СКАЗКА ПРО ГРУШУ
Мир принадлежал мужчинам. Женщин, вроде, и не было. Хотя они переносили тяготы жизни наравне с мужами.
Женщины пахали и сеяли. Валили деревья и строили дома. Воевали и залечивали раны.
Кроме того, рожали. Впрочем, эту обязанность они воспринимали не как отличие, а как досадную помеху.
Детей весь первый месяц носили с собой в специальных заплечных мешках. Чтобы можно было остановиться и покормить, не прерывая привычных дел.
Затем туго перевязывали груди. Сбрасывали мешки. Малышей отдавали увечным бабкам.
Груша была этого лишена. Сколько ни ждала, сколько ни надеялась, – напрасно. Затяжелеть и родить не случалось.
А хотелось! Ах, как хотелось!.. Как мучительно и жадно!..
Свой мир не любила. Чересчур мужской. Чересчур грубый. Чересчур ценит силу.
Нужно бы изменить его. Нужно бы внести женское начало – мягкость, нежность.
Или не внести: выделить, возвеличить.
Женское достойно главенства. По крайней мере, должно стать такой же ценностью, как Мужское.
Но как этого добиться? Где сыскать истоки Женского?..
Может, поняв, найдя, и сама сумеет стать Матерью?..
Груша вопрошала богов. Боги молчали.
Мир торопился, мир, задыхаясь от спешки, хотел быть богатым.
Как будто ничего важнее не было!
Груша обратилась к Земле. Вот богиня, которая порождает всё. Если уж она не подскажет…
День за днём, ночь за ночью Груша просила, умоляла, надеялась, ждала.
И Земля ответила.
Приснился сон: идёт Груша в лес, находит какие-то ягоды, варит из них зелье.
Проснулась – выполнила.
Будто кто под руку привёл. Будто нужные тропки сами под ноги легли.
Нашла место. Нашла ягоды. Принесла домой. Сварила. Выпила…
Вот тут Земля и заговорила с ней впрямую.
– Что тебе надо? – услышала Груша.
– Хочу, чтобы Женское ценилось, мягкое… Чтобы рожали с гордостью… Хочу родить сама…
– Когда звёзды появляются, они из себя выталкивают всё Женское. Женское, накапливаясь, образует планеты. Затем, до смерти, звёзды излучают только Мужское…
– А я?.. А мне как быть?..
– Откажись от себя, и я дам тебе Женское. Поделюсь. Внесёшь в мир.
– Что делать-то?
– Иди туда, где нашла ягоды. Вырой могилу. Ляг в неё…
– Умереть?
– Не перечь. Делай…
Оторвалась Груша от Земного Голоса. Опять подалась в лес. Нашла знакомое место. Выкопала руками ямину в мягкой почве. Легла…
Скончаться приготовилась. Руки на груди сложила.
Но тут потекла сквозь неё такая нежность. Такая доброта, что стало Груше теплым-тепло, уютным-уютно.
Легонечко затряслись вокруг неё выкопанные откосы. Посыпались мягкие комья. Больше. Больше…
Не давили. Не мешали дышать.
Да и не хотелось Груше дышать. И глаза открывать не хотелось.
Вернее, не надо было открывать. Видела из земли. Сквозь землю.
Ямина, где она лежала, исчезла. Свежие травы натянулись, наросли.
– Ну что, готова отдать? – послышался голос.
– Бери всё!
– Тогда с ног начнём…
Поглядела Груша на ноги: отрываются, отползают, – а ни чуточки не больно. Наверное, потому, что замещаются такими же, из земли вылепленными.
Там, над ней, поближе к солнцу, разделились её ноги, разволокнились. Корнями сделались.
Потом её тело от неё ушло. Над корнями встало, – как ствол древесный.
Руки высунулись ветвями.
Пальцы раздробились на множество листьев. Расшелестелись…
– Ты всё отдала? – спросил голос.
– Всё! Вот ещё голова…
– Тогда мое время. Дарю тебе плоды…
Что-то поднялось сквозь корни, ствол, ветви. Подзадержалось в ней, и она помогла – выше, выше…
Вот они. Тяжёлые. Сладкие. Похожие на щекастые маленькие головы.
Выпятились. Вылепились. Налились.
Дети Земли?.. Её, груши, детишки?..
Хорошо-то как!
