15.
И тут вдруг происходит прорыв из запредельности, и жизнь приобретает новое - совершенно фантастическое - качество…
“Слова заполняют пространство и порождают души!..” Откуда пришла ко мне эта фраза?.. Чья она?.. Не знаю… Ничего не знаю!.. Но она пришла… И пустила во мне корни… И стала меня мучить…
Я понимал, что должен разгадать эту фразу… Должен уловить ее глубинный подтекст, ее тайный смысл… Но зачем?.. Но почему?.. Но для чего?.. Не знаю… Ничего не знаю!..
Слово – что это такое?.. Звук, несущий в себе смысл?.. Вибрация и ничего больше?.. Вибрация, модулированная тем значением, которое в слове содержится?.. Той мыслеформой, что всегда в общечеловеческом сознании (или подсознании) связана с данным значением?..
Живая клетка – система вибраций… Живая ткань – система результирующих вибраций… Живой организм – сверхсистема сверхвибраций, собранных и удержанных вместе волей Бога (душой) и волей данной особи (человека)…
Бог есть мыслеформа всех мыслеформ, слово всех слов… Это правильно, хотя и звучит не слишком-то понятно…
В Боге всё есть - в потенции, в возможности… В нём все слова, что когда-либо будут реализованы…
Душа - это всего-навсего определенный набор слов, определенное количество слов… Человек за свою телесную жизнь может их легализовать, активизировать… Может промыслить внутри себя, не высказывая их явно… Может истратить их энергию на элементарные плотские потребности…
Отбыв срок, отмеренный человеку, душа возвращается в Бога… Если её потенциал использован свыше определенного порога, она остается в Боге навеки, будучи реальной… То есть, по сути, являясь бесплотной копией той личности, что ее “реализовала”…
Если же её потенциал остался нереализованным или был истрачен на “дела телесные”, душа, возвращаясь, растворяется в Боге без следа, исчезает из реальности…
16.
Прорыв из запредельности, о коем я сказал выше, осуществил умерший Андрюша. И конечно, жизнь после этого приобрела новое - совершенно фантастическое качество…
Произошло это так. Я собрался варить на завтрак манную кашу на электроплитке. Мама проснулась и терпеливо ждала, пока я ее накормлю.
Крупа была насыпана в стакан и стояла рядом с плиткой. Вода в маленькой кастрюльке нагревалась и готова была закипеть…
Привычные действия не могли отвлечь от привычного утреннего отчаяния. Я стоял на кухне, тупо уставившись в окно, и жалел себя. Такие приступы жалости происходили не каждый день, но все-таки достаточно регулярно. Лейтмотивом их были мысли о том, сколько бы я успел сделать (диссертация и литература) в свои лучшие годы, если бы не мамина болезнь…
Вода закипела. Это побуждало к действиям. Предаваясь привычному отчаянью, я протянул руку к стакану с крупой.
И тут случилось чудо…
Нет, я не буду врать. Не буду говорить, что сразу понял, что передо мной именно чудо…
Я увидел, что кипящая вода вдруг затвердела. И разозлился. И пожалел себя еще горше…
Ну почему со мной вечно должны происходить всякие беды и неурядицы! Ну почему со мной, а не с кем-то по соседству?..
Я глядел на затвердевший кипяток, как на своего врага. Глядел с ненавистью.
Поверхность его была сероватой. И на сероватой поверхности были тут и там раскиданы маленькие черные пятнышки.
Скорее всего, затвердела только верхняя часть кипящей воды. То есть, над кипятком в единый миг образовалась плотная корка.
Но тогда под ней бушует кипяток, - ведь от плитки тепло продолжает в воду поступать. И через какое-то малое время корка треснет, и кипяток выплеснется из кастрюльки. И это будет похоже на взрыв…
Но поскольку взрыва не происходит, и вода не выплескивается, можно, пожалуй, предположить, что вода в кастрюльке отвердела вся целиком. Словно бы насквозь проморозилась…
И как мне прикажете варить кашу?.. И как мне прикажете маму кормить?..
Я стоял, пребывая в жалкой растерянности…
То, что передо мной чудо, я понял немного погодя.
Понял, находясь уже не у себя дома, а совершенно в другом месте…
17.
Потому что вдруг резко пахнуло озоном. И суровый детский голос позвал:
- Иди сюда! Ты мне нужен!..
Я обернулся и увидел, что кухня – впритык к моей спине – перегорожена от пола до потолка желтой прозрачной плоскостью. Этаким суперэкраном.
А за этой плоскостью – в шаге от меня – стоит Андрюшка и строго смотрит на меня.
На Андрюшке синие шелковые штаны, перехваченные снизу белыми ленточками. И такого же цвета камзол, расшитый золотыми цветами, похожими на тюльпаны.
Вместо пуговиц на камзоле – белые тесемочки. Они связаны – одна с другой – в аккуратные бантики.
- Ни фига себе! – сказал я тупо. – Не мешай мне кашу варить!..
- Иди сюда! – повторил Андрюшка. – Дай мне руку!..
Тут до меня дошло, что, повернувшись, я как раз наполовину влез за экран. То есть, пере-сек эту непонятную желтую плоскость.
На кухне было холодно, и левой половиной тела и головы я это ощущал. А там, за экраном, видимо, было лето, и правой половиной тела и головы я чувствовал благодатное тепло. Разделительная линия проходила точнехонько по срединной линии моей обалдевшей башки…
- Ну! – требовательно произнес Андрюшка.
И я, уже совершенно ничего не понимая, протянул ему правую руку.
После этого он действовал не по-детски быстро. Он схватил обеими своими ладошками мою пятерню и резко дернул меня к себе. Прямо как спецназовец какой-то!..
Не ожидая этого, я не сопротивлялся. И не сопротивляясь, влетел за желтый экран.
Тут же Андрюшка отпустил мою руку, отскочил от меня и засмеялся. Смех был не злорадный, не демонический. Нормальный детский смех…
Злость моя – после того, как он засмеялся, - пропала. Я обернулся, собираясь отшагнуть к своей электроплитке.
И увидел, что желтый прозрачный экран исчез. Вместо него была вполне обычная, вполне плотная стена. Правда, она была обтянута желтой блескучей тканью, расшитой желтыми же, почти на ней незаметными, цветами, - такими же, как у Андрюшки на камзоле. Но ткань, естественно, была непроницаемой для взгляда.
Не в силах сразу поверить в свое перемещение в иной мир, я подбежал к стене и больно стукнулся об нее лбом.
- Иатр Силван, что с тобой? – услышал я удивленный голос Андрюшки…
18.
Тут же, после этих слов, на его лице появился испуг. Он даже прикрыл рот правой ладошкой, словно сожалея о том возгласе, что вырвался.
- Зачем ты меня сюда затащил? – вскричал я в свою очередь.
Андрюша ничего не ответил. Он глядел мне под ноги. И на его лице был не просто испуг, а ужас. Настоящий, неподдельный, искренний ужас…
Я осмотрел свои ботинки… Свои брюки… Ботинки, конечно, грязноваты… Брюки давно не глажены и на коленях слегка пузырятся… Но ведь слегка же… Совсем немного…
Андрюша присел на корточки передо мной. И ткнул пальцем в узорчатый паркет.
Я тоже присел…
Его палец указывал… На что?..
