблю. Я его томик из “Библиотеки поэта” наизусть знаю.
Товарищ мой слушал - слушал, да и заснул. А мы так и ехали, потчуя друг дружку стихами. Потом он проснулся и чай нам приносил. Надеялся, что мы рты закроем…
Доехали мы до Москвы, адресами обменялись.
- А потом вы пошли к ней гости?..
- Правильно!
- А потом вы женились на ней?
- Нет!.. Не на ней!..
- Как?.. А зачем же вы про поезд рассказывали?..
- Я женился на ее сестре… Они жили вдвоем. И сестра готовила, гладила и стирала. И следила за домом. И еще к тому же была дельным дизайнером в своей фирме…
Стихи я, было, забросил после свадьбы. Правда, не насовсем. Сыну исполнилось два, жена как-то взяла Бальмонта с полки и зачиталась, не могла оторваться. С тех пор у нас каждый вечер декламация перед сном…
- А попутчица так и не вышла замуж?..
- Нет!.. Она осталась в девах, стала скучной и скупой. Сейчас помогает нам вести хозяйство: следит за детишками, убирает, готовит. Мы после работы по театрам да выставкам, а она – вечно дома. Замечательная нянька!..
ЖЕНИХ И НЕВЕСТА
Говорят, у католических священников есть специальные кабины для исповедования. Кабинет врача нередко бывает похож на такую кабину. Выплескивая боль телесную, люди невольно делятся и болью душевной.
Передо мной сидит молодая женщина. Короткая стрижка, джинсовый костюм, тонкая фигура.
Ее сын у меня на отделении. Она регулярно приходит осведомляться о его здоровье. А сегодня – слово за слово – разговорилась о собственной жизни.
- Я не знаю, доктор, что такое хорошая семья. И не знаю, что такое плохая. Потому что у меня у самой была семья никакая: ни хорошая, ни плохая.
Мы с Алешкой, мужем моим, были знакомы с детского сада. Там и подружились. Я все опекала Алешку, защищала от драчунов, - он был робкий, застенчивый. И в школе продолжали дружить, в одном классе были. Я ему задания перед уроками помогала доделывать, какие дома не получались. “Женихом и невестой” нас, конечно, дразнили, но меня это не задевало, а Алешка – даже гордился. Я теперь только поняла, что дружба с девочкой – единственное, чем он мог перед ребятами гордиться. Другого ничего у него не было: ни силы, ни смелости, ни ума особого. Я его в буфете кормила, если он свои деньги на марки тратил…
Сама не знаю, почему я с ним нянчилась. Просто раз и навсегда решила, что должна ему помогать, о нем заботиться. И помогала, и заботилась…
После школы мы в один институт поступали – в Политехнический. Я поступила, а он провалился. Пошел работать на завод.
Второй раз он попытался поступить, - и снова провалился. И тогда мы сыграли свадьбу. Он предложил, а я согласилась. Не особенно и думала. Привыкла о нем печься, пусто как-то было без этого.
И свалился мне муж на голову. Я сразу поняла, насколько несамостоятельный он человек. Смешно, да: с детства дружила, а только выйдя замуж, вдруг поняла?.. Для дома, для семьи что был он, что не было, - никакой разницы…
Говорили мы только про его зарплату, да про телевизор. Мои дела институтские его раздражали. Может, завидовал. Может, понять не мог.
Мне тяжело было, в чертежах застревала. Так хотелось, чтобы он посочувствовал. А от него одни ухмылки да издевки.
Ведь хороший был парень. Хороший, не дрянь какая-то. Ему и хотелось как-то меня пожалеть, я видела. Да дурацкое самолюбие не давало. Обязательно ему показать надо было, что он, мол, тоже не лыком шит…
Ребенок родился, а муж и тогда не изменился нисколько. Зарплату приносил, а чтобы коснуться пеленок – постирать или погладить – нет его!.. Или ночью ребенка покачать – ведь мог же, мог, не рассыпался бы!..
Да что там говорить, хорошая могла бы семья получиться!.. Одного условия не хватало: Алешкиного участия! Чтобы не только деньги он мог отдавать, а и душевное сочувствие!.. А может, все проще: дружба была, а любви не было?..
