Проза
 

“Ботанические сказки - 2”

 

СКАЗКА ПРО КАМЫШ

 

Жили реки: Ока, Волга и Кама, Ока была глубока, Волга - велика, а Кама - бурлива да упряма. Бежали они к морю, - всякая сама по себе, и каждой казалось, что речистей она да многоструйней других.

Бежали они к морю. Бежали, преград не ведали. Если гора встречалась, огибали гору. Если провал земной, - заполняли его и перехлесты­вали поверху.

Ничто не могло их остановить.

И вдруг - остановило.

Вспенилось море, всколыхалось, и выскочил из него Змей Гремящий. Блестит его шкура чешуйчатая, будто новенькая кольчуга. Гребни на спине да на плечах - будто копья острые. Из глаз молнии сыплются. Хвостом взмахнет, - громы бурлят.

Открыл Змей пасть - от темнин земных до вышин небесных. Выпил Оку. Выпил Волгу. Да и Каму - следом за ними.

Пуще прежнего взыграло море. Взревело, всклокотало, черными вол­нами исхлестало берега.

А Змей, - раздутый, отяжелелый, - распахнул крылья (они к телу были прилеплены от плечей до хвоста), затрепетал ими по-стрекозьему и вырвался из моря, взлетел над его бешенством,

Море еще долго бушевало, долго не могло успокоиться. Скалы в кам­ни превращались под его ударами, камни - в песок… Змей же немного пролетел обремененный. Приоткрыл он пасть - вот на столечко! - изверг Оку в ее запустелое русло. Крыльями взмахнул, снова пасть приотворил - Волгу вернул на ее место. Ну и Каму, конечно, чуть погодя, также извергнул.

После этого взмыл повыше, прокричал что-то, будто простился, и полетел прочь - неведомо куда,

А реки, ошеломленные, перебаламученные, осталась на своих местах. Да не сами по себе остались, а с прибавкой: родился у каждой, пока во Змее была, свой сыночек.

Вот вышли сыновья на твердь земную - всяк на своем берегу, - поклонились матерям да и отправились на поиски доли-судьбины…

Шли они, шли - пока не повстречались… Поначалу Окан с Волгичем, а затем и Камыш к ним пристал.

Первые двое все про подвиги мечтали, про жаркие схватки, лязг мечей и посвист стрел. Ну а третий больше матушку вспоминал, чем в бой рвался. Жаль ее было оставлять, но и батюшку тоже уж очень хоте­лось увидеть.

Порешили братья, что отыскать родителя - их первейшая задача. Позвали ветер себе в подмогу. Ветер прилетел, подхватил молодцев, принес их к морю.

Змей-то Гремящий как-никак, отсюда родом,

Встали на берегу. Окан вопросил первым:

- Море ты, море!- сказал. - Велико ты и глубоко! А для батюшки нашего места не нашло. Прогнало, бесприютным сделало. Ты обидело его, он – из-за тебя - обидел нас. Разве так можно?..

Кончил Окан говорить, но ничего не ответило море, Напрасно прождали…

На второй день говорил Волгич:

- Море могучее! He ты ли породило нашего батюшку-Змея? Не родич ли ты и нам задушевный? Что нам делать? Научи нессмышленых!..

Замолчал Волгич. Но и море молчало, безответное, - только мерно плескалось…

На третий день был черед Камыша:

-Море милое! - сказал он. - Мы тебя любить готовы и слушаться! Ты для нас - как мудрей дедушка. Расскажи нам, что случилось с Гремя­щим Змеем? Где сыскать его?..

Зашел Камыш по колени, поддел воду подвижную в пригоршню, брыз­нул себе в лицо. Братья, глядя на него, то же сделали.

Тут и получили, наконец, ответ.

Взметнулись перед ними волны стоячие. Собралось на них солнеч­ных зайчиков видимо-невидимо.

Нежный голос прозвучал:

- Бог в помощь вас послал, детушки! Найдите батюшку вашего в лесу дремучем, на краю света. Пусть воротится!

Раз в сто лет должно я жертву принести Чужой Суме, что на дне моем таится. Раз в сто лет вырастает Змей Гремящий для такой жертвы.