Да ни на что!.. Возле моих ног лежали пять красных песчинок… Больше ничего, достойного внимания, на идеально чистом паркете не было. Они, наверное, отвалились с моих подошв…
Ну и что?.. Чему тут ужасаться!.. Подумаешь, чистюля!.. Мало что ли вы, такие чистюли, свинячите на моем отделении в больнице!..
Андрюша поднялся и прижал палец к губам, глядя на меня с каким-то непередаваемым выражением. Мне показалось, что в нем были смешаны разочарование, обида и презрение. Я тоже поднялся. И с силой наступил на красные песчинки, надеясь показать этому зазнавшемуся разряженному парнишке, что не придаю значения таким мелочам… Я нарочно это сделал, хотя и не смог бы сказать – почему…
И тут он снова дернул меня за руку… Просто-таки рванул изо всех сил… Словно решил выхватить из своего мира и отправить обратно к моей электроплитке.
Я открыл рот, собираясь разразиться возмущенным воплем.
Но меня опередили и заглушили. За моей спиной раздался такой полнозвучный вопль, перешедший в рык, что мои собственные звуки замерзли в глотке и упали колючими ледышками в желудок…
В три прыжка я выскочил вслед за Андрюшкой из этого зала, из этого покоя, из этого апартамента…Внезапный ужас подрал меня до последней косточки, как будто космический мороз… Андрюшка и еще какой-то взрослый захлопнули двери и наложили на них засов.
Едва они успели это сделать, в дверь ударился кто-то тяжелый и злобно заверещал. Видимо, понял, что преграду не преодолеть…
- Зову вторую стражу? – спросил Андрюша приглушенным голосом.
- Ну конечно! – так же приглушенно отозвался взрослый.
Андрюшины ноги мягко протопотали, отдаляясь…
Я обернулся – весь во власти внезапной одышки и бешено бьющегося сердца.
Передо мной был осанистый мужчина в расцвете лет. Он был светловолос и большеглаз. Глаза были серо-стальные и глядели с непонятной грустью…
Одет он был так же, как Андрей, - шелковые штаны, перехваченные снизу белыми лентами и такой же камзол. Только у Андрея всё это было синего цвета, - здесь же, у взрослого мужчины, цвет одеяний был коричневый.
- Силван, что случилось? – спросил мужчина. – Где королева?..
- Не знаю, Ваше Величество! – честно ответил я. И про себя удивился: почему я сказал “Ваше Величество”?.. Мы что, знакомы?.. Где же это, спрашивается, мы встречались?..
- Впрочем, и так понятно! – задумчиво произнес мужчина. – Грызлы снова прорвались!.. А королева?.. Где она?..
- Не знаю, Ваше Величество! – повторил я.
- Ты был в ее покоях!.. После твоего визита ее не видел никто!..
Жуткий визг и вой, донесшиеся из-за двери, заглушили его слова.
Я хотел спросить о том, кто такие “грызлы”, и что случилось с королевой, - но не успел.
Набежала стража – восемь человек в металлических рубахах, сшитых из отдельных пластинок. На голове у каждого был шлем, оставляющий открытым лицо.
За плечом у любого стражника висел колчан с луком и стрелами, а на левом боку был короткий меч в изукрашенных узорами ножнах.
Вместе с ними примчался Андрюша. У него за плечами тоже висел лук. Не такой большой, как у взрослых, но тоже вполне впечатляющий.
Прибежавшие мужики выстроились полукругом напротив закрытых дверей. Один – самый дородный – что-то тихо скомандовал. И тогда все они приготовились к бою. То есть, каждый вытащил лук и стрелу из колчана, стрелу наложил на лук и натянул тетиву.
Затем командир подошел к двери, откинул щеколду и отскочил в сторону, занимая свое место в шеренге воинов.
Почти тут же в двери сильно ударили изнутри, и они распахнулись настежь.
Из раскрытых дверей дохнуло таким смрадом, что даже я, стоя достаточно далеко, чуть не задохнулся. А мужики-воины – честь им и хвала! – даже не поморщились, не пошатнулись.
Вслед за смрадом из дверей повалил дым. Может быть, как раз у дыма и был такой отвра-тительный запах?..
Какая-то нелепая и страшная фигура выпятилась сквозь дверь. Представьте себе морду медведя, усеянную острейшими роговыми шипами. На лбу у нее – длинный прямой бивень. Таким человека проткнуть – всё равно, что букашку!
По сторонам бивня сидят налитые кровью бешеные глазки…
Стражники, видимо, - люди бывалые, свою службу знающие хорошо. Именно в эти бешеные глазки они и вогнали в каждый по две стрелы.
Зверь завизжал, и звук его визга резанул по ушам, как ножик. С неожиданной быстротой подстреленная туша отпрыгнула назад и там, невидимая, грохнулась на узорчатый паркет. Видимо, подохла…
Но лучников это не успокоило. Они продолжали с недюжинной сноровкой выпускать стрелу за стрелой туда, за дверь. И там кто-то метался, ревел, сокрушал стены, а затем, убитый, валился на тот же драгоценный паркет, наверняка замазывая его своей кровью…
Андрюша тоже поначалу участвовал в стрельбе. Но затем мужчина, которого я назвал “Ваше Величество”, что-то шепнул ему на ухо, и Андрюша с видимым неудовольствием засунул свой лук в колчан и удалился вместе со своим… Кем?.. Отцом, наверное…
19.
Итак… Что?.. Да ничего!.. Полные непонятки…
Хотя нет!.. Кое-что ясно… Хотя бы то, что меня здесь называют “Силван”… И если меня так называют, значит это мое имя, и я обязан на него откликаться…
Но если я здесь, и меня знают по имени, то, выходит, я что-то значу в этом мире?.. Занимаю какое-то свое место ? .. Понять бы поскорее, - какое ? ..
Да что ж ты, дубина, сообразить-то не можешь!.. Ведь Андрюшка тебя назвал по твоей должности при дворе!.. Как назвал?.. Да совершенно четко и определенно!.. Он сказал: “Иатр Силван!..” А слово “иатр”, насколько мне помнится, означало в древности “врач”…
То есть, моя социальная суть не изменилась, осталась прежней… Как был я врачом, так оным и остался… Переменился только мир вокруг…
И что я могу сказать про него, про этот мир?.. Одно только могу сказать: видимо, я провалился в прошлое… Но как далеко, или, вернее, глубоко, - это еще предстоит понять… И еще - надолго ли?.. Ведь “там”, в мире “моем”, “настоящем” у меня больная мама на руках… Что с ней будет, если я исчезну надолго ? ..
Шум отвлек меня. Откуда-то сбоку появились, громко топоча подкованными сапогами, те самые “спецназовцы”, что бесстрашно истребляли “прорвавшихся” мон-стров. В железных рубахах, с мечами и луками, - ну прямо-таки актеры на съемках кинофильма.
Я смотрел на них оцепенело и не мог пошевелиться. В мозгу снова и снова звучал, не переставая, один и тот же вопрос: что все-таки случилось?..
В моем мире Андрюша умер. В этом мире он жив.
Что же получается?.. Я собрался варить манную кашу для своей больной мамы. Закипевшая вода вдруг затвердела… И…
Что?..
Я тоже умер?.. По-моему, такой вывод прямо-таки напрашивается.
Но как можно умереть, не заметив этого?..