Вот и живу теперь одиночкой-разведенкой и не жалею, что развелась… Лучше никакой семьи, чем никакая семья… Вы уж извините меня за мою болтовню…
МУЖ
- Муж – это особое качество! – говорит Лидия Семеновна. – Никогда нельзя предугадать, каким человек будет мужем. Юноша, холостой мужчина – личинки. Поди знай, что там из них вылупится!.. Они сами, наверное, не знают. А может, и знают: мужчины – такие лицемеры!..
Мой, к примеру, вежливым был, обходительным, пока в женихах числился. А после свадьбы словно его подменили. Мы в личном доме живем. Так он с утра во двор выйдет в исподнем, - на чурбак сядет и ждет, пока я одежду ему вынесу. Еще ему при этом помогай обязательно: рукав придержи, сапоги натяни…
Два дня продлилось такое “одевание”, а на третий день кинула я сапоги ему под ноги, плюнула и ушла из его дома.
Явилась к матери, а та в слезы: как ты смела от мужа уйти, муж – твой хозяин, что ты без мужа значишь!.. И на меня, на меня – полотенцем хлестать ладится…
Я словно родилась в тот день, - такой вдруг сильной себя ощутила, глядя на мать.
Ну нет, сказала ей в лицо, ты кудахчешь, как испуганная курица, как раба, а я – человек свободный. И не нужен мне муж-хозяин, лучше уж вовсе без мужа!.. А мать кричит: опомнись, дура, ты что, ополоумела, от века заведено, что жена под мужем ходит, под его началом.
Вижу: не поймет меня мать. Сказала я ей спасибо, бельишко собрала, да и вон из дома, - к подружкам в общежитие.
Там, в общежитии, и осталась, работаю я хорошо, место дали без проволочек.
А муж пришел быстро, через два дня. И был снова, как жених, - ласковый, внимательный. Два-то дня он, видно, выжидал, надеялся, что вернусь…
Согласилась я снова попробовать, думала, что откажется он от своих замашек. А он денек потерпел, а на второй решил меня кулаками поучить.
Ушла я тогда снова к подружкам в общежитие, теперь уж окончательно…
Жила – забот не знала, хоть и грустно порой было, что бессемейная...
А он, муж-то мой, другую женщину нашел, мне быстро про это передали… Покорную нашел, во всем его слушалась, во всем подчинялась…
Вроде бы, тут истории нашей конец: живи он себе да командуй!.. Ан нет, что-то у него не заладилось. Прибежал ко мне – жаловаться на свою покорную. Довела, говорит, своим сюсюканьем, кусок в рот не лезет. Боюсь, говорит, что убью ее, монету эту фальшивую…
А я ему в ответ: ах ты гад подколодный! У меня, значит, сочувствия прибежал искать?.. Жалости захотел?.. Не будет ни жалости, ни сочувствия!.. Убирайся к своей хавронье, да и хрюкай с ней на пару!..
Смотрю: что такое – у него глаза блестят, и вроде как слезы на них… Моя ты, моя, говорит, не надо других, прости, что не понял этого!..
А я ему: пробовала я тебя прощать, хватит, не верю больше, ты уж не обессудь!..
Хныкал он хныкал, да так и ушел ни с чем. По сей день таскается ко мне, подружки в глаза над ним смеются, а ему хоть бы что!..
Лидия Семеновна рассказала мне все это в электричке на Невскую Дубровку. В поездах людей, бывает, тянет на откровенность…
НЕСЧАСТЬЕ
- Ничего хорошего, когда тебя любят! – говорит моя медсестра.
- Если ты любишь, то и тебя любят! – говорю я нерешительно…
Медсестра перебивает.
- Я про то, когда тебя любят! – она выделяет голосом “тебя”. – У меня подруга есть. Несчастная, по иному про нее не скажешь. Преследует ее сосед по дому своей любовью. Утром караулит, когда она помчится на работу. И начинает на ходу рассказывать, какой он хороший. Среди дня на работу звонит, все уже знают его голос и над подругой издеваются. После работы он ее тоже караулит. Но тут уж как получится. Она навострилась другим ходом исчезать. Или выйдет в толпе; пока протолкаешься, - ее и след простыл…
сколько раз она ему говорила: не люблю и не смогу полюбить! А он все равно не отстает. Гордости никакой! Тряпка, а не мужик.. Он ее и в кино приглашает, и в театры. И подарки дарит к любому празднику. Но раз нелюбимый, так от его внимания только тошно.
