26.
Выход из дворца я нашел сам, без посторонних подсказок. Стражников, охранников, или как тут еще они назывались, было мало. Видимо, сила пожеланий, адресованных Повелителю Слов, охраняла дворец эффективнее, чем сила оружия.
Ну конечно, у последних дверей (или первых со стороны площади) стояло целых шесть “бодигардов” в латах, опирающихся на копья. Но стояли они так вольготно и опирались о свои копья так живописно, что сразу было понятно: их функция – чисто декоративная. Да и не соотносились они с антуражем придворцовой площади никоим образом.
Площадь была вымощена квадратными каменными плитами. Плиты были так изумительно отполированы, что казались каменными зеркалами. Подогнаны друг к дружке они были очень плотно: ни единая травинка не пробивалась через стыки.
Идти по плитам было боязно, - они казались такими же скользкими, как лед на катке.
Поэтому, выйдя на площадь, я первым делом занялся осмотром, - с чего и полагается начинать врачебное обследование.
В данном случае моим пациентом было целое королевство, или по-другому – Блуждающий Мир. Хотелось ощутить свою принадлежность к нему, свою сопричастность, соединенность.
Вокруг площади – на почтительном отдалении – были дома. Чистенькие, яркие, разноцветные, - ну просто игрушечки! Такие “ игрушечки ” обычны в зарубежных городах и городишках.
И все-таки было в них что-то не то… Или что-то не такое…
Пока скользишь взглядом, вроде все нормально… Однако стоит остановиться, и боковым зрением даже не видишь, а чувствуешь… Понять бы при этом – что ? ..
Словно какая-то рябь изредка пробегает по их фасадам… Как если бы эти дома были не настоящими… Были всего лишь отражениями на воде настоящих домов…
Или еще можно сказать по-другому… Можно сказать: перед каждым домиком как бы помещена прозрачная завеса теплого воздуха… Словно бы под землей горит костерок, и его тепло, выходя наружу, плавит воздух…
А вот мы проверим!.. Подойдем да и потрогаем!.. Станем ненадолго Фомой, который не верил…
Я решительно зашагал по “скользким” плитам и вскоре уже был между домиков-игрушек.
Вблизи они были вполне материальными, и никаких “дрожаний” не замечалось.
Перед каждым был крошечный палисадничек с кустами и цветами. Кусты были мелкие – чуть повыше цветов. А цветы были только двух видов: белые и красные розы и разноцветные герберы…
Чуть отошел от первых домиков, и, наконец-то, начали попадаться горожане. Одежда на них была самая обычная, среднеевропейская, что меня удивило. Уж, казалось бы, если попал в сказку, то всё в ней должно быть сказочным…
Мужчины были в брюках или шортах, в рубашках или футболках. Женщины были в платьях, сарафанах или, опять же, в футболках и шортах… В общем, самый банальный вид городского населения.
Лица были приветливые, радушные. Ни одного хмурого лица я не приметил. Такое было впечатление, что если обратишься к любому, то любой запоет и запляшет от радости.
На меня никто особого внимания не обращал. Все занимались своими делами и двигались кто куда по своей надобности. Мимолетные взгляды я порой улавливал, но они были благожелательно-спокойными. Никакой особой заинтересованности…
Ни единого клочка мусора на здешних улицах… Ни единого нищего… И ни единого полицейского…
Но все-таки, что ни говори, “чужесть” этого места чувствовалась… Чувствовалась всей кожей, всеми нервами, зрением, слухом, обонянием… Не свой я здесь был… Нет, не свой… Пришлый…
И вдруг поток моих впечатлений прервался… Прервала его симпатичная девушка лет двадцати с пышными огненно-рыжими волосами и зелеными – прямо-таки изумрудными - глазами.
Она встала передо мной, преградив дорогу, и сказала обворожительно музыкальным голосом:
- Зайдите к нам, господин иатр!..
Даже и не сказала, а словно бы медленно – нарочито медленно – пропела.
- Куда это к вам? – спросил я, улыбаясь помимо воли.
- Да вот же!..
Она плавно повела рукой, и я увидел за ее спиной вывеску, на которой латинскими буквами было написано слово, прочитанное мной как “буланжери”.
Крендель, нарисованный на вывеске, помог однозначно перевести это слово как “булочная”.
- Спасибо за приглашение! – сказал я как можно приветливее и вошел в предложенное заведение. Девушка вошла за мной.
Колокольчик над дверью звякнул громко и коротко. Будто кто-то поспешно прижал его язычок, чтобы не было лишнего шума.
Внутри вкусно пахло свежими пирогами и какими-то пряностями. Я успел заметить выстроенные в ряд возле окон красиво расписанные столики и мягкие стулья возле них…
Успел почувствовать, что голоден, и от какого-нибудь пирога или пирожка не отказался бы ни в коем случае…
На этом мои впечатления от булочной прервались… Прервала их резко наброшенная на меня сзади грубая и плотная ткань…
Я дернул головой, пытаясь ее с себя сбросить, но ничего у меня не вышло. А повторить попытку мне не дали. Кто-то очень сильный обхватил меня сзади. Его руки были как не размыкаемое стальное кольцо.
- Молчи и не сопротивляйся! – сказал кто-то мне в ухо. – Тогда всё будет хорошо!..
Вот гадство!.. Что происходит?.. Куда я попал?.. Во что вляпался?..
Я замер, давая понять своей неподвижностью, что принимаю предложенные условия.
- Молодец! – похвалили меня то ли всерьез, то ли с насмешкой.
Стальное кольцо ослабло. Мою закутанную голову обвязали веревкой. Потом чья-то шершавая ладонь схватила меня за руку и куда-то поволокла.
Дикий животный ужас вдруг всколыхнулся во мне и заставил облиться ледяным потом с ног до головы.
Мне померещилось, что меня хотят повесить и сейчас ведут к месту казни.
Но за что ? ..
Я рванулся, и тут же ладонь, держащая меня, превратилась в клещи, которые впились так больно, что у меня от боли перехватило дыхание, и я захрипел, словно уже подвешенный за шею…
Клещи разжались.
- Не дури! – сказал спокойный голос.
Я затих и дальше следовал за провожатым безропотно…
Когда развязали веревку и сдернули ткань, я увидел себя в помещении, похожем на погреб.
Вдоль его правой стены тянулся стеллаж, на котором стояли и лежали мешочки и мешки, толпились коробы и коробки, бочонки и бочоночки.
Вдоль левой стены была загородка, и там, за ней, кто-то изредка пошевеливался и похрюкивал. Вероятно, свинья или кабан…
Прямо передо мной сидел на табурете человек. Свеча в подсвечнике, стоявшая на стеллаже, освещала его лицо сбоку. Оно показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел…
Он пошевелился, когда меня перед ним поставили, и сказал гулко и неторопливо:
- Ну здравствуй, брат!..