Хотя постойте!.. Появилась непонятная плоскость, перегородившая кухню… И Андрюшка буквально втащил меня сквозь нее… Вот сюда… К себе…
Нашелся!.. Нашелся момент смерти!.. Я не просто перескочил из мира в мир… Я умер в мире одном, чтобы оказаться в другом…
Но как же мама?.. Как же она без меня?.. Парализованная… Неподвижная, как бревно…
Ответ простой и жестокий… Она умрет без меня…
Но если умрет, значит, окажется здесь?.. И буду я за ней тут ухаживать!.. Я ведь уже успел приметить, что жить здесь можно… Несмотря на некоторые неудобства…
Таким образом, я себя немного успокоил. А успокоившись, начал потихоньку “оттаивать…”
Первым делом - огляделся…
Ну что?.. Длинный прямой коридор… Никого в нем, кроме меня… Никакого тебе “спецназа”… Никаких тебе монстров…
Факелы в металлических держалках горят ярко и ровно, без копоти. Стены облицованы темно-коричневыми деревянными панелями. В стены вделан ряд зеркал.
Высоких, в рост человека… Они чередуются… Зеркало справа… Затем - метров через десять - зеркало слева… И так далее…
Зеркала странные… Или - вернее сказать - не нормальные… Я, конечно, не удержался, - попробовал в одно глянуть… Куда там!.. Оно ничего не отражает. Снизу доверху заткано серебристой паутинкой.
Причем пока к зеркалу не подойдешь и видишь его под углом, - оно, вроде бы, чистое. А когда станешь напротив, тут же вот она - паутинка! И ни фига не видать!.. Голография какая-то!..
Я шел и шел по этому коридору. Вспомнилось читанное: когда умираешь и выходишь из тела, перед тобой открывается тоннель или коридор. Прямо как сейчас…
Но я-то сейчас, наверное, не умираю во второй раз?.. Просто иду себе куда-то…
Тут впереди показались двустворчатые металлические двери, покрытые выпуклыми фигурками…
Вот куда, оказывается, меня вел коридор.
Чем ближе я подходил, тем детальнее видел надверные изображения. Тут, в основном, были сцены бесконечных битв. То всадники сражались со всадниками… То пешие с пешими… То всадники или пешие с какими-то зверями…
Были и растительные мотивы - цветы, плоды, листья. Но они выглядели скромно и ютились по окраинкам…
Дойдя до дверей, я остановился… Постучаться?.. Или войти просто так, безо всякого стука?..
Поскольку я был интеллигентом и, следовательно, человеком воспитанным, то, помедлив немного, выбрал первый вариант… Постучался…
Коварная дверь ответила на мой не сильный стук неприлично громким гулом.
Я потянул на себя правую створку. Она отворилась неожиданно бесшумно.
Войдя, я аккуратно прикрыл дверь за собой.
Так… Что тут у нас?..
Большая комната… Или дворцовые помещения - это не комнаты, а покои?..
Стены завешаны гобеленами. На них - также, как на дверях - бесконечные военные сцены. Но сделаны очень красиво. Настоящие произведения искусства.
Посредине комнаты - то бишь, покоя - огромный стол (в предыдущем мире я бы назвал его письменным), заваленный свитками бумаг и географическими картами.
За столом сидит тот, кого здесь называют “Ваше Величество”. Импозантный мужик, надо признать. На голливудского киногероя тянет однозначно.
Рядом с ним сидит один из тех “спецназовцев”, которых я недавно лицезрел. Ему лет за сорок, и он тоже весьма киногеничен. Волосы красиво курчавятся, и просверки седины в них выглядят очень благородно.
Оба смотрят на меня. Объяснений, что ли, ждут?.. Ну и что я им скажу?..
- Иатр Силван, мы тебя заждались! - говорит “Ваше Величество” с мягкой укоризной.
- Наконец-то!.. - ворчливо добавляет “спецназовец”.
Тут, конечно, надо извиняться. И я смущенно лепечу :
- Прошу прощения!..
- Садись!.. - “Величество” показывает рукой на третий - незанятый - стул.
Он обтянут красным бархатом и расшит золотыми розами. Высокая спинка прихотливо изогнута.
Я опускаюсь на него и ощущаю, какой он мягкий и удобный.
- Полковник! - приглашающе говорит “Величество”.
- Государь, это большая тайна!.. Посвящать в нее иатра Силвана…
- Я разрешил!.. Никаких сомнений!.. Вперед!..
- Повинуюсь!.. - полковник хмурится и делает явное усилие, преодолевая себя. - Первое : королева пропала! Об этом я уже докладывал! Но это еще не всё!..
- По ее розыску что сделано?
- Во дворце удвоены посты! Идет осмотр всех дворцовых помещений! В город высланы дозоры! Осведомители во всех слоях общества оповещены! Глашатаи готовы объявлять награду за любые сведения о королеве!..
- Так!.. Теперь что там еще?..
- Позавчера ночная стража, приставленная к покоям принца, донесла…
- Ну!..
- Донесла, что из покоев принца слышен странный шум…
- Ну же!..
- Когда один из стражников туда заглянул…
- Вперед, полковник!
- Он увидел, что принц…
- Ну!.. Что?..
- Принц превращается!..
- В кого?.. Во что?..
- В какого-то зверя!.. Такие у нас не водятся!.. Лицо сделалось мордой, похожей то ли на кабанью, то ли на медвежью… Она была покрыта чешуей… А глаза были ярко-красными… Руки стали…
- Лапами?..
- Нет, щупальцами… Причем, каждая рука заместилась целым пучком этих самых щупалец…
- А что потом?..
- Принц метался от стены к стене… Потом сел на постель и…
- И что?..
- И заплакал…
- Бедный ребенок!.. А потом?..
- Больше стражники ничего не видели… Испугались и закрыли дверь…
- А утром?.. Утром что было?..
- Ничего!.. Принц выглядел как всегда!..
- Иатр Силван! Ты всё слышал?
- Да, Ваше Величество!
- Принц явно заболел!.. Это государственная тайна! Никто, кроме нас троих, об этом знать не должен! Ты, Силван, найдешь причину болезни и лекарство от нее! Надеюсь, тебе всё понятно?..
20.
Ответить я не успел.
Безо всякого предупреждения…
Безо всякой подготовки…
Вдруг оказался на кухне маминой квартиры возле электроплитки…
Кипящая в ковшике вода всё ещё была застывшей… Покрытой твердой, серовато-беловатой коркой…
- Что за фигня? - сказал я возмущенно.
И тут же, - словно звуки моего голоса ее растворили, - корка растаяла, и кипящая вода забурлила самым банальным образом…
А я взял стакан с приготовленной манной крупой и стал из него потихоньку высыпать в воду, помешивая…
Манная каша у меня всегда получается очень вкусной.
Во всяком случае, маме она нравится…
Я доварил кашу, подсластил ее и помаслил и понес в комнату.
Мама возлежала на своей постели. И в ее параличной неподвижности мне вдруг почудилась королевская величавость.