Тут телефон зазвонил, и медсестра осеклась, взяла трубку.
- Петенька, - ее голос помягчел, стал теплым и просящим, - ты сегодня как, задержишься? У меня сумка тяжелая, - может, встретишь, а?.. Ну ладно, ладно, не можешь, и не надо, я сама!.. А может, в кино вечером сходим, давно ведь не бывали?.. Ну, куда же я без тебя!.. Петя, а ты хорошо пообедал?.. Купила-купила я пиво, три бутылки, не беспокойся!..
Это звонил ее муж. Я слушал ее и думал о том, что сама она сегодня без обеда – некогда было, - но ее про это не спрашивают…
А медсестра все говорила и говорила в пластмассовое ухо…
СТРАХ НЕСОВЕРШЁННОГО
Ниночкин дедушка похож на Гаргантюа. Пышные кудрявые волосы. Румяные щеки, как два мешка. Кирпичная шея выпирает из рубашки, складкой лежит на спине. Могучие телеса под одеждой - словно волны: плюх, плюх… А глаза спокойны. Только они и выдают, что человек – уже отбушевал…
Ниночка дедушке под стать. В три года вся, как упитанный грудничок, в перетяжечках. Щеки такие, будто она держит яблоки во рту…
- Ошибки жизни понимаются в старости! – басовито рокочет дедушка. – Просветление приходит, и ты понимаешь: тут был не прав потому, там – по этому… И удивляешься: все ответы на твои загадки, на твои мучения так просты, - как же ты раньше не дотумкал! Но не зря, видно, так устроено: чтобы понять самые простые истины, надо пройти через всю сложность и суету жизни…
Я про себя скажу: в молодости чуть с ума не сошел от одной встречи. Иду по улице в праздник – первое, что ли, мая. Народу, конечно, - не протолкаться!
И вдруг вижу: стоит на углу девушка и никуда не идет. Все мимо нее торопятся, смеются. А она стоит, молчит и улыбается еле заметно. И такой она показалась таинственной, - как магнитом меня к ней потянуло. Встал посередь улицы, люди вокруг бурлят, а я глаз от нее оторвать не могу.
И вдруг она на меня посмотрела. Поймала глазами мои глаза и держит, держит, не отпускает.
У меня ноги, как ватные, и голова кругом. Пытаюсь к ней пробиться и чувствую: она поощряет, зовет. Но где там – поперек улицы в праздник!.. Всё относит меня и относит… Покуда вырвался из потока, покуда вернулся, ее уж не было…
Я потом весь город сотни раз обходил и объездил, - ее высматривал. Дежурства на том углу страивал, где она стояла. Выспрашивать у прохожих пытался, да как ее опишешь! Даже мерещилась она мне: стоит, как живая; подбегу – никого… Так и не нашел, не заговорил, не познакомился…
Жизнь моя не поломалась после той встречи, хотя отчаивался здорово. Работал я до семи потов каждый день. Однако не о работе моей сейчас речь…
Женился я. И семья у меня со старухой уж больно ладная получилась. Не совру, если так скажу… Жизнь мы прожили душа в душу, троих детей подняли, теперь они по свету разлетелись….
И все-таки мучает меня иногда страх непонятный. Думаю о том, что если бы нашел ту девушку, не было бы у меня семьи. Моей семьи, без которой себя не представить… Пытаюсь фантазировать: вот я подошел к той , вот заговорил – о чем? как? что дальше?..
Нет, не могу представить: не хватает смелости…
А вчера утром вышли со старухой из дому, - Ниночку в садик повели. И вдруг три девчонки навстречу… И одна другой говорит:”Кошмар!..”
Говорит: “Кошмар!” – и на нас глядит.
Я, что ли, кошмар?.. Или старуха моя?..