- “Брат” в каком смысле? – спросил я тупо. – В смысле “братан”? Или в смысле родства ?
- Ты чего придуриваешь? – в его голосе прозвенел металл. Он глянул грозно и быстро дер-нул подбородком два раза.
По этому движению я его узнал. Вернее, узнал не его, а… себя. Это была моя привычка, невесть откуда ко мне пришедшая: вот так вздергивать подбородком два раза подряд. Это было мое лицо. Это была моя фигура…
В общем, передо мной сидел мой двойник. Такого быть не могло… И все-таки, вот он!.. Шагнешь, - и дотронуться можно!..
- Ты кто? – спросил я по-прежнему тупо.
- Брат я твой! – сказал человек задушевно. – Близнец единокровный!.. Неужели не узнал?..
- У меня никогда не было близнеца! – сказал я и сам услышал, как неубедительно это прозвучало.
- Слухи были, что ты память потерял! – сказал человек сочувственно. – Видимо, так оно и есть!
- Зачем я тебе нужен ?
- Расскажу!.. Неужели ничего не помнишь?.. Ты – Силван, а я – наоборот – Навлис!.. Так отец нас назвал!..
- А кем он был, наш отец?
- Иатром, конечно!.. И его отец!.. И отец его отца!..
- А ты ?
- И я тоже!.. Только ты у нас – королевский иатр!.. А я – для простого люда!..
- Все-таки, для чего я тебе?.. И похитил-то меня зачем?.. По доброму мог позвать к себе!.. Или ко мне бы пришел!..
- Эх, будь ты при памяти!.. Не балаболил бы зазря!..
- Почему зазря ?
- Потому что позвать тебя – значит, высказать пожелание тебя увидеть!
- Ну и что ?
- А то, что за всякое пожелание надо расплачиваться с Повелителем Слов!
- Как это – расплачиваться ? .. Чем ? ..
- Кровью!.. Потом!.. Делами!.. Жизнями своей и своих близких!.. А самое страшное – ожиданием!.. День за днем ждать и не знать, когда и что Повелитель потребует!..
- Так значит, он – плохой?.. Он злой?..
- И не плохой, и не хороший!.. Он – Повелитель!..
- Ты от него таишься?.. Или еще от кого?..
- От короля твоего! От Квинтуса!
- Почему ?
- Я хочу его свергнуть!
- Почему?
- Он никакой!.. Он плывет по течению!..
- Может быть, так и надо?..
- Наш мир – не щепка в волнах, а корабль! Корабль не может без кормчего!
- Как я понял, власть не у короля – у Повелителя Слов! Вы его боитесь! Живете по его указке!
- Мы все знаешь кто?.. Боязливые волшебники!.. Знаем: любое пожелание исполнится!.. Знаем: за плохое пожелание будет суровая расплата!.. Но что такое “плохо”?.. Каковы объективные критерии “плохизны”?
- Все ваши критерии - в нем, в Повелителе Слов! Хотел бы я на него посмотреть!..
Как только я это произнес, я увидел ужас на лице Навлиса.
- Зачем ты?.. Зачем? – успел я услышать его крик.
Но свист и вой внезапно поднявшегося ветра тут же всё заглушили.
Вокруг меня мгновенно взбурлил настоящий ураган. Чудовищная сила бесновалась, отделив меня от окружающего.
Я заледенел от страха. Никаких мыслей в голове… Только ожидание: сейчас, вот сейчас бешеные вихри сомнут меня и раздавят, как жалкого муравьишку!.. Невозможно уцелеть в таком хаосе!..
Но… со мной ничего не происходило. Словно я был в некоем защитном коконе, вовнутрь которого стихии проникнуть не могли.
Трудно было поверить, что я в безопасности… Но ничего другого не оставалось…
А поверив, я начал отмякать, оттаивать… Не век же торчать ледяным столбом!..
Едва я пришел в себя, едва ожил, - ураган прекратился. Утих так же внезапно, как начался. Черные вихри развеялись. Никаких движений воздуха будто и не было…
Вокруг меня явилось другое пространство – не то, что прежде. Явилась другая реальность…
Никакого простора… Никакого разлета… Каждый шаг и каждый метр заняты…
Фигуры… Фигуры… Фигуры…
Застывшие фигуры людей, знакомых и незнакомых животных, птиц и насекомых величиной с человека…
Они тесно стоят, почти касаясь друг дружки… Захоти кто-то из них поднять руку, - не сможет, заденет соседа… Захоти зверь взмахнуть хвостом, - тоже не получится… А уж крылья распахнуть какой-нибудь птице – даже и мечтать нечего…
Они впереди меня… И с боков тоже…
А сзади ? ..
Я оглянулся.
Господи боже ж ты мой!.. И сзади!..
Такое впечатление, что меня запихнули в центр какого-то музея скульптуры.
Что это?.. Где это?.. Зачем я здесь?..
Может быть, затем, чтобы тоже окаменеть?.. Но за что мне такая участь?..
Спросил себя, - и тут же озарило: не за то ли, что не спас Андрюшку в том, “первом” мире?..
Но в этом, во “втором” вдруг да у меня и получится?.. Правда я еще не ведаю, в чем суть “здешнего” недуга… Но я узнаю!.. Или, по крайней мере, изо всех сил постараюсь узнать!..
Я задергался, не желая превращаться в памятник самому себе… Но движения были свободными, ни на сколько не стесненными…
Тогда я успокоился и стал ждать. Ведь не просто так меня сюда приволокли…
Пока ждал, вертел головой, надеясь встретить хоть один живой ответный взгляд. Но надежды мои были тщетными…
Прервалось ожидание как-то уж очень обыденно. Бесстрастный голос вдруг вопросил :
- Ты хотел меня увидеть ?
- А ты кто? – вопросил я в свой черед.
- Повелитель слов! – со спокойным достоинством ответил голос.
И тут я всё понял… Этот ведь я, идиот круглый, виноват во всем!.. Это ведь я высказался по поводу Повелителя, что хотел бы, мол, его увидеть!..
Ну, когда же я затвержу, что пожелания здесь опасны! Опасны, ибо могут сбыться! Да не могут, а просто-напросто сбываются, сбываются, сбываются!.. Дубина!.. Осел!.. Обормот!..
Но что толку теперь себя выругивать!.. Снявши голову, по волосам не плачут… Теперь надо идти до конца!.. А там будь что будет!..
- Но я тебя не вижу! – сказал я дерзко.
- Для этого надо потрудиться!
- Каким образом ?
- Пройти через слова!
- Не вижу никаких слов!..
- Сейчас увидишь!..