Слегка остудив кашу, я кормил маму с ложечки и думал о том, что со мной происходит. Версии сложились три. Первая: я сошел с ума, и всё, что вне обычного ухода за мамой, мне мерещится… Вторая: все эти переходы или перескоки реальны, несмотря на их фантастичность… И третья: я все-таки умер, и мама тоже умерла. И наша первая загробная встреча один к одному повторила то, что было в мире земном…
Третья версия была самая плохая, и мне очень хотелось ее сразу отбросить. Если в нее поверить, это бы значило, что теперь я буду целую вечность здесь, - в Загробье, - обслуживать парализованную маму. Такая перспектива была слишком мрачной…
Первая версия - о сумасшествии - тоже исключалась, поскольку безумные, насколько я знаю, своего безумия не осознают…
Значит, оставалась версия вторая, и я ее принял, чтобы не думать ни о третьей, ни о первой. Итак, всё происходит в реальности, и какая-то сила, которой я управлять не могу, бросает меня из одного мира в другой. Поскольку я не могу влиять на процесс перемещения, остается примириться с его непредсказуемостью…
Так я и сделал. Стал продолжать свою “обычную” жизнь, задвинув подальше воспоминания о жизни второй - “необычной”.
Надо было что-то придумывать. Я был сиделкой год за годом, а ведь мог бы за эти годы и диссертацию защитить, и написать кучу рассказов или даже два-три романа. Обслуживать тяжелого больного - труд нелегкий. Но в качестве основного содержания жизни я никак не мог его воспринять. Мое бытие “сиделки” было занятием временным, не постоянным. Очень затянувшимся, но все равно временным.
Мой уход позволял маме прожить годы, которые без меня она бы прожить не смогла. Но во мне эти годы рождали раздвоенность, напряженность, досаду и злость.
Как я теперь понимаю, внешне мои действия, мое существование выглядели как полное самоотречение, полный отказ от себя. Но внутренне я оставался человеком, не сумевшим преодолеть собственное “эго”. Внутри себя я ощущал годы возле мамы как поражение, как жизненный крах. Научные и литературные амбиции никак не хотели умирать: корчились, жалили, кололи… Любовь к маме и любовь к себе столкнулись в непримиримом поединке, и я, измотанный этим бессловесным, мучительным боем, год за годом отступал, отступал, отступал…
Надо было что-то придумывать, чтобы прервать эту изнуряющую монотонность…
Я сидел в Березовке возле мамы. Жена с двумя сыновьями жила в городе у своих родителей. Оторванность от семьи была еще одним угнетающим фактором. Очень сильно угнетающим, поскольку я безумно любил и жену, и детей…
Изменения начались, когда жена стала приезжать по выходным ко мне в Березовку. Ребятишек она, конечно, не привозила, но уже то, что приезжала сама, было “ярким светом в окошке”…
Денег у нас, естественно, было мало. Родители Галки были скуповатыми и не склонными нам помогать. Поэтому мы, встречаясь, думали, что бы изобрести…
И ведь придумали, в конце-то концов… Решили организовать акцию по изданию моей книги “Рецепты природы”.
Дело в том, что, еще работая на кафедре, я прорабатывал много литературы по фитотерапии. Собирал рецептуру. Выписывал рецепты на оборотной стороне перфокарт, которых у меня было в изобилии. Так и этак перетасовывал перфокарты. Раскладывал из них пасьянсы. И в конце концов придумал собственную всеобщую классификацию фиторецептов. Основываясь на ней, я и написал “Рецепты природы” в трех книгах.
Теперь надо было всё это издать. Денег у нас не было. Нужно было как-то нестандартно обойти безденежье. И мы-таки его обошли…
Жена меня стала по выходным отпускать из Березовки. Получив свободные дни, я приехал в редакцию районной газеты и договорился с ними о совместных действиях.
В газете было опубликовано объявление о проведении подписки на “Рецепты природы”. Был также опубликован подписной абонемент…
Затем, в ближайшие выходные, я воссел в редакционной комнатке, которую мне отвели. Вместе со мной был сотрудник редакции, выделенный мне в помощь.
И мы с ним стали работать.
Затея наша удалась блестяще. Народ повалил валом. Думаю, это получилось потому, что “Рецепты природы” были действительно необычным изданием и на фоне “стандартных” книжек о лекарственных растениях выглядели привлекательно.
Четыре “подписных” выходных были заполнены работой до отказа. В конце каждого дня у меня на руках скапливалась “толстое” количество денег и корешков от подписных абонементов.
Деньги я клал в сберкассу на свою сберкнижку. В те времена с зарплатами и пенсиями было плохо. И когда я приходил с деньгами - с большими деньгами, - бабульки, томящиеся в очереди, меня благодарили: “Спасибо вам! Теперь нам пенсию смогут дать! ”
И я, такой же нищий, ощущал смущение и некий стыд от того, что меня принимают за богатея. А потом - в конце нашей кампании - и гордость какая-то подленькая появилась… Гордячество… Гордыня…
Собрав деньги, я заключил договор с издательством “ЛИК”, и оно, почти полгода спустя, выпустило трехтомные “Рецепты природы” тиражом десять тысяч экземпляров.
Часть тиража, которая оставалась нам, мы привезли на машине издательства на Галкину квартиру. Те же книги, что предназначались подписчикам, мы доставили на редакционном авто в райцентр и поместили в комнату, где подписка происходила.
Следующие четыре выходных мы выдавали книги тем, у кого на руках были наши абонементы…
А потом началась эпопея с нашим остатком тиража. Остаток был довольно внушительный. Пачки книг лежали вдоль всего коридора, в нашей с Галкой комнате, в комнате Галкиных родителей. Только в комнате сыновей их не было…
Приезжая в город, я нагружал книгами хозяйственную тележку, объемистый рюкзак и две маленьких сумки. Каждому сыну давал по сумке, а сам волок тележку и рюкзак.
Нагруженные таким образом, мы доезжали на метро до центра города и там, на каком-нибудь людном углу останавливались. Я выставлял трехтомничек для всеобщего обозрения прямо на тележке, и начиналась торговля. Книжки раскупались быстро, поскольку цену мы назначали невысокую. Рекорд свой личный мы поставили возле одного завода: распродали всё, что привезли, за пятнадцать минут. Потом мы его повторили на Невском, неподалеку от станции метро “Маяковская”…
Милиция, естественно, к нам пыталась приставать. Но поскольку тогда перестройка была на подъеме, и неразберихи хватало, я смущал ментов тем, что сам являюсь автором и сам продаю свое произведение. Такое случалось редко, и милиция, видимо, никаких инструкций на эту тему не имела…
Позже нас начали гонять, но поскольку я был автором, что подтверждали издательские бумаги, и, следовательно, не спекулянтом, то гоняли нас вежливо…
Мои сыновья очень нравились прохожим женщинам, и это, в какой-то степени, тоже помогало торговле. Остановится какая-нибудь леди возле нас, глянет на мальчишек и расцветает улыбкой.
- Это ваши симпатяшки? - спрашивает у меня. И когда я подтверждаю, покупает экземпляр нашего трехтомничка…
Где только мы не торговали!.. Пол-города объехали, и даже на железнодорожных станциях - к примеру, Пери, Ручьи - успешно умудрялись отработать.
А возле Балтийского вокзала к нам всерьез пристали бандиты. Тогда у нас уже был маленький самодельный столик, что при разборке превращался в удобный чемоданчик.
И подошли к нам однажды два неприятных типа. У них были тупые сытые морды и совершенно безмысленные глаза.
Я, как только понял, кто эти двое, тихонько приказал ребятишкам отойти от меня подальше, но оставаться на виду…
Двое принялись с наглым напором требовать у меня денег.