Злость меня взяла… Кипел я кипел, - и вдруг стукнуло в ум: а ведь она похожа на ту, которую не нашел, с которой не заговорил когда-то…
Обидно мне стало. И страшно сильнее прежнего. Я ведь мог сойтись вот с такой, с “кошмаром!” И никогда бы своей семьи не знал!.. Верите, только сейчас я понял, как был счастлив!..
Ниночкин дедушка дышит возбужденно, и нос его – коричневый от загара – похож на аппетитную свежеподжаренную котлету…
НЕНОРМАЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ
- Я люблю наряжаться, доктор! – говорит Алла Петровна. – И какая женщина этого не любит! Женщина должна, обязана быть красивой. А мужчины обязаны ею любоваться, обязаны понимать красоту мира через красоту женщины. Чем больше они будут обращать внимания на женщин, тем меньше будут воевать!..
- А троянская война? – говорю я.
- Что? – не понимает она.
- Троянская война возникла из-за женщины!
- Ну, разве это война! Это всего лишь мальчишеская стычка! Иногда мне кажется, что и сегодня вся политика – возня задиристых мальчишек! Муж меня высмеивает, а сам…
- Что сам?..
- Боюсь я его любви! Ненормальная она у него! Может, он болен?
- А в чем ненормальность?
- Он готов себя убить, если я прикажу!.. Не хотела ни с кем делиться, да вот как-то вырвалось… Он руку себе проткнул ножом… По одному моему слову глупому!.. Никогда себе не прощу такого ребячества!.. Он под поезд хотел броситься… И бросился бы, - я еле оттащила!.. И все для того, чтобы доказать, как он любит!..
- Вы, наверное, очень счастливы?
- Ничего вы не понимаете! Никто меня не понимает… Я после того случая с поездом боюсь мужа… Что-то с ним не в порядке!..А попробуй направь его к врачу!.. Я здоров, как бык, и баста!..
- Что же не в порядке?.. Он просто большой романтик! То есть, большой ребенок!..
- Господи, да не может любовь себя доказывать при помощи смерти! Не может! Слишком было бы глупо и несправедливо! Я сомневаться стала из-за этого: любит ли он меня вообще хоть сколько-то?..
Я гляжу на нее во все глаза. Я бы мог перенести ее на полотно, если бы… Если бы умел рисовать…
- Мужчинам лишь бы ребячиться! – говорит она…
БАБОЧКА
- Ты как бабочка, Ниночка! – говорю я своей пациентке.
Девочка улыбается. В легком желтом платье с пышным бантом в волосах, она действительно похожа на лимонницу.
- Не говорите так, доктор! – в голосе Ниночкиного отца раздражение.
- Почему?.. По-моему, очень верное сравнение!..
- И все-таки, я вас прошу, не говорите так!..
- Пожалуйста!.. – я передаю голосом свое недоумение.
- Жена у меня была похожа на бабочку…Она у меня красавица была…
- Развелись?..
- Если бы… Какая она была!.. Легкая, изящная, добрая… Целые ночи напролет мы гуляли по городу. И говорили, говорили… А теперь думаю: о чем мы с ней могли говорить целые ночи?.. Это было наваждением каким-то или сказкой. Я был до женитьбы словно слепой. Да, словно слепой… Мне казалось, что всю жизнь будет так же легко и празднично… Только сказка быстро исчезла после свадьбы…
Жена оказалась белоручкой. Представляете, лежит и лежит по утрам. Я спрашиваю: ты чего?.. А она; я перед завтраком пью кофе в постели. Принеси мне его, пожалуйста!.. Меня надо беречь, милый! Я как бабочка. Тронь посильнее, и пыльца с крыльев осыплется, и кончится полет.
Попросил обед состряпать, а в ответ: я не умею, давай пойдем в столовую. Ну, ходили мы неделю, другую в столовку. Потом я беситься потихоньку стал. И не от того беситься, что в столовке едим. А от того, что жена научиться не хочет… Ну, неумеха, забаловали в детстве, бывает… Но сейчас-то опомнись, возьмись, приложи руки, попробуй!.. Нет, она журнал в руки и на диван… И на все мои упреки: я – твоя бабочка, и не трогай меня, пожалуйста!.. Тьфу!..