Вокруг сильно зашелестело. Будто ветер теребил древесные кроны. Будто ураган снова собирался взвихриться…
Исчезли неподвижные фигуры… Вместо них вокруг меня разлилось разноцветное мерцание… Тихо тлеющий трепет…
Словно какое-то трехмерное полотно развернулось. И в нем, подергиваясь, подрагивая, стояли вертикальные прозрачные разноцветные мазки чьей-то гениальной кисти…
Это было здорово!.. Это было волшебно!.. Это наполняло меня самого щекочущим трепетом восторга!.. Сладким эйфорическим опьянением!..
- Что это? – пробормотал я, любуясь и радуясь.
- Это слова! – сказал голос.
Я вспомнил фигуры людей и зверей.
- Значит, и я тоже – слово?
- Ты догадливый! – в голосе прозвучала ирония.
И тут я вспомнил еще кое о чем.
- Не у тебя ли королева Блуждающего мира?
- У меня! – сказал голос.
- Она здесь?
- Ну конечно!
- Отдай ее мне!
- Возьми! – сказал голос. – Найди и возьми!..
Я вгляделся в трепещущее мерцание… Мазки гениальной кисти подрагивали, словно им было холодно…
Где тут королева?.. Как ее найти?..
Я шагнул к первому трепетному “свету”.
- Скажи мне, кто ты? – спросил тихонько.
Ответа не было.
- Ничего ты так не добьешься!.. – сказал голос равнодушно. – И меня не увидишь!..
- Я попробую тебя увидеть! – сказал я упрямо.
И двинулся вперед. Как там он говорил, этот Повелитель?.. Надо пройти через все слова?.. Ну так в путь, иатр!..
Но путь мой оказался коротким… Эти “светы”, то бишь слова, не пускали меня. Ни сквозь них, ни рядом с ними пройти было невозможно. Похоже, каждое из них окружено защитным полем, и защитные поля соседних слов тесно смыкаются.
Что я мог?.. Я попробовал с разбегу проткнуться… Попробовал ногой протаранить… Влево дернулся… И вправо… И даже назад…
Никакого толка!..
Что мне оставалось?.. Оставалось плюнуть с досады и признать свое поражение.
Что я и сделал…
- Сдаюсь!.. – вымолвил неохотно.
И сразу же…
27.
…Снова оказался в подвале перед своим братом-близнецом Навлисом, коего я раньше и знать-то не знал и ведать-то не ведал…
Он глядел на меня с ехидным любопытством.
- Ну что? – были его первые слова. – Ты его видел?..
- Нет! – сказал я. – Не видел, но слышал!
- И что он говорил ?
- Говорил, что ничего у меня не выйдет!
- Правильно говорил!.. Будь лучше со мной!.. Вместе мы всё и всех осилим!
- А зачем осиливать ?
- Короче! Ты согласен мне помочь?
- Смотря в чем!
- В похищении принца!
- Зачем ? .. Зачем его похищать ? ..
- Чтобы заставить Квинтуса отречься!.. Потом я мальчишку верну! И стану при нем регентом!
- Для чего тебе власть, Навлис? Ответь внятно!
- Чтобы наладить справедливость!
- И небось для всех стразу? Во всей стране ? .. Да ? ..
- А ты против?
- Нет справедливости общей! – заорал я, внезапно рассвирепев. – Для каждого есть своя справедливость! А для всех есть закон! У вас есть Закон, а, Навлис?..
- У нас есть король! Он – высший закон!
- А ты его мечтаешь скинуть! – орал я. – Значит, ты против вашего закона! Против справедливости для всех!.. Заврался ты, Навлис! Уймись! Опомнись!..
Навлис, побледнев, смотрел на меня и молчал. Подбородок его два раза дернулся и замер.
Зрачки расширились…
- Я открылся перед тобой, брат! – наконец, проговорил он. – Неужели ты будешь моим врагом?.. Неужели тебя придется…
- Что?.. Убить?.. – спросил я с любопытством.
Злость куда-то схлынула. Я почувствовал усталость. Хотелось одного: завалиться на какое-нибудь ложе и уснуть…
- Нет! Похитить вместе с принцем! – сказал Навлис.
- Забудь и думать про это! – сказал я, снова начиная закипать. – Андрюшку я тебе не отдам!
- Какого Андрюшку?.. Ты снова всё забыл!.. Принца зовут Ард!..
- Всё равно я тебе его не отдам!.. И если ты будешь моим врагом, то я тебя…
- Что?.. Убьешь?..
- Один раз я не сумел его защитить!.. А теперь – уберегу!.. Во что бы то ни стало!..
- Расспросить меня больше ни о чем не хочешь, брат? О моей жизни, хотя бы?..
- Ну, как я представляю, жизнь здесь плохой быть не может! Ни голода, ни холода, ни притеснений!..
- Значит, уходишь восвояси ?
- Да!
- Я тебя выпущу, если поклянешься: обо мне – нигугу!..
- Клянусь!..
- Верю!.. Эй, Заира!..
Вошла давешняя рыжеволосая.
- Отведи туда, где взяла! – сказал Навлис.
Девица улыбнулась презрительно и сделала приглашающий жест рукой.
Я шел следом за ней и гадал, кому адресовано ее презрение: мне или Навлису…
28.
Едва на площадь вышел, как увидел: там и сям рыскают оружные люди. Пересвистываются… Перекрикиваются… Ловят кого-то что ли ? .. Или ищут ? ...
Вот меня заметили. И такой соловьиный концерт начался, - хоть уши затыкай!.. И сразу четверо стражников ко мне кинулись, топоча сапогами.
Добежав, трое взяли меня в полукольцо, а четвертый – борода лопатой, нос картошкой – встал передо мной.
- Господин Королевский Иатр! – сказал хрипло и дыхнул на меня хроническим сивушным перегаром. - Господин полковник Бунтур велел срочно сыскать вас и доставить!
- Доставить куда? – уточнил я дружелюбно.
- К Его Королевскому Величеству! – выхрипнул бородач и даже прижмурился на миг от почтения к титулу.
Так – в сопровождении вышеуказанной четверки – я и добрел до дверей королевской опочивальни. На этих дверях тоже было полно всяких выпуклых изображений, но я не успел их рассмотреть. Некогда было…
Король встретил меня лежа под широким шелковым ярко-красным одеялом на огромной то ли золотой, то ли золоченой кровати. По крайней мере, витые столбики балдахина были точно сделаны из “блестящего металла желтого цвета”.
Его светловолосая большеглазая голова, которая одна только и вытарчивала из-под одеяла, казалась отдельным существом, - этаким сказочным колобком, что случайно закатился на королевскую кровать.
- Здравствуйте, Ваше Величество! – сказал я и затем, словно бы помимо воли, переломился в поясе и низко поклонился.
Королевская голова благосклонно хмыкнула.
- Вижу, ты не все позабыл, Силван! Обхождение помнишь!.. Что там с принцем?..