- Ты глянь! - вещал один, обводя широким жестом привокзальную площадь. - видишь всех этих торгашей! Все они нам платят! Так почему же ты не должен! Давай, отстегивай!..
В ответ я им говорил про мелочность нашего “бизнеса”, про ничтожность доходов. Но им это было по фигу. Они продолжали требовать…
Я не менее упорно возражал: говорил, что семья большая, что даже на еду не хватает, а тем более на одежду и обувь.
Они опять талдычили про то, что всё у них “схвачено.” Я возражал, не соглашался. Пытался их усовестить, - мол, несолидно что-то требовать у такой мелкоты, как я…
Так мы препирались довольно долго… Решающим доводом в мою пользу оказалось то, что я поднял правую ногу и показал им, что на моем полуботинке - глубоко треснувшая подошва, которая практически развалила мою обувку на две части…
Тогда эти хмыри - дешевые бандитские “шестерки” по сути - поняли, что с меня, действительно, ничего не слупишь, плюнули и неторопливо удалились, пробурчав напоследок что-то, видимо, оскорбительное для меня. Но я постарался не услышать их бурчание…
Тот день был явно неудачным для нас. Потому что буквально минут через десять после бандитов к нам подвалил молодой, хитроглазый мент и потребовал наши бумаги. Когда выяснилось, что официального разрешения на торговлю у нас нет, он очень вежливо, даже ласково, с некоторой как бы укоризной к самому себе, заявил, что должен препроводить нас в отделение, где людям, подобным нам, прочитают лекцию о правилах работы на улице…
Отделение было недалеко. Приведя нас, мент тут же изменил свои повадки и резко доложил о нас, как о злостных нарушителях. А уходя, поглядел на нас насмешливо. Дежурный отнес то, что у нас было - издательские бумаги и мое удостоверение члена Союза писателей - в кабинет начальнику отделения, и мы стали ждать.
Приходили опера в штатском, о чем-то шушукались с дежурным. У них был вид людей, глубоко пораженных Злом и Тьмою, и я подумал, что эта профессия не такая уж и романтичная, как о ней пишут порой в детективах.
Потом вдруг вышел сам начальник, отдал мне бумаги и вежливо попросил без должных документальных разрешений больше не появляться на его территории…
После этого двойного наезда - бандитского и ментовского - я чувствовал себя вымотанным до предела. Но ребятишки мои, похоже, ничего не поняли, ибо я старательно бодрился…
Едва мы успели продать последние книги, как со мной случился удар. Я ехал из районной администрации, где пытался легализовать свое “предпринимательство”. Вагон метро был переполнен как всегда. Я стоял, прижатый к стенке. И вдруг свет в вагоне словно бы померк, всё окрасилось в зеленые тона, и настала тьма…
Очнулся я быстро. Но уже не в стоячем положении, а в лежачем. Валялся на вагонном полу, и кто-то помогал мне подняться. Я был не в себе и не видел тех, кто меня поднимал, кто освобождал сидячее место, кто сочувственно предлагал мне присесть.
- У вас лицо совсем белое! - сказал кто-то. - Наверное, сердце не в порядке!..
Я про себя подумал, что это, скорее всего, небольшой инсульт, но высказать вслух свой диагноз был не в силах.
Дома я улегся на диван и два выходных провалялся без дела, потому что внутри головы словно бы плескался раскаленный свинец, и только лежа можно было его почти не чувствовать…
21.
Зато пока лежал, я придумал, чем заниматься дальше. В те выходные, что будут впереди…
В двух трамвайных остановках от нас был магазин “Старая книга”. Можно там брать книги - самые дешевые - и с небольшой наценкой перепродавать их где-нибудь неподалеку от нашего дома. Быть уличным продавцом мне вроде как бы уже привычно…
Так я и сделал неделю спустя. Голова еще болела. “Расплавленный свинец” еще в ней поплескивал. Но это можно было терпеть. Главное - не потерять ту небольшую возможность подработать, что появилась, придумалась…
Новое дело, на удивление, пошло хорошо. Может быть, просто потому, что мы с ребятами выбрали удачное место. Мы встали у фасада огромного “Детского мира”, отступив метров на десять от главного входа. Многие посетители универмага проходили мимо нас и поневоле на нас поглядывали. Женщин, конечно, привлекали мои мальчишки-симпатяшки. (Сыновья у нас с Галкой были, действительно, не просто ребятишки, а сплошное очарование, сплошной восторг).
Мужики клевали на наши невысокие цены. Мы продавали книги всего на пять рублей дороже, чем покупали. Казалось бы, что тут заработаешь!.. Но бывали дни, когда выручка в десятки раз превышала то, что потрачено было на закупку.
Затем мы дошли до того, что превратили наш уличный стол в мини-подобие магазина “Старая книга”.
Мы объявили постоянным покупателям, - а те разнесли весть по округе, - что мы принимаем книги от населения. Человек приходил, показывал, что принес; я производил отбор. Отобранные книги переписывал на бумажный лист, возле каждого наименования проставляя продажную цену. В конце списка сдатчик расписывался и обозначал дату. Затем он периодически мог подходить к столу в дни нашей торговли, и я находил в папке его лист, в коем уже были отмечены те его книги, что проданы. Вслух - чтобы человек мог проверить - я подсчитывал стоимость проданных книг, вслух вычислял те тридцать процентов, что причитались нам, а остальное выплачивал сдатчику.
Алешка - мой младший сын - обычную стирательную резинку превратил в штамп. Он вырезал в ней буквы в зеркальном изображении - “ПТП СП”, - что означало “Передвижной торговый пункт Союза писателей”. И я, прижимая резинку к штемпельной подушке, ставил затем эти буквы в правом верхнем углу каждого чистого листа бумаги, предназначенного для очередного сдатчика…
На каждой принятой книге мы надписывали ее цену. Для этого Алешка сделал еще один штампик, испортив еще одну “стиралку”. Штампик оставлял на внутренней стороне обложки лиловый квадратик. Внутри квадратика вырисовывалась буква “А”. Я не знаю, почему именно “А”, а не любая другая буква алфавита. Мы просто-напросто слизали такое графическое оформление цены с того “большого” магазина, в котором закупали книги первоначально…
Утром мы, как волы, впрягались в свои упряжки. Я вез груженую под завязку тележку, с какими обычно ездят дачники. Кроме того, на спине был большой рюкзак, тоже доверху набитый. А ребята несли каждый по маленькому детскому рюкзачку.
Однажды, когда мы только вышли из дома, к нам как-то очень ловко, сразу и слева и справа, вдруг подошли два мужика, и оказалось, что они - сотрудники угрозыска. То есть, проще сказать, опера…
Они насели на меня с расспросами. Видимо, думали, что мы - воры, вывозящие добычу. Но я их разочаровал, показав наши бумаги, которые к тому времени, слава богу, были в порядке.
Да, наш “мини-магазин” дал нам возможность получить все необходимые разрешения в районной администрации и заплатить все необходимые поборы. Затем мы регулярно и довольно много выплачивали за продление наших полномочий…
Мешала работать моя “книгочейская” жадность. Если кто-то сдавал книгу поредче и поинтересней, то я такую (или такие) увозил в Березовку, а на продажу, конечно, не выставлял. Если бы не эта моя жадность, доходы наши могли бы стать более высокими…
Летом работать было легко. А вот зимой порою приходилось тяжко.