Ниночкин папа ерошит свои волосы, и они некрасиво топорщатся.
- Попросил ее постирать белье, в ответ – слезы… Ты унижаешь наше чувство, мало, что ли, прачечных кругом, я ведь не в прислуги к тебе пришла, а в подруги.
Вот порассуждать с умным видом – это для нее милое дело. Сколько было любовников у Жорж Санд, к чему случился парад планет, почему в моде астрология, в чем права хиромантия, когда все будут телепатами…Вон сколько всего!..
А пуговицу пришить не может и не хочет. Самое обидное – не хочет…
Принес я ей поваренную книгу. Почитала, почитала – скучно, говорит. Курам на смех, ей богу!..
- Разводиться собираетесь?
- Надо бы, наверно… Да я не кузнечик: прыг – женился, прыг – развелся. Надо жить… Мы с Нинулькой сами себе стираем. Ничего, научились!.. Только мамино все в прачечную сдаем… И готовим сами себе… И на завтрак, и на ужин… А обедать в столовку ходим… Вместе мы сами всему научимся и маму нашу научим! Правда, дочка?..
- Я вам с мамой картошку поджарю! – обещает девочка.
- Не каждой женщине дано такое исполнить! – говорит ее папа…
ЖЕНА
- Я свою жену создал, я тоже Пигмалион! – дедушка держит Костю на коленях и рассказывает. – Я очень ее любил. Но чувствовал, что по развитию мы не равны. Я тогда был аспирантом, шаг оставался до защиты; она – продавщицей в парфюмерном. Полюбил я ее, наверно, за то, что облик ее очень добрый. Помню, глянул первый раз и сразу почувствовал: она переполнена добротой. Стал приходить в магазин каждый день, и она меня вскоре заметила. Пригласил ее в кино, она согласилась. Начало достаточно банальное, как видите. С ней было хорошо, гармонично. Мне тогда не хватало внутреннего равновесия, и рядом с ней я его обретал. Она, я видел, тоже ко мне потянулась. Если я во время встречи упоминал какую-то книгу, то через день-другой она уже говорила про эту книгу с пониманием. Видимо, прочитывала в срочном порядке. Но знала она все же чертовски мало. По сути, была абсолютно неразвитой. Потолок ее был таков: роскошные тряпки, роскошная машина, роскошный ресторан. Плюс, конечно, к этому роскошный мужчина…
Наше чувство дало ей импульс, она как бы стронулась с места. Но, к сожалению, этого импульса хватило ненадолго. Едва мы сыграли скромную свадьбу, едва она стала женой, как сразу откатилась назад, в исходное состояние, и книги перестала читать. Образно говоря, она привстала, но выпрямиться не хватило сил, и она рухнула обратно на тот стул, на котором сидела. Я к тому времени уже защитился, стал кандидатом наук, работал в НИИ. А она по-прежнему продавала духи да одеколоны. Я ее уговаривал поступать в институт, но безрезультатно.
По вечерам она пересказывала мне магазинные сплетни, и меня, честно говоря, тошнило от них. Требовала, чтобы играл с ней в карты. И я играл, скрипя зубами. Я ее любил, и она ждала ребенка.
Она тоже по своему переживала, видя, что мне скучно. Предложила как-то: давай на деньги играть?.. А я сразу ухватился: нет, не на деньги, а на пожелания. Ты выиграешь, и я выполняю твое желание. Я выиграю, - ты выполняешь желание мое. Она согласилась, и начал я играть с огромным интересом. Жульничал, сразу скажу, систематически. И что удивительно, ни разу не попался. Ее доверие ко мне было абсолютным.
Выиграв первый раз, я ее заставил выучить наизусть “Плавание” Бодлера. Потом она учила Киплинга, Бунина, Уитмена. Потом мы перешли к Пушкину.
Потом она обнаружила, что сам я знаю наизусть не все, что задаю. Мне уже не было с ней скучно, но у меня появилось предчувствие: вот-вот она скажет, что ей скучно со мной…
Дедушка вздыхает, и Костя-внук разделяет его переживание, тоже вздыхает громко…
- Я решил, что пора переходить к музыке. Мы нянчили дочку и слушали диски, что я приносил… Никакой системы у нас не было. Просто слушали то, что я приобретал, и говорили.