Сержусь я на вашего батюшку. Не захотел себя отдать. Вас поро­дил, чтобы от меня заслониться. Найдите его! Иначе год мне целый биться в муках и корчиться. Будет есть меня Чужая Сума поедом...

Замолкло море. Потемнели волны. Будто муть придонная поднялась…

Поклонилась братья. Отправились восвояси.

- Надо вернуть батюшку! - сказал Окан.

- Прежде сыскать надо! - сказал Волгич.

- Горемыка он! - прошептал Камыш.

Позвали ветер себе в подмогу. Ветер прилетел, подхватил молодцев, принес на край света…

-Там, на краю света, и впрямь стоял дремучий лес. Деревья толстые, морщинистые, - втроем не обхватишь. Между ними - висючие бороды, синие да белые. Под ними - мхи упругие, то зеленые, то черные.

Кроны деревьев плотны - листик к листику. Будто что-то скрыть стараются…

Сумрачно. Тихо. Видать, этот лес никакой буре не разбудить…

Протискивались братья между стволами бочком. Весь лес прошли на­сквозь, - нет Змея Гремящего. Повернули назад. Еще раз лес пронизали… Нет Змея!

Обмануло море, что ли?..

- Может, покличем? - предложил Камыш.

Остальные согласились. Приложили ладони ко ртам:

- Батюшка!

- Батюшка!

- Батюшка!..

Голосили долго. До хрипоты.

Видать, надоели.

Зашелестели вдруг над ними листья. Раздвинулись. Показалась голо­ва Змея - хмурая и прекрасная…

- Здравствуйте, молодцы! Пожаловали зачем? - прорычал Змей.

- За тобой, родимый!:

- Зовет море!

- Чтоб вернулся ты!..

- Нечего море слушать! - прорычал Змей. - Мн e моя жизнь дорога! Отец вам – я!.. Меня защищайте!..

- Что будем делать? - сказал Окан.

- Может, возвратимся? - сказал Волгич.

- Может, сразимся ? - сказал Камыш.

- С кем?

- С батюшкой, что ли?

- Да нет же! Нет! С Чужой Сумой!..

Замолкли братья. Озадаченными стали.

Змей Гремящий над ними пасть разинул, чтоб слышать лучше. Чуть не придавил своей пастью сынков…

Наконец, Окан сказал:

- Морю жизнь дорога' Батюшке - тоже! Мне - моя - еще дороже!

- На рожон лезть нечего' А помочь - надо! - рассудил Волгич.

- Да как же, если не битвой! - воскликнул Камыш.

- Битвой-битвой! - успокоил Волгич. - Только не сразу! Надо идти к людям, что живут возле рек! Собирать из них войско!

- Правильно! - подтвердил Окан. - Только так и надо!

- Поторопитесь, братья! - попросил Камыш. - Прощай, батюшка!..

Повернулся Камыш. Прочь пошел.

- Постой! Куда же ты? - закричали Окан с Волгичем…

- К морю! - ответил Камыш. - Начну битву! А там и вы подоспеете!

Позвал он ветер. Ветер прилетел, подхватил его и к морю доставил.

Потом за братьями вернулся.

Змей Гремящий к тому времени опять спал в кронах…

Ветер братьев к людям отнес, Пошли братья по народам приречным: убеждать, стыдить, на битву звать, Камыш тем временем у моря стоял. Тревожно ему было…

Красные полосы тянулись вдоль и поперек волн. Были на порезы по­хожи…

Вот новая полоса появилась... И еще одна… И после каждой раздавался стон моря.

Жалко было Камышу видеть эти муки.

- Море! Море! - крикнул Камыш. - Дай мне меч! Сразиться хочу за тебя!..

После его слов гул раздался в глубинах. Раздался и возрос. Камыш услышал в нем радость, надежду…

Большая волна вспучилась далеко в море и помчалась к берегу. На ее вершине что-то сверкало.

Чем ближе, тем волна становилась меньше. Тем короче, уже и как бы спокойнее делалось сверкание…

Выплеснув к ногам Камыша просимый меч, волна ушла с шумом, похожим на вздох облегчения…

Меч был длинным, обоюдоострым. Вдоль лезвия были выдавлены ка­кие-то значки, - будто бы следы птичьих лапок. Рукоять, украшенная драгоценными камнями, приятно грела руку.