Как-то я вылез на улицу один (без ребят) в минус двадцать два градуса по Цельсию. И отстоял свои часы. И даже что-то умудрился заработать.
Зато когда приволок непроданные книги назад и вошел с мороза в теплую парадную, в мои руки вдруг воткнулись сотни острейших иголок, и я корчился, шипел и даже плакал от боли. Хорошо, что никто из своих квартир в это время не выглядывал…
Потом кожа слезла с двух верхних фаланг на всех пальцах, но это было уже не больно…
А потом…
22.
Я вдруг снова оказался во дворце…
- Надеюсь, вам все понятно?.. - спросил король.
- Да, Ваше Величество! - я склонил голову и боковым зрением увидел, что полковник уже на ногах и как-то очень ловко пятится к двери.
Я последовал за ним, стараясь точно копировать его движения.
Когда мы затворили дверные створки, полковник спросил полушепотом:
- Что с тобой, Силван ? ..
Из его слов я сделал вывод, что мы с ним - на “ты”. Значит, по крайней мере, в приятельских, а то и в дружеских отношениях.
Второй вывод из его слов: он заметил в моем поведении что-то неладное, неправильное. Значит, нужно срочно придумать объяснение.
- Тьма вступила в мою голову! - тихо сказал я. - Многое стал забывать!..
- Может, тебя сглазили! - сочувственно произнес он, медленно двигаясь по коридору. - Никого не подозреваешь?..
- Никого! - я изобразил сокрушенность. - Поможешь мне всё вспомнить?..
- Пошли ко мне! - предложил он.
Я кивнул и благодарно ему улыбнулся.
Дальше мы двигались молча.
- Что это за зеркала? - вдруг вспомнил я. - Почему они паутиной затянуты?..
- Ты что?.. - вскинулся он. Затем звучно хлопнул себя по лбу. - Ах да!.. Прости!.. Это не зеркала!.. Это выходы!.. “Паутина” - зашита от бегства и от вторжения!..
Я хотел продолжить расспросы: что за выходы такие?.. куда ведут?.. Но постеснялся…
Мы свернули вправо. В следующем коридоре зеркал не было. И факелов было поменьше. И стены были из отполированного светло-серого камня, излучающего хо-лод.
Затем были еще два коридора. На их стенах - те же редкие факелы. Только камень, из коего стены сложены, потемнее…
В конце концов, мы остановились возле довольно скромной двери высотой в полтора обычных человеческих роста. На ее коричневатых деревянных створках тут и там разбросаны были перекрещенные сабли и пушечные стволы. Они так искусно вырезаны были неведомыми умельцами, что хотелось прикоснуться к ним, чтобы убедиться в их вещности…
Разве не говорит очень ясно, очень громко эта дверь, что там, за ней, живет военный?..
Полковник снял со стены факел и повел рукой, приглашая.
Едва мы вошли в его обиталище, я сразу завертел головой во все стороны, будучи не в силах сдержаться.
Во всех четырех углах стояли сверкающие металлические фигуры. Это, конечно, были пустые рыцарские латы. Но как они красивы! Как внушительны! Невольная робость появляется при взгляде на них… Хотя по высоте своей они скорее для подростка годятся, чем для взрослого…
Стены обшиты желтыми деревянными панелями. На них - от пола до потолка – раз-вешано оружие. Кинжалы с короткими и длинными, прямыми и изогнутыми клинками. Шпаги, рапиры, эспадроны, сабли… Мечи… Арбалеты… Луки и стрелы…
Мушкеты… Ружья, стволы и приклады которых отделаны золотом и серебром…
- Зачем тебе столько, полковник?.. - первое, что я смог вымолвить.
- Силван, ты и впрямь видно сдвинулся с ума! - сказал полковник грубовато.
Он открыл сундук, стоявший у стены, и вынул оттуда глиняную бутыль, расписанную красными цветами, похожими на ромашки. Водрузив бутыль на стол, властно занявший середину помещения, он вынул из сундука две вместительных глиняных кружки, расписанных так же, как бутыль.
- Садись! - пригласил меня радушно и ногой выдвинул из-под стола грубо сработанный деревянный табурет.
Я присел к столу. Полковник нашарил для себя второй табурет и плюхнулся на него. Затем он, раскачав, вытащил из горлышка бутыли толстую пробку, положил ее на стол и, поднеся бутыль к своему красному приплюснутому носу, шумно вдохнул воздух.
- А-аа!.. - прорычал восторженно. - Какой аромат!..
В воздухе, действительно, распространился приятный винный дух. Я почувствовал сухость в горле и жажду и непроизвольно сглотнул.
Полковник добродушно хохотнул, услышав это, и разлил напиток по кружкам. В каждую кружку влезало, на взгляд, уж никак не меньше литра.
Вино было темно-красным, густым.
- За тебя, Силван! - жизнерадостно провозгласил полковник. - За то, чтобы память вернул и принца вылечил!
Мы стукнули кружку о кружку, и полковник принялся лакать - громко и с явным наслаждением.
Я осторожно пригубил. Вино было похожим на кагор: сладким и терпким.
Перестав опасаться, я отпил из кружки основательно и почувствовал в голове и в теле приятную теплоту и воспаренность.
- Пей до дна! Не то обижусь! - приказал полковник, увидев, что я вознамерился поставить кружку.
Глянул он при этом так остро и подозрительно, что я почувствовал, как по спине промчался холодок страха. Не такой он простой, его благородие, каким кажется! Держи ушки на макушке, доктор!..
Я допил вино, остававшееся в кружке, и звучно впечатал ее в стол.
- Уф!.. - полковник вытер тыльной стороной ладони пот со лба. - Теперь спрашивай!
- Как давно я тут? - выпалил я первое, что пришло в голову.
- От рождения принца! - сказал полковник. - Вы вместе появились во дворце: он и ты! Астролог сказал, что ваши судьбы связаны!
- Откуда я прибыл?
- Из Русинии, конечно! Русинич ты, Силван!
- А ты ?
- А я - вербландец!
- Значит, это королевство…
- …Вербланд!
- И короля зовут…
- Квинтус!..
- А принца…
- Ард!..
- А тебя, прости?..
- Бунтур!.. Ну хватит вспоминать!.. Давай еще по кружечке!..
Полковник неторопливо набулькал вина себе и мне.
Мы выпили… А потом выпили еще… И еще…
23.
Как я понял, Вербланд примыкает к южной границе Русинии. Это последнее, что я успел понять перед тем, как отключился…
Пришел я в себя все там же: в покоях полковника Бунтура. Похмелье было не тяжелым: только сухость в горле да какая-то “пустая” голова.
Я лежал одетый на спартанской кровати полковника. Скорее даже не на кровати, - на койке.
А полковник?.. Вот он!.. Спит себе, сидя за столом, положив голову на руки…
Ну что же!.. Торопиться вставать не будем!.. Пока день не завертелся, есть время немножко подумать…
Что я знаю твердо?.. Твердо я знаю одно: жить мне отныне предстоит сразу в двух мирах… Да и тут сомнение: “сразу” ли?..