Про свой магазин она как-то незаметно рассказывать перестала. Мы слушали Чайковского и Вивальди, Верди и Грига, Мусоргского и Глинку. В карты больше не играли…
Вы можете подумать, что слишком хорошо и гладко все получилось. Но не так-то уж все было и гладко. Были споры и ссоры, демонстративно приглашенные подружки, примитивные до одури…
Но, в общем-то, в целом, в конце концов, я победил, это и хочу подчеркнуть.
Все прекратилось внезапно, когда поступила она в Торговый институт. Я остался с дочкой, жена ушла в занятия. И когда ее учеба близилась к концу, я вдруг обнаружил, что мне трудно с ней разговаривать. Она знала литературные новинки, - я их не знал. Она с группой бывала на выставках, - я на них не бывал. Это показалось мне сигналом тревоги, и, когда она вышла из института, я вплотную взялся за докторскую диссертацию. Представляете, какой объем работы!..
Но вот парадокс: когда у тебя есть задача, отбирающая все время и все силы, ты успеваешь все-таки чертовски много и помимо нее. Я, например, в беллетристике успевал попастись, к тому же мы с женой стали собирать альбомы репродукций, а это дело увлекательное и не простое…
Тогда, в тот период, я и понял, что основной ритм нашей жизни – тянуться друг за дружкой, подтягивать друг дружку. Мы на него инстинктивно набрели, на этот ритм, и были счастливы. Ну, а теперь что, - теперь вот видите, внук почти что большой!..
- Я большой, дедушка! – сказал Костя с достоинством.
- А я разве спорю, внучек!.. А у меня вот, простите, доктор, склероз четко начинает проявляться. Вчера по радио музыку слышу, внуку кричу: “Моцарт!” А внук меня поправляет: Чайковский!.. И знаете, прав-то он оказался!.. Вот она, старость!..
Дедушка вздыхает. Костя снова, как попугайчик, повторяет его вздох…
СТАРИК
Старик мне сразу не понравился. Он был толстый и лысый. Бугристый нос блестел от пота.
Зайдя в кабинет, он не поздоровался. Он сел и поставил внучку между коленями, - трехлетняя кроха была невозмутимо спокойна.
Что-то потрескивало у него внутри, словно там, в глубине его тела, скакали стайки электрических искр.
Белки его глаз были в кровяных прожилках, неприятно было видеть их вблизи. Кожа лица была изрыта глубокими порами. Не порами даже, а норами, в коих вполне могли таиться разные насекомые.
Я расспросил его про болезнь внучки, обследовал девочку, - старик смотрел на меня, открыв золотозубый рот, словно собирался укусить.
Углубившись в бумаги, я перестал обращать на него внимание. И тут он заговорил.
- Из такого клопа вырастет женщина! – сказал он.
- Конечно! – сказал я и пожал плечами.
- Женщины – лучшее, что есть на свете! – изрек он банальность и хрипло откашлялся. – А женская грудь – вершина счастья!..
- Да ну? – сказал я иронично.
- Точно!.. – что-то булькнуло в горле у старика. – С нее начинается знакомство с миром!.. Первое впечатление – грудь матери… И развитие человека, его созревание завершается на женской груди, когда человек впервые сближается…
Я открыл рот, собираясь прервать пошлую старческую болтовню… И вдруг подумал, что сам относительно скоро буду таким…
Сейчас мне сорок три… У меня любимая жена, двое детей и хронический бронхит. Во время зарядки что-то пощелкивает в левом колене. Я начинаю желать, чтобы вокруг все было тихо и спокойно…
Я не прервал старика: понял, что не о женской груди он говорит, а о чем-то другом…
ЕСЛИ БЫ МОЛОДОСТЬ ЗНАЛА…
Марина Петровна с удовольствием жалуется на свои болезни, как бы на время забыв о внуке.
- Что в мои годы главное, доктор?.. Воспоминания, только воспоминания!.. Жить спокойно, никого не трогать, и чтобы тебя никто не трогал. Ведь здоровья-то нет уже: сердце колет, поясница ноет, голова кружится. Наклонишься, а разгибаться – целая проблема!..