- При врачебном осмотре явных отклонений от нормы нет!.. Мы в таких случаях говорим: практически здоров!..
- Что предлагаешь ?
- Мы с Бунтуром сегодня ночью подежурим в опочивальне принца!
- Я буду с вами!..
- Стоит ли так рисковать, Ваше Величество?.. Судя по рассказу Бунтура, здесь какая-то тайна!.. Быть может, очень опасная!..
- Мое слово непреклонно!
- Бунтур, как военный, обязан рисковать жизнью! Я, как врач, - тоже!.. Но вам-то зачем, Ваше Величество?..
- А я, как отец, обязан еще больше, чем вы! – сказал король, и этим ответом покорил мое сердце. Я понял, что ничто человеческое королям, - или, по крайней мере, этому королю, - не чуждо…
29.
Полковник Бунтур показал мне моё жилище во дворце. Ничего себе комнатенка! “Квадратов” этак в тридцать!..
Посредине - круглый стол черного дерева, расписанный, опять же, кругами и полукружьями, белыми и желтыми. Вокруг стола – четыре “венских”стула.
Слева от входа у стены – широкая деревянная кровать под синим атласным покрывалом. Никакого балдахина, естественно, нет. Врачу таковой не полагается!
Дальше, за кроватью, - солидный металлический сундук. Уже по его виду понятно, какой он тяжелый. На всех его углах – и сверху, и снизу – дополнительные массивные нашлепки. Ну снизу я понимаю: они – как ножки. А сверху-то они зачем ? ..
После сундука вдоль стен – четыре пузатеньких невысоких шкафчика (или комодика), инкрустированных блестящими (хромированными? никелированными?) загогульками.
Между шкафчиками - кокетливые синебархатные пуфики, приветливо выгнувшие свои мягкие спинки.
В правом дистальном углу – примитивный умывальник “дачного” типа. Этакая кастрюлька с крышкой и пипочка внизу. Надо поддавать пипочку рукой, чтобы полилась струйка вниз – в мраморную раковину.
Что там под раковиной – канализация или обычное ржавое ведро, - не видно. Деревянная бордовая панель скрывает эту тайну.
В проксимальном правом углу – глиняная кадка с экзотической пальмой до потолка. У пальмы короткий волосатый ствол и длинные узкие – почти нитчатые – листья.
А на стене между умывальником и пальмой протянулся “биплан” – двухэтажная каменная полка. На полке этой сверху и снизу аккуратно разложены всякие медицинские принадлежности: клистирные груши и газоотводные трубки, ножи и ножички, деревянные стетоскопы, пинцеты и зонды. Тут же банки и баночки, бутыли и бутылочки, фарфоровые ступы с пестиками и бог знает что еще…Хотя, конечно, не богу, а мне, в качестве иатра, это знать придется, хочу я или не хочу…
Справа же от входа, рядом с дверью, - стойка для оружия, и в ней торчат четыре шпаги и две рапиры. Настоящий мэтр Силван, видимо, неплохо был приобщен к фехтовальному искусству…
Кстати, где он может быть, “настоящий”?.. Куда он девается, когда в этот Блуждающий мир являюсь я?.. Скорее всего, он тогда перелетает в мой “первый” мир – в те его места, в коих я не бываю. Поэтому нам с ним никогда и не пересечься…
Или не так?.. Или настоящего Силвана нет вообще?.. Ведь я же догадался, что мое существование в обоих мирах практически непрерывно. Это означает, что “отсутствия” мои в обоих мирах не заметны.
Подумав об этом, я прекратил осматривать комнату и, не раздеваясь, прилег на покрывало, чтобы приспнуть немного в преддверии беспокойной ночи…
Едва я заснул, как увидел странный сон. Мне снилось, что я снова стою на бесконечной равнине среди бесконечного числа замерших фигур.
Возле меня стоит принц Ард и, глядя на меня исподлобья, читает мне лекцию своим высоким детским голосом:
- Понимаешь, Силван, - говорит принц, - в начале всего было Слово, и Слово было Бог. (Или было богом, - на этот счет существуют разночтения). Ты, наверное, отождествишь Первое Слово с тем Большим Взрывом, что породил вселенную.
Затем начался процесс преобразования. Пра-Слово мощью своего звучания пронизывало Ничто и порождало из него Нечто. Оно сотрясало Нечто и распирало его.
Появлялись пространство и время. Сила Пра-Слова вытряхивала из Нечто материальные частицы. Чем дольше – тем больше.
Организовывалась вселенная… И прорывалась продолжающимся звучанием…
Часть Пра-Слова просачивалась в прорыв и там, за прорывом, становилась своим Пра-Словом для своей вселенной. Ступенька за ступенькой, это длилось, это продолжалось все дальше и дальше. И каждая новая вселенная была немного беднее в энергетическом плане, чем предыдущая.
В зоне прорыва в момент прорыва энергетическая напряженность резко падала, и вследствие этого прорыв захлопывался “снаружи”. Таким образом новообразованные вселенные навсегда отгораживались друг от дружки…
Что касается нашей вселенной, - в ней материя грубая, почти вырожденная.
Наше, местное Пра-Слово, зазвучав, не смогло сохраниться в своей первозданности и распалось на множество других Слов, и Слова второго, третьего и еще бог знает какого уровня обрели плотскость, обрели явленность и предстали в образах галактик, звезд, планет. А на планетах – в образах их обитателей.
И на каждой планете начало воплощения слов знаменуется появлением своего Повелителя. И наши три царства – Низовое, Срединное, Горнее – принадлежат к одной вселенной. В Низовом обитают слова не рожденные. В Срединном – слова злые. В Горнем – слова добрые.
Низовые слова сюда, к нам, проникают в виде красных песчинок. Из них могут родиться слова добрые или слова злые.
Ты уже породил несколько злых слов. Старайся больше этого не делать!..
Андрюша – то бишь, принц Ард – умолк.
- А ты видел Повелителя Слов? – поторопился я спросить.
Андрей не ответил. Он засмеялся, и смех его был не детским. Где-то я его уже слышал…
30.
За полчаса до полуночи я просочился в королевские покои. Предупрежденная стража мне не мешала.
Король словно бы на охоту собрался: был в высоких кожаных сапогах и в черном кожаном жилете, надетом поверх синего свитера грубой вязки.
- Ваше Величество! – сказал я учтиво. – Не будет ли вам жарко в покоях принца?
- Ты узко мыслишь, Силван! – сурово сказал король. – В конюшне готовы три оседланные лошади!.. Возможно, они нам понадобятся!..
- Если принц попробует убежать? – рискнул я догадаться.
Король молча кивнул…
Вскоре явился Бунтур. Он оказался сообразительней меня и тоже оделся основательно. Кожаный панцирь на груди и металлический шлем на голове говорили о том, что он готов к бою. Об этом же говорили два пистолета, заткнутые за пояс, и шпага на левом боку.