Как я понял, мое бытие в обоих мирах длится практически непрерывно. Я исчезаю из мира “первого”, проживаю какой-то отрезок времени в мире “втором”, а затем снова возвращаюсь в мир “первый” - в тот же самый “миг исчезновения”. Аналоги-чно все происходит и в мире “втором”…
Как это происходит?.. За что мне дана такая судьба?.. Этого я понять не в силах…
Хотя могу предположить: высшие силы разгневались на меня за то, что в мире “пе-рвом” не сумел спасти мальчика Андрюшу… Разгневались и дали мне шанс попытаться его спасти в мире “втором”…
Или еще одно объяснение напрашивается. Не существует единого времени для всех миров. Свое время - в мире “первом”. И совершенно отличное от него, “другое” время - в мире “втором”…
Можно, пожалуй, принять эти мои домыслы за рабочие гипотезы, ибо другого ничего я пока что придумать не могу.
Самым таинственным и необъяснимым остается момент перехода, момент скачка из одного времени в другое…
Может быть, когда я выскакиваю из времени одного, оно, это покинутое время, останавливается, замирает?.. То есть, если смотреть шире и глубже, окаменевает, прекращает двигаться весь мир, оставленный мною… А импульс моего возвращения сдвигает покинутый мир с мертвой точки, подталкивает его, вновь придает ему подвижность…
Хотя такие мысли бесспорно, однозначно параноидальны, но что уж тут поделаешь, если моя ситуация никоим образом не укладывается в рамки обыденной, привычной психики…
Что еще я узнал?..
Имя короля - Квинтус… Андрюша тут - не Андрюша, а принц Ард… Полковник Бунтур - мужик вполне свойский. Хотя, конечно, и хитрован, в какой-то мере… Но живя при дворце, хочешь – не хочешь, а станешь хитрым и изворотливым. Иначе не выжить. Какой дворец без интриг, без подковерной возни!..
24.
Тут мой полковник приподнял от стола свою буйную головушку и смачно рыгнул.
- Силван! Мы всегда были заодно! Надеюсь, хоть это ты не забыл?..
- Бунтур! - ответил я в тон. - Я с тобой по-прежнему!.. Но принц!.. Как с ним быть?..
- Сегодня не спи! Я приду к полуночи! Присмотрим за парнем!..
- А до этого?.. Что я должен делать ? ..
- Ну, зайди к королю! Справься о здоровье!.. Потом - к принцу!.. Осмотри его! Нет ли знаков болезни!..
- Ну конечно, Бунтур! Всё как обычно!.. - постарался я улыбнуться и ушел от полковника. Хотя на самом-то деле не улыбаться мне хотелось, а рухнуть на пол и заснуть мертвым сном! Или даже заснуть стоя, как спят лошади…
Лишь пройдя несколько коридоров, я спохватился: где она, королевская опочивальня?..
Вся эта роскошь!.. Она удручающе однообразна!.. Бесконечное повторение одного и того же!..
Эти стены!.. Эти факелы в бронзовых держалках!.. Романтики хреновы!.. Лучше бы электричество провели!..
Тут мне навстречу попался какой-то усач “а ля д,Артаньян”. Тоже, небось, гасконец!..
- Сударь, вы не подскажете, как пройти в опочивальню короля?..
- Один поворот налево! И второй поворот! А там увидите!.. - он величаво прошествовал мимо меня, а я ринулся вперед, забыв поблагодарить случайного подсказчика…
Миновав два поворота, я оказался возле очередных “музейных” дверей. Они были из светлого дерева и покрыты выпуклой резьбой. Основные мотивы резьбы: Луна и звезды, листья, цветы и плоды, мужские и женские тела…
Возле дверей - слева и справа - застыли два стража в железных рыцарских латах. Забрала на шлемах были опущены. Ни лиц, ни глаз я не мог увидеть. В руках у них были алебарды на длинных - выше их голов - древках.
Я попытался прошагнуть между ними. Но алебарды со стуком скрестились перед моим носом. Нельзя, братец!.. Не шали!..
Ну что же!.. Нельзя – так нельзя!.. Король наверно еще не встал… Или еще не позавтракал… Или занят важными государственными делами…
Я побрел дальше… И куда мне теперь?.. Да к принцу, конечно!.. К Андрюшке!.. То бишь, к Арду!.. Что там у него за болезнь такая - “превращенческая”?..
Если бы мне в мире “первом” сказали, что мой пациент в кого-то там превращается иного, не человека, - я бы счел это за дурной розыгрыш. А здесь… Ну что ж!.. Может быть, оно и в самом деле так!..
Я брел себе потихоньку, совсем забыв о том, что надо бы определиться, спросить у кого-то, где принц…
Но никакие любезные “д,Артаньяны” мне навстречу больше не попадались…
Зато Андрюшка - тьфу ты, Ард! - вдруг сам выскочил в коридор из-за маленькой скромной двери… Будто нарочно меня поджидал…
Был он в длинной - почти до пола - белой ночной рубашке. Светлые волосы, явно с утра еще не расчесанные, беспорядком своим похожие на бесшумный взрыв, красивым нимбом окружали его лицо и, по лебединому изгибаясь, лежали на плечах.
Ни одного стражника возле его двери не было. Неужели стража принцу не полагается?..
- Силван! Тебя долго не было! - звонко сказал принц и улыбнулся.
Его улыбка была так обаятельна и добра, что я почему-то сразу вспомнил “Малень-кого принца” Антуана де Сент-Экзюпери.
- Заходи! - он схватил меня за руку и потащил в свои покои.
“Покои” оказались небольшой, по дворцовым меркам, комнатой (около двадцати квадратных метров).
Обстановка была похожа на ту, что я видел у полковника: такая же спартанская. Узкая деревянная кровать, на спинке которой висит аккуратно сложенное темно-желтое покрывало. Посредине комнаты - квадратный стол из сосновых досок, - над ним явственно витает приятный смолистый дух. Рядом - два стула, тоже сработанные из сосны.
В той стене, что напротив входа, - еще две маленьких дверки. Одна - слева, другая - справа. Между этими дверками во всю стену - единственный предмет роскоши: гобелен. На нем изображена королевская охота. Сам король - бородатый, с короной на голове, естественно, в центре композиции. На нем фиолетовый камзол и красный плащ.
Вокруг его коня - свора остромордых собак. А вокруг собак - дремучий, тесный, то синий, то зеленый лес.
- Что у тебя там? - я указал поочередно на дверки.
- А ты будто не знаешь? - удивился принц. - Там - одежда!.. А там - ванна и туалет!..
- У меня провалы в памяти! - сказал я. - Старею, наверно!.. Ты мне расскажи, пожалуйста, всё про дворец и про ваше государство!
- Про всё рассказывать - долго! - сказал принц задумчиво. - Ты лучше спрашивай! А я буду отвечать!..
Мы присели рядышком на кровать. И я начал расспрашивать…
25.
И сразу попал впросак.
- Скажи, а королеву вашу как зовут? – спросил у Андрюши. – Я могу с ней встретиться?
Андрей, то бишь принц, побледнел после моих слов и опустил голову.
- Ее нет! – сказал, не глядя на меня.
- Извини! – сказал я, решив про себя, что королева умерла.
- Ей похитил…
Андрей замолчал.
- Кто? – спросил я.
- Он, Повелитель!..
- Какой Повелитель?.. Король что ли?..
И тут мальчишка взорвался. Глянул на меня исподлобья злыми глазами и заблажил:
- Ты дурак, Силван!.. Ты хоть что-то помнишь?..
- Наверное, ничего!.. – сказал я честно. – Ты уж не сердись, твое величество!
- Я не “величество”! Я – “высочество”!..