Взял меч Камыш и ощутил, как часть его самого - его силы, его разума - вошла в рукоять и лезвие. Легко стало и не страшно,

- Теперь можно драться! - закричал он. - Эй, Чужая Сума, где ты?..

Тут море дрогнуло. Дрогнуло все целиком, - от плоской пены на песке до самых отдаленных, невозмутимых линий.

Затем широкая кровавая полоса перечеркнула море - слева направо… Затем полоса лопнула, порвалась - от удара из глубины.

Из прорыва выбралось какое-то черное рванье и странными скачками понеслось на Камыша.

Бледнея в одном месте, оно тут же густо рисовалось в другом, от­даленном от первого. Отдаленном от первого, но все более близком к ожидающему бойцу.

Состояло "рванье" не то из волокон, не то из жгутов. Они верте­лись, перемещались внутри Сумы: то собирались в комки, то реснитчато выгибались.

Напала Чужая Сума с ходу. Не промедлила.

"Волокна” оказались бичами, смерть несущими плетьми.

Они взмахивали все разом, и каждая плеть пыталась достать Камыша. Воздух, разрезаемый ими, скрипел и багровел, будто бы окровавленный… Нет, это не воздух багровел, - это между плетьми просвечивало

что-то: может, клубки мерзких червей; может, лужи подсыхающей крови; может, свет этакий - потусторонний…

То земное, до чего плети доставали, - песок ли, вода ли - втя­гивалось между ними, пропадая в неприятной красноте…

Камыш отбивался мечом, снова и снова срезал жадные концы плетей… Но снова и снова они отрастали при очередном взмахе.

Чужая Сума, похоже, забавлялась. Плети сновали всё быстрее.

Камыш вынужденно тоже убыстрялся и казалось ему, что пляшет сумасшедшую пляску, встречая - этаким-то макаром - свою смерть…

Пот стелился по лицу. Воздух норовил исчезнуть в дурной красноте быстрее, чем его вдохнет Камыш. Скоро уж вихрь настоящий обдувал Камыша, подталкивал в спину.

Да еще как ощутимо подталкивал! Приходилось и мечом биться, и на свою удержку силы тратить. Раздайся, земля! Прими меня по колена! - попросил.. Камыш.

Стало по его слову. Земля расступилась, и врос он в нее как хотел

А уж и плети изменились: утолстились, вырастили на себе красные бугорки. Те бугорки лопались и выплевывали кровавые струйки. Знай увертывайся!..

Совсем тяжелая, пошла работа. Плети бьют, струйки брызжут, вихрь в спину тычет. Вот-вот конец витязю!

Да меч его, видать, был непростым: хорошо выручал до времени. Порой у Камьша как бы путалось в голове, и виделось ему, что меч ведет за собой его руку, то и дело вылетая из нее на миг-другой, а затем возвращаясь. За этот миг меч и струйки отбивает, и несколько плетей успевает отсечь.

В голове прояснялось, и Камыш снова сражался, надеясь только на себя. Вроде бы даже - после "заминок" и "видений” - пободрее стано­вился…

Уж не вихрь - буря черная бушевала вокруг него. Давила, пыталась утянуть.

Изнемогал Камыш. Бился, изнемогая…

Земля держала его крепко. Ее-то, землицы, могучим силам переводу не было.

Бился Камыш. Меч, вроде бы, веса не имел - не тяготил. Зато рука отяжелела. Будто в камень обратилась. Плечи налились болью.

Недолго он протянет. Ох, недолго!..

-Море, море, позови мою матушку! - взмолился, не прерывая боя. - Передай, что мне плохо! Что мне подмога нужна!..

Жалок был голос молодецкий, - потерялся в реве бури.

Видать, море не услышало, - никак не отозвалось, не подало никакого знака.

Бился Камыш, задыхаясь. Отсекал жадные плети.

Чужая Сума по-новому себя повела; перестала втягивать отрублен­ные куски в свою багровость.