Мы втроем прокрались в спальню принца, почти не производя шума, и уселись в мягкие кресла, заранее для нас поставленные в самом темном углу…
Было полнолуние, и яркий серебряный свет настойчиво пробивался сквозь задернутые шторы. Воздух был наполнен колдовским блеском, не дающим теней.
Бунтур, похоже, сразу задремал, уткнувшись подбородком в свой панцирь. Король суетливо повертелся в кресле, словно птица на жердочке, а затем успокоился и, сидя неподвижно, величаво таращил глаза. Я же, усевшись, поглядел на принца. Ард был прекрасен: любой ребенок прекрасен во сне. Его лицо тоже светилось, как бы состязаясь с лунным блеском. Но свет луны был мертвенным, хоть и волшебным. А лик мальчишки излучал теплый свет, подобный солнечному. Глядя на него, не верилось ни в какие болезни, ни в какие неурядицы…
Я вдруг вспомнил, что спящие могут чувствовать взгляды, обращенные на них, и от этого тревожиться… Вспомнил – и уткнулся глазами в узорчатый паркет…
Что такое слово?.. Зачем слова нужны?.. Люди ли их придумали или те, кто выше людей?..
Слово можно произнести, и слово можно написать. Но чтобы сделать то или это, прежде всего нужно слово родить в себе в виде мысли. Вот и попробуй соотнести слово-мысль со словом сказанным и написанным…
А что, и попробую!..
Первый тезис: и мыслимые, и произносимые, и написанные слова – не оригинальны. Чтобы их использовать, нужно их выбрать из того огромного словесного конгломерата, коим является язык любого народа. Рождение нового слова, органично входящего в язык, - большущая редкость. И мало нашлось бы людей, что могли бы таковым рождением похвалиться.
Следовательно: слова существуют объективно. Существуют как наборы неких вибраций, неразрывно связанных со своими материальными воплощениями. Разные народы обозначают объективно существующие вибрации разными наборами звуков. То есть, любой национальный язык – это, по сути своей, большее или меньшее приближение к языку “первичному”, к объективным словам.
Можно сказать и так: Бог, что всемогущ и всезнающ, помыслил в своем вечном бытии обо всём, - о каждом предмете и каждом явлении, о каждом существе и каждом действии, и мысли его, субъективные для него самого, нами воспринимаются как объективный набор основополагающих слов-вибраций, которые будут существовать до тех пор, покуда будет существовать наша вселенная.
Но кто же такой Повелитель Слов?.. Какова его роль?..
Для всей Вселенной это, конечно же, Бог. Он повелевает словами вечными – таковыми же, каков Он сам.
Для каждой же отдельной планеты, - для Земли, в частности, существует свой Повелитель. Его роль подобна роли дирижера в оркестре. Он является центральной (для планеты) силой, благодаря которой и внутри которой осуществляется местное словотворчество на местном небесном теле. Все языки всех народов Земли запечатлеваются в нем навеки, чтобы когда-нибудь быть переданными Богу – как главной силе Вселенной, повелевающей словами…
Планетный Повелитель создает вокруг планеты Словосферу. (Может быть, понятие о ноосфере, введенное учеными, как раз и есть отражение инстинктивно угаданного существования Словосферы).
Каждый человек (даже если взять в пределах одной нации) произносит слова своего языка по разному. Один быстро, другой медленно. Один четко, другой – неразборчиво. Один звонко, другой – глухо. То есть, на базовые, фундаментальные вибрации накладываются как бы обертона, могущие искажать суммарное звучание, а, может быть, даже и общий смысл…
Все слова, мыслимые и произносимые, - но не пустопорожние, а имеющие какой-либо креативный смысл, - в большей или меньшей степени резонируют со словами-эталонами, хранящимися в Повелителе Слов. То есть, сопоставляются с “ базой данных ” и опознаются.
Таким образом, Повелитель может слышать каждое слово, мысленно или вслух произносимое человеком, если оно превышает некий пороговый уровень минимального резонанса.
Еще немного о словах “пустых”. К таковым относятся слова не обязательные, произносимые походя. По обиходному выражаясь, “ трёп ” .
Произнесение этих слов – чисто механический акт. В нем участвуют лишь голосовые связки, губы, язык да полость рта. И ничего больше…
Такие слова до Повелителя не доходят. Если хотите быть услышанными, говорите, через ум и сердце. То есть, эмоционально и осмысленно.
Душа ведь тоже состоит из трепетных частиц Бога, отданных тебе на время. И если вибрации твоей души совпадут с вибрациями твоих слов, присоединятся друг к дружке, - такое соединение может вызвать сверхрезонанс, гипер-резонанс в Повелителе Слов. И результатом такого сверхрезонанса может стать прорыв – через Повелителя Слов и с помощью Повелителя Слов – к тем вечным, изначальным, базисным, космическим словам, что принадлежат Богу единому, всеведущему и всемогущему…
Что же касается слов написанных, то они являются лишь изображениями, символами, тенями слов, - до тех пор, пока не будут помыслены или произнесены.
Так я думал – неторопливо, основательно, и нравился самому себе таким размышляющим, - до тех пор, пока принц Ард не вскрикнул громко.
Его возглас всех вернул к реальности. Король вскочил на ноги – мягко и пружинисто, как лев или барс, - но остался на месте.
Бунтур вздрогнул, рывком поднял голову и подался вперед, вглядываясь.
Я же только смотрел и никаких больше телодвижений не производил. Мне хотелось еще поразмышлять, но, видимо, сейчас будет не до того…
Принц опять вскрикнул и сел на кровати, отбросив одеяло. На его лице был страх. Не иначе, нехороший сон привиделся.
Он завертел головой, жалобно поскуливая. Будто кого-то искал. Но глаза его при этом были незрячими, пустыми. По нам троим он проскальзывал без остановки.
Чуть погодя он стал скулить сильнее. Затем слезы появились, и жалобный скулеж превратился в горький плач.
Мне хотелось сказать ему что-нибудь утешительное, приласкать бедолагу. Я посмотрел на короля, и тот, - видимо, поняв мои намерения, - глянул строго и покачал головой отрицательно: не суйся, мол, со своей жалостью…
Бунтур тоже зыркнул неприветливо.
И, конечно же, они были правы. С принцем явно творилось что-то неладное. А мы здесь не за тем, чтобы утешать, а затем, чтобы наблюдать, понимать и делать выводы…
Принц, между тем, плакать перестал, сильно отбросил одеяло, - так, что оно свалилось на пол, - и вскочил на кровати. Лицо его побледнело на глазах. Побледнело до снежной белизны. Будто кто-то невидимый, припав к нему, высасывал из него краски.
Он то ли завизжал, то ли заверещал и стал срывать с себя ночную рубашку. Звук был странный, непередаваемый.