А ведь в молодости была первая плясунья и певунья в своем доме!.. Нынешняя молодежь нам не чета! Мы умели веселиться, умели постоять друг за дружку. А нынешние все больше по норам своим!..
- Не согласен! – говорю я.
- А вы не спорьте! Старых людей нужно слушать без возражений! В старости все умные, а смолоду все дураки.
Меня в молодости такой человек любил, озарить мог мою жизнь. Не надышится на меня, верит в меня, как в святую… Маришенька, Маришенька!..
А я с ним гуляла, и ни капельки не понимала, как мне повезло!.. Такое чувство встретить – все равно, что жар-птицу поймать!..
Потом призвали его в армию, и он стал мне письма писать. Эти письма как стихи… Я их наизусть помню…
Я ему тоже писала. Писала, что жду…
А потом послали меня в колхоз. И подкатился ко мне тракторист один, разбитной, кудрявый. Ни на шаг от меня не отставал. Куда я, туда и он. И пел, подлец, не хуже соловья…
В общем, вскружил он мою голову глупую. Все я забыла. И поженились мы с этим трактористом. Хорошо поначалу зажили. А потом, когда в город приехали, мои родные – мать и братья – ополчились против мужа. Они на него гуртом, а он не крепким оказался. Не устоял против их напора, - выпивать начал. Ну, а там, где водка, там семья под откос…
Кончилось тем, что разошлись мы. Я с сыном осталась у родных, муж уехал…
А морячок мой, сокол мой ясный, застрелился. Написал ему кто-то письмецо, сообщил, что я замуж вышла. И не захотел он жить. Видно, крепко любил… Такое чувство – все равно, что жар-птица…
Марина Петровна не плачет. Ни слезинки в ее потускневших от времени глазах…
Мне хочется обнять ее и погладить по голове. Профессиональная реакция детского врача…
СЕКРЕТАРША
Роза Петровна эффектно выглядит. Ей тридцать, она спортивна и женственна, легкость движений соединяет с мягкостью и как бы со слабостью, а слабость в женщинах сегодня редка, и тем привлекательней она для мужчин.
Одета Роза Петровна эффектно: вельветовый костюм обтекает ее фигуру, на ногах конструкция из ремешков. На руке серебряный перстень и серебряное кольцо.
Лицо у нее ухоженное. Кожа гладкая, розовая, тени умело наложены, косметикой она пользуется мастерски.
Но в глазах у нее печаль. Как-то не сочетается эта печаль с внешним антуражем, возбуждает вопросы, разжигает любопытство.
Я разговариваю с ней. Разговариваю, но никак ее не вызвать на откровенность. Не рассказывает она о себе.
- Ну, до свидания! – говорю ее дочке. – Будь счастлива!..
- Пусть хоть она! – вздыхает Роза Петровна.
- А вы что, не счастливы? – пробую задать лобовой вопрос.
- Какое уж мне счастье, одиночке! – говорит она как бы шутливо.
- Лидочка, пойди печать поставь! – говорит медсестра. – Знаешь где?.. В регистратуре!..
Девочка выходит, взяв справку.
Роза Петровна тоже поднимается. Медсестра торопится следом за ней и успевает мне подмигнуть, уходя.
Я нажимаю кнопку светового вызова. Входит мальчик, мой следующий пациент. Я начинаю его расспрашивать, и тут возвращается медсестра.
- Знаете что, - громко шепчет она с видом заговорщицы, - любит она своего начальника. Точно вам говорю. Очень любит. Сохнет прямо… Объяснилась первая. А он сухарь и трус. Он боится сплетен. Боится того, что она – секретарша. Ведь у них, у секретарш, известно какая репутация. Секретутка, и все.
Точно вам говорю, боится ее начальник сплетен. Боится, что на него вверх накапают! Ни на что решиться не может. Хотя, вроде бы, по ее словам, тоже к ней не равнодушен. Мучает бедную бабу, как изверг…
- Ладно! Потом доскажете! – прерываю я. – Работать надо!..
- Давайте! – соглашается она.
Мальчик, округлив глаза, смотрит на нас. Он ничего не понимает…