Андрей как-то сразу сник и стал печален.
- Если ты про Повелителя Слов забыл…
Он не договорил и поглядел на меня с таким сочувствием и сожалением, с каким обычно глядят на безнадежных больных.
(Вообще-то кто его знает! Может, я, действительно, таковой!)
- Значит, помимо короля, твоего отца, существует еще одна правящая сила? – спросил я чинно. – Я правильно понял?
- Я удивлен, Силван, - сказал Андрюшка язвительно, - что ты еще можешь хоть что-то понять!..
Вот поросенок!.. Он еще издевается над бедным склеротичным иатром!..
- Итак, - терпеливо продолжал я, - проясним, кто же такой Повелитель Слов?..
- Не так сразу, Силван!.. Есть, как тебе, конечно, неизвестно, три царства, три мировых уровня, три вселенских этажа!.. Это понятно?..
- Вполне! – смиренно согласился я.
Можно вытерпеть всё ради того, чтобы сориентироваться в окружающем!
- Пойдем снизу вверх! – сказал Андрюшка менторским тоном. – Первое царство так и называется – Низовое! Где-то там, в нем, и находится Повелитель Слов!..
- А ваше государство далеко от него?
- Не “ваше”, а “наше”! – поправил Андрей.
- “Наше”! – согласился я.
- Второе царство называется Срединным!..
- И мы с ним рядом, да? – осмелился я предположить.
Принц проигнорировал мой вопрос.
- Третье царство называется Горнее!..
- А мы-то где?.. В котором из них?.. Или мы – сами по себе?..
- А мы – Блуждающий Мир! – сказал Андрей печально.
- Что это значит? Пояснишь?..
- Мы – как льдина! Она плывет весной по реке. То там приткнется, то еще где-то…
- Понял!.. Вы блуждаете между мирами!.. То есть, между царствами!..
- Не “вы”, а “мы”!
- Ну да!.. Конечно, “мы”!.. А сейчас мы где?..
- Ничего ты не понял, если спрашиваешь!.. Ясно ведь: мы у Срединного Царства!..
- Почему “ясно”?
- Потому что песчинки красные были! Но удалить их не удалось! Ожили грызлы! Помнишь?.. И едва не вырвались!..
- Ничего не понимаю! – сказал я растерянно. Мной овладела не просто растерянность. На меня отчаяние навалилось. Что за непонятки такие дурацкие ?
- Твое высочество! – сказал я в сердцах. – Объяснил бы ты, наконец-то, хоть как-то и хоть что-то до конца!
- Извини, Силван! Видно, ты и вправду стареешь! Хотя мне все время кажется, что ты притворяешься!
- Да не пошел бы ты, твое высочество!.. – вдруг вырвалось у меня. Видно, нервишки мои совсем уже ни к черту!..
И тут случилось странное… Андрюшка вскочил и стал энергично изображать ходьбу на месте.
Я глядел на него, разинув рот и чувствуя себя полнейшим идиотом.
- Ты что? – догадался спросить.
- Скорее скажи, куда идти! – произнес Андрюшка каким-то странным, “почужевшим” голосом. – Только не посылай далеко!..
- До двери – я указал на комнатную дверь – и обратно!..
Андрей после моих слов сорвался с места. Четко печатая шаг, дошел до двери, прикоснулся к ней ладонью правой руки, сделал поворот на месте через левое плечо и всё таким же “парадным” манером добрался до кровати.
А когда плюхнулся рядом со мной, - был уже снова прежним, обычным Андрюшкой, обычным принцем обычного Блуждающего Мира…
- Ты больше так не делай! – сказал мне сердито. – Не то отправишь невесть куда!..
- Погоди! – сказал я ошарашенно. – Тут что, исполняются пожелания?..
- Любой дурак про это знает!.. Только не ты!..
Ни фига себе!.. А если я тут пожелаю, чтобы моя мама “там” выздоровела?..
- Не торопись желать! – сказал Андрей, словно подслушав мои мысли. – Во всяком случае, не желай ничего вслух!
- Но почему?.. Почему?..
- Давай уж я покажу тебе!.. – Андрей замолчал, вздохнул тяжело. Затем проговорил, словно бы себя превозмогая. – Пусть Силван увидит Низовое царство!..
Как только он это пожелал, сразу всё исчезло. Я был уже не в его комнате. Я стоял посреди бескрайней пустыни, и ноги мои вязли в песке. И жарко было так, что голова и тело мгновенно покрылись обильным потом…
Песок здесь был двухцветный. И белый, и багрово-красный. Большие участки одного цвета были четко отграничены. Но кое-где песчинки разной окраски были перемешаны в одном и том же месте…
Затем я снова оказался в спальне принца. И снова сидел рядом с ним на кровати.
- Что это было? – спросил я.
- Ты видел Низовое царство… В народе его еще зовут Песчаным…
- Ну и ну, Твое Высочество!.. Значит, ты пожелал, и я увидел?.. Прямо-таки Всемогущий!
- И ты тоже!..
- Что я?..
- Ну, и ты ведь пожелал, чтобы я пошел!..
- Я?.. Ну да!.. Но это же всеобщая анархия!.. Никакое государство на таких условиях не выстоит!.. Кто-нибудь пожелает, чтобы ты не был принцем, а твой отец – королем. И что?.. И всё?.. Из дворца в сапожную будочку?..
- Но ведь никто не пожелал пока что!
- И почему же ?
- Потому!..
- Содержательный ответ!
- Ты какой-то… (он запнулся) …непонятливый!
- Ну извини, Твое Высочество!.. Может, в другой раз договорим?
- Нет уж!.. Или сейчас, или никогда!.. Задавай свои вопросы!..
- Я уже задал!
- Ах да, анархия!.. Ну, так всё очень просто: каждый знает, что ни одно пожелание не должно быть разрушительным!
- Почему ?
- Потому что за плохое пожелание ты платишь своим временем!
- Как это ?
- Чтобы восстановить нарушение, нужно сколько-то времени. Так?
- Ну да!
- Это время отнимается от твоей жизни!
- То есть, на сколько лет я вызвал нарушение, на столько лет меньше проживу?
- Правильно!.. В этом – высшая справедливость!..
- И кто ее осуществляет?.. Этот ваш Повелитель Слов?..
- Да!
- И как он выглядит ?
- Не знаю!.. Его никто не видел!..
- А за что он так с твоей матерью?..
- Не знаю!..
- И не пробовал узнать ?
- Пробовал!.. Не получилось!..
Тут в дверь кто-то постучал. Затем просунулась голова – напомаженная и надушенная; вся в кудряшках белого парика.
- Ваше Высочество?..
- Войди! – разрешил принц.
Он вскочил с постели, видимо давая понять, что наша беседа закончена.
Вошел расфуфыренный придворный, неся на осторожно вытянутых руках нарядную одежду.
Принц Ард сбросил с себя ночную рубашку и стоял обнаженный. Я тоже поднялся и движением руки остановил придворного.
- Твое Высочество, я должен тебя осмотреть!
- Ну, так осматривай! – разрешил он.
Я заставил его открыть рот, пропальпировал и проперкутировал. А вот аускультацию пришлось проводить, осторожно прикладываясь ухом к его груди и спине, потому что стетоскопа под рукой не было…
Закончив обследование, я готов был уверенно доложить Королю, что его наследник практически здоров…