Полотно рубашки оказалось крепким, разрыву не поддавалось. Тогда принц, не переставая издавать странный звук, лихорадочными рывками стянул рубашку с себя и тоже отбросил ее на пол.
Сегодня утром он был вот таким же: обнажено-беззащитным и все-таки гордо-возвышенным.
Хотя нет, - не таким он был!.. Предательская белизна не ползла по нему сверху вниз так, как ползет сейчас. Тот невидимый враг, что высасывал краски из юного лица, продолжал свое мерзкое дело.
Неужели он умрет, этот мальчик?.. Неужели он умрет, как в том, в моем, в “первом” мире?..
Я вскочил. Надо бежать за лекарствами! За моей медицинской сумкой!
Но рядом со мной оказался Бунтур и тяжелой своей лапищей меня придавил, заставил снова опуститься в кресло.
А принц тем временем весь уже был белым-бел, без единой розовинки в теле. Он дрожал все сильнее, он сотрясался. Его гибкая фигурка ходила ходуном…
И вдруг она стала расплываться… Словно бы дымкой окутывалась, размывающей, искажающей очертания…
Звук, издаваемый принцем, превратился в непрерывный пронзительный вой. Хотелось уши заткнуть и глаза закрыть, чтобы не видеть и не слышать ничего…
Но нельзя было отвлекаться!.. Невозможно было!..
Метаморфозы приближались к завершению, ибо происходили всё быстрее и всё страшнее.
Фигура принца – нет, теперь уже просто “фигура” – скакала по постели, подпрыгивая неправдоподобно высоко. Лицо ее перестало быть лицом, - сделалось мордой, похожей то ли на медвежью, то ли на кабанью. Морда была покрыта перламутровой рыбьей чешуей. Глаза с вертикальными зрачками покраснели и все больше наливались краснотой. Тело обросло щеткой серой щетины. На спине вырос горб, из которого торчал белый костяной рог, загнутый книзу. Руки расщепились, и теперь вместо каждой был пучок черных лоснящихся щупалец. По щупальцам непрерывно пробегали волны мышечных сокращений.
Мне было противно глядеть на это существо, на эту тварь. Внутри гудели туго натянутые струны.
Если они лопнут, я не выдержу, - накинусь на это… на эту!..
И что сделаю?..
А что надо сделать?..
Да ничего я не знаю!.. И король – тоже!.. Ишь, губы закусил, слезы льются, а он их и не вытирает…
Бунтур наверно знает, - не зря у него рука лежит на пистолетной рукояти…
А я понимаю одно: не могу больше!.. Не могу!..
Увольте меня!.. Избавьте!..
Я простой врач… Даже не кандидат наук… Хотя три научных статейки в свое время сотворил… И диссертацию почти закончил… И кандидатский минимум почти сдал… И если бы не болезнь моей мамы…
Нет, не могу!..
Я вскочил и метнулся вперед так быстро, что Бунтур в этот раз не сумел меня удержать.
- Андрюша! – заорал я несусветную в данных условиях чушь.
Но эта чушь помогла. Или просто так совпало во времени.
Словно ветер сильный коротко прогудел. Влетел на миг в спаленку и снова вылетел.
Щетинисто-перламутровая тварь на миг замутилась в очертаниях и вдруг… исчезла.
И сиятельный принц, - голый, жалкий, мокрый, - возник на постели и рухнул на смятые простыни…
Я подбежал к нему первый, поднял с пола одеяло и набросил на принца. Потом подбежал король, - тоже мокрый и жалкий, с перекошенным лицом и трясущимся подбородком. Он подхватил с пола ночную рубашку и положил на одеяло рядом с потерявшим сознание сыном.
Я нащупал пульс на шее принца. Пульс был ритмичный, хорошего наполнения и напряжения.
- Сейчас он очнется! – сказал я.
И тут…
31.
…я снова очутился на кухне… И на плитке моей родной электрической передо мной стоял родной ковшик… И в ковшике была кипящая вода…
Впрочем, мне сейчас было не до нее. Я помчался в комнату. Осторожно приоткрыл дверь, посмотрел на кровать…
Мама!.. Там была мама!.. Живая!.. Живая мамуля!..
Она смотрела на меня с нетерпением: скоро ли покормлю?..
Я ей улыбнулся и отправился назад на кухню…
А там все было в порядке. Вода в ковшике бурлила как ни в чем ни бывало…
Я взял кружку с приготовленной манной крупой и тоненькой струйкой, помешивая, стал всыпать крупу в воду…
А через неделю мама умерла. Умерла без меня. Я в тот день – в субботу – был в городе, торговал книгами.
Было очень холодно, я с трудом выдержал на улице два часа, а потом плюнул, собрал свое барахло и методом самовывоза эвакуировался.
А едва зашел в квартиру, позвонила жена:
- Ты не волнуйся!.. Мама, кажется, скончалась!.. Я еще под утро слышала, что она как-то странно храпит!.. Но уж больно спать хотелось!.. Не могла глаз разомкнуть!.. Приезжай!..
Мой старший сын Сашка повез меня в Березовку на своей “копейке”. Эту старенькую машину мы купили на деньги, заработанные книжной торговлей.
Было двадцать девятое декабря. Зима в тот год не скупилась на снег. Вдоль дороги тянулись бесконечные сугробы.
Уезжая, я обещал маме, что устрою для нее на Новый год вкусное-превкусное пиршество. Вспоминая про это, сидел рядом с Сашкой и плакал…
Езда казалась бесконечной. Время от времени я совершенно по глупому кричал на Сашку, подгоняя, торопя. Как будто спешка могла что-то исправить…
Возле самой Березовки спешка нас чуть не укокошила. На обледенелом участке дороги нас понесло, развернуло боком, и под острым углом мы со всего разгона врезались в большущий сугроб, за которым был глубокий кювет.
Весь капот ушел под снег. И на лобовое стекло навалило…
Ошеломленные происшедшим, мы сколько-то просидели в тупом молчании. Затем я устроил себе нервную разрядку, сверх всякой нормы наорав на сына.
Сашка, вспыльчивый как порох, выслушал меня молча. Затем после нескольких попыток завел мотор и, сантиметр за сантиметром пятясь железным задом, вытащил машину из-под сугроба…
Когда я ворвался в квартиру, мама лежала на постели какая-то маленькая, съёжившаяся… Глаза ее были прикрыты веками не до конца. Казалось, оттуда, из смерти своей, она потихоньку приглядывает: как мы тут остались без нее, что делать будем?..