Они копились над Камышем. Отчаянно извивались и не улетали - во­преки буре. Было похоже, что из них вот-вот сформируется что-то новое: столь же враждебное, как и сама Сума.

- Матушка! Матушка! - закричал Камыш. - Услышь меня! Помоги!..

О братьях он не вспоминал. Посчитал, что не успеют они, не могут успеть.

Братья и впрямь бы не успели. Они уговаривали народы, живущие по берегам рек. Уговаривали подняться против Чужой Сумы.

Народы не хотели подыматься. Невидимая далекая опасность их не заботила.

Но однажды не стало Камы.

Река - исчезла.

Только влажное вязкое дно осталось. Да мелкие лужи, разбросанные там и тут.

Ужас охватил приречных жителей. Молились богам и идолам, чтобы Кама вернулась. Чтобы не пропали Ока с Волгой.

Тут уж и к братьям прислушались повнимательней. Попросили их встать во главе сборного войска.

Войско двинулось к морю...

Пока оно двигалось, Камыш погибал… Плети сумели достать бойца. То ли сверху, то ли спереди, - Камыш не приметил. Меч не уберег его…

Располосовали плети Камыша надвое. Он умереть приготовился.

Да не умер…

Словно два человека стало из одного. Каждая половинка, могла биться. Одна - мечом. Другая.- кулаком....

Снова его полосовали плети… Но, разделенный на многие части, он не распадался, не прекращал быть, оставался самим собой.

Почему так происходило?.. Может, помогало море?.. Может, бой­цовское желание жить?..

Только вот меч удерживать становилось все труднее - остатком те­ла и остатком руки.

- Матушка!.. - снова попытался он прошептать, - изгибаемый 6урей, цепко удерживаемый землей.

И тут Матушка явилась. Налетела многоструйная водяная лента, Свилась вокруг сына, отгородила от Чужой Сумы.

Плети язвили ее, кровавили…

Застонала Матушка, поднялась в воздух. Меч отделился от Камыша, блеснул рыбкой, исчез в море.

Вмиг стихла буря, - видать, Чужая Сума уж не биться - преследо­вать хотела ускользающую жертву.

Из последних сил возговорил Камыш. Позвал ветер? - попросил по­мочь…

Примчался ветер, закрутил-закувыркал Чужую Суму. Не дал ей за беглецами увязаться.

Матушка тем временем Камыша унесла. Вернулась на свое место с ним, родимым…

Только плох он был, разделенный на живые, - а вернее, на чуть живые, - части…

Кама уложила его на бережок. Металась в русле. Губы сыну увлаж­няла. Горячий лоб охлаждала волной...

A y моря битва не прекращалась… Примчался Змей Гремящий с конца света. Может быть, примчался даже не совсем сам… Может быть, даже ветер ему помог…

Помог ветер и людскому войску поскорее добраться. Подхватил его под мышки - все-то войско, целиком, - да и перебросил на берег.

Змей лапами грозными замахал. Хвостом забил, исторгая громы… Люди мечи повынимали, обильную жатву устроили.

А Чужой Суме это, вроде бы, нипочем. Чужая Сума, вроде бы, до­вольна. Раздуваться начала. Как бы натягиваться на рать. Как бы окутывать собой нападающих…

Дулась вражина, дулась.

Да велик для нее кусок оказался - воинство человечье вместе со Змеем. Как ни старалась, не смогла их. накрыть, с них размером стать.

Не проглотила – подавилась…

Лопнула….

Распалась на мириады красных бусинок да лепешек.

Просыпалась на землю…

И затоптали ее остатки…

То-то было весело!..

Змей Гремяший в море ныриул, - век. доживать...

Окан с Волгичем решили наказать те народы, что не стали биться с Чужой Сумой. Двинулись их завоевывать.

А Камыш там - возле матушки - умер. Перед кончиной пришел в себя.

- Зарой меня по колени! Только по колени! - попросил. - Весной оживу!..

Матушка так и сделала. И весной выросло из останков ее сына ра­стение-воин. Прямое, высокое, стоит оно на мелководье - на вечной страже…

 

 

© 2009-2015, Сергей Иванов. Все права защищены.