Я прикоснулся губами к ее лбу и потрясенно почувствовал: она остывала. Лоб был еще немного теплым, но это остаточное тепло было механистическим, не живым. Тепло нагретого солнцем камня… Тепло чайника, из которого вылили кипяток…
Остывающей была мама… И тихой… Тишина – итог любой жизни… Ее ничем не взломать… Сквозь нее никак не пробиться…
Тишина пустоты…
Тогда, в тот день, я видел всё, но словно бы ничего не понимал. Какая-то спасительная невосприимчивость возникла и отгородила меня от осознания того, что произошло и происходит.
Почти всю ночь я читал вслух Псалтырь, сидя возле мертвой мамы…
Наутро я был деловит, потому что деловитость - еще один способ психологической самозащиты. Я сбегал в местную церквушку и приобрел всё, что они смогли предложить для погребения. Какое-то там покрывало… Какой-то венчик на лоб с молитвенными словами на нем… Какую-то там иконку… И свечечки, конечно…
Затем сбегал в местную жилконтору, при которой была “ритуальная” комнатенка. Там приобрел гроб, за которым идти пришлось в сараюшку, что воздвигнута была довольно далеко от жилконторы. Мы с Сашкой доставили гроб на машине.
А вот с могилой вышло недоумение. В поселковом совете мне сказали, что кладбищем они не занимаются. Возникло оно стихийно и существует само по себе, безо всякого ведомственного надзора. Березовчане хоронят там своих усопших самостоятельно. Дого-вариваются с какими-нибудь алкашами, чтобы вырыли могилу, а потом воздвигли над ней холмик…
Так я и поступил. Вышел к центральному нашему универмагу о трех этажах и сразу наткнулся на трех мужиков “выпивошного” вида. Мы с ними стакнулись, и они отправились копать могилу. А я снова сбегал в церковь и пригласил местного батюшку. Он обещал придти через пару часов.
Потом я метался по знакомым и незнакомым людям и выспрашивал о возможности нанять грузовик или автобус. Меня направляли то туда, то сюда. И наконец, после энной попытки мне удалось нанять потрепанный грузовичок-фургон…
Пока я бегал, жена обмыла и обрядила маму. Мама лежала нарядная, будто в гости собралась. В лучшем своем платье, в новеньких чулках и туфлях.
Лицо мамино было спокойным и неузнаваемым. Оно резко постарело. Будто миг смерти забросил ее лет на тридцать вперед, и там, в будущем, она скончалась.
Гроб поставили в комнате на две табуретки и два стула. Для мамы он был велик. Но что делать, если в нашей жилконторе можно было приобрести гробы единственного – вот такого длинного – размера.
Я подошел к маме… Подвел левую руку ей под шею, а правую – под колени.
Поднял ее…
При жизни она была довольно грузной. А сейчас – почти невесомой. Так ее изглодала болезнь.
Мы поменялись ролями в этот ее последний день. У меня на руках она стала моим ребенком. И я медлил, прижимая к себе свое дитя…
Затем я донес ее до гроба. В нашей маленькой комнатенке для этого достаточно было сделать два шага.
Уложил маму головой на блескучую подушечку.
Мы с женой покрыли ее белой пеленой, на которой были нарисованы церковные слова и символы. На лоб надели бумажный венчик…
Местный священник пришел вовремя. Он распорядился поставить по углам гроба свечки и зажечь их. Потом приготовил свое кадило и начал отпевание. Отпевание было кратким и не произвело на меня никакого впечатления. Священник включил в него “символ веры” и ту молитву, что творится перед едой (“Господи, иже еси на небеси…”).
Мне показалось, что он, по бытовому говоря, схалтурил. Не эти слова должны тут звучать, а какие-то другие… Хотя, может быть, люди их еще не придумали…
Когда, перед его уходом, я вручил ему плату, он мельком взглянул на купюры и, кажется, остался доволен.
После отпевания приглашенные мной старушки-соседки распрощались и ушли. А нанятые мужики, закрыв гроб, с напряженно-сердитыми лицами снесли его вниз по узкой лестнице, держа почти что вертикально.
Потом они загрузили гроб в кузов, а мы с женой и сыновьями пошли пешком за медленно едущей машиной…
Ямину мужики вырыли глубокую. По моим понятиям, - даже чересчур…
Свежий песчаный срез могилы похож был на бисквит.
Гроб и тут поставили на две табуретки и открыли. Мы подошли, чтобы проститься. Я прочел по молитвеннику нужные слова. Потом приложился губами к маминому лбу. Теперь он был холодным, как лед или мрамор. Ни единой теплинки не осталось…
Поглядел на маму в последний раз, - вобрал ее в себя. Словно бы в себя ее родил, как ненаглядного своего ребенка, и навсегда в себе оставил.
Жена и сыновья простились тоже…
Потом гроб на веревках отпустили вниз.
И сноровисто зарыли ямину. И холмик над ней воздвигли. И поставили на нем деревянный крест, купленный всё в той же жилконторе…
Цветы, принесенные нами, мужики перерубили лопатами перед тем, как уложить на холмик. А вот венки трогать не стали. Очень красивые были венки…
Я расплатился с могильщиками. Сверх условленной платы дал им бутылку водки…
Через два дня после похорон все венки были с могилы украдены. Я думаю, что их украли те же люди, что могилу вырыли. Но доказать, конечно, ничего не могу…
32.
Ну, вот и обрел я желанную свободу!.. Ну, и на что она мне сдалась!.. Растерянность и страх принесла… Паническую неуверенность в себе…
За те пятнадцать лет, что провел возле больной мамы, я стал никто и ничто… Как врач, безнадежно дисквалифицировался… Как начинающий литератор – тоже… Все контакты потеряны… Все связи утрачены… Один в пустоте… Непонятно, куда идти, на что надеяться…
Да, конечно, есть любимая жена и любимые сыновья… Они сочувствуют мне… Жена весь первый месяц после маминой смерти от меня ни на шаг не отходила, никуда не отпускала одного… Наверное думала, что могу дойти бог знает до чего…
Я семье благодарен… Готов ради них – ради жены и детей – на что угодно…
А на что, собственно, я готов конкретно?.. Настало время доказать им, что я не сдался, не сломлен, не растоптан в пыль…
Профессию сменить?.. Да, пожалуй!.. Но какую выбрать?.. Куда податься?..
Жена моя - Галка – и тут помогла: принесла рекламную газету, всю заполненную трудовыми вакансиями…
Прежде всего, я, разумеется, уткнулся в колонку, где были собраны медицинские специальности… Заголовок “Бизнес” тоже не обошел. Тут предлагали начать свое дело или влиться в те структуры, что уже имеются. Или пойти в помощники к бизнесмену…
Набравшись храбрости, я названивал по телефонным номерам. Но почти везде нужны были начальные финансовые вложения, коих у меня не было. Что же касается уличной книжной торговли, ее нужно было немедленно прекращать, поскольку те крохи, что она приносила, всерьез восприниматься не могли. Они давали только иллюзию дела, видимость занятости…
Да, я был нищий, и я остро осознавал это, вчитываясь в газетные объявления. Но плох тот солдат, что не мечтает стать генералом…
Я звонил и по медицинским объявлениям. Но когда на другом конце провода узнавали, какой у меня перерыв в стаже, мне сразу отказывали…
И все-таки именно в медицинской рубрике я нашел свое первое рабочее место. Текст был примерно такой: требуются медицинские работники любых специальностей. Деятельность связана с длительными командировками…
Уже на следующее утро после прочтения я был в конторе, опубликовавшей призыв. Командовал тут бодренький толстячок средних лет. Вместе с ним в комнатке сидела ост-роносая, как хищная птица, бухгалтерша.
Суть дела была проста, и меня в нее посвятили быстро. Я должен буду выезжать в провинциальные городки с новейшей лечебной аппаратурой и лечить там людей при помощи этой аппаратуры. Продолжительность каждой командировки – месяц. Вместе со мной поедет женщина-администратор. Она будет всё организовывать: контакт с местной властью, проживание и т.д.
Аппарат, с которым надо ехать, мне показали. Он назывался МИЛТА: магнитоимпульсный лазерный терапевтический аппарат.
Для ознакомления с методикой дали две видеокассеты и книжку-инструкцию.
Я просмотрел кассеты, проштудировал книжку и с удивлением узнал о существовании информационно-энергетической медицины. Когда я в мединституте учился, ни о чем таком нам не говорили.
Еще узнал о диагностике по Фолю, о чем в институте тоже речи не было…
Обогащенный поспешными сведениями (день дали на их обретение), я нанялся в контору, и меня познакомили с женщиной-администратором.
Мы поговорили пять минут, а назавтра уже встретились на вокзале, с коего и отправились в нашу первую командировку – в Торжок.
В Торжке нас поселили в общежитии завода “Марс”. Там же – через коридор – была и наша рабочая комната. Или, если угодно, наш кабинет…
Мы постелили простыню на кушетку, поставили на тумбочку нашу “Милту”, и кабинет практически был готов.
Пациенты, что меня удивило, с первого же дня потекли почти что непрерывным ручейком.
Для меня рабочие часы были сильнейшим стрессом, нервы были перенатянуты. Я удивлялся собственной решительности, а также смелости толстячка-директора, пустившего меня после такого долгого перерыва к пациентам без переподготовки и, в общем-то, безо всякого обучения.
Работать надо было на БАТах – биологически активных точках. Я их не знал и выходил из положения только за счет рисунков, помещенных в книжке-инструкции. Директор предупредил меня, что книжку эту дает мне с собой только на первую командировку, а потом отберет. Поэтому по вечерам, оставаясь один в своей комнате, я старательно зазубривал ее страница за страницей, как студент-первокурсник перед экзаменом…
Мой администратор – Валентина Игнатьевна – женщина пожилая и целеустремленная. Цель у нее одна – деньги.
Оказывается, половину того, что мы зарабатываем, мы обязаны отдать нашей фирме, а половину можем оставить себе и поделить поровну.
Валентина Игнатьевна сразу принялась внушать мне, что эффект нужен немедленный и наглядный. Чтобы любой пациент убедился: нам можно и нужно платить, потому что мы помогаем реально.
Ради достижения желанного эффекта она мне советовала самостоятельно корректировать методики, приведенные в книжке. К примеру, немного увеличивать силу тока. Или подольше воздействовать на ту или иную зону…
Я возражал: вы – не врач, вы не понимаете! Так мы можем навредить! Это непозволительно!
Она меня пресекала: вы хотите остаться без заработка?.. методики составляли перестраховщики!.. мы, практики, должны быть умнее и смелее всяких там теоретиков!..
Кто ее знает: может она и права в чем-то!.. Я был нерешителен и несведущ. Эта информационно-энергетическая медицина оставалась для меня книгой за семью печатями, несмотря на врученное мне руководство. Уже то, что я осмелился действовать, практиковать на людях было явным нарушением клятвы Гиппократа.
Хотя прежде меня это нарушение совершило руководство фирмы, допустив меня к самостоятельным лечебным занятиям.
А продолжать и углублять этические нарушения легче, чем их начинать. Вон администраторша моя никакого медицинского образования не имеет. А посмотрите, как лихо она орудует с этой электронной МИЛТОЙ.
В общем, я поначалу поддался на давление и стал на чуть-чуть увеличивать силу тока при процедурах. Пациенты ощущали облегчение, пациенты были благодарны. А меня угрызала совесть, и я чувствовал себя тошненько.
Впрочем, выход нашелся быстро, и оказался он простым. Администраторша, увидев, что я поддался, ослабила бдительность и перестала меня контролировать. После чего я тут же вернулся к исполнению процедур точно по методичке.
Питаться нам надо было за свой счет. Поскольку денег у меня с собой кот наплакал, я экономил на питании как только мог. Весь месяц ходил полуголодный, от голода раздра-жался и еще больше увеличивал нервное напряжение, пытаясь его не выпустить наружу и не сорвать его на пациентах.
А пациенты не дураки. Они всё видели и делали свои выводы. Одна женщина, владелица трех или четырех магазинов в Торжке, сказала мне как бы с сочувствием, но и со скрытой иронией тоже:
- Сергей Иванович, вы человек умный. Я думаю, у вас в багаже, по крайней мере, кандидатская диссертация. Но руки у вас дрожат. Значит, крепко пили. А потом вылечились. Я думаю, так оно и есть!..
Я отшутился и благополучно довел курс лечения этой пациентки до конца. Но она осталась в своем убеждении, что я – излеченный (возможно, ненадолго) алкоголик.
В общем, моя первая и последняя командировка с чудесной медицинской аппаратурой была полна самой беспощадной нервозности, и к концу месяца у меня появились частые головные боли, и я готов был вопить и бесноваться по любому поводу.
Администраторша моя, конечно же, мне этот повод предоставила. Она-таки увидела, что я вернулся к выполнению процедур точно по инструкции, и устроила мне головомойку с нотацией.
В ответ на это я взорвался, и осколки от моего взрыва навсегда уничтожили нашу рабочую бригаду. Мы дошли до крайности в своей разборке: наобзывали друг дружку всякими гадкими словами, рассорились навсегда и прекратили работу после нашей ссоры. Вернее, администраторша-то как раз готова была продолжать несмотря ни на что, а вот я твердо сказал, что сегодня же уезжаю.
Произошло это за два дня до окончания срока нашей командировки.
В тот же вечер мы собрались и уехали. В разные вагоны сели в поезде. А когда вернулись в Питер, - рано, еще до открытия метро, - то стояли возле дверей этого самого метро на расстоянии трех-четырех шагов друг от дружки и старательно друг на дружку не глядели.
Так закончилось мое приобщение к “медицине будущего”…
