СКАЗКА ПРО ВАСИЛЕК

 

По просёлочной дороге шёл человек. Он шёл беззаботно: ничего не слышал, почти ничего не видел. Чуть покачивался. Руками прядал: взад-вперёд. Ноги выдвигал поочерёдно и – падал на них. В этом, собственно, и состоял секрет ходьбы.

Растения вели себя несолидно. Тянулись, тянулись. Будто надеялись вырасти – мгновенно, вот сейчас. Краснели, синели, зеленели больше, чем обычно. Вгоняли себя в цвет изо всех сил. Покачивали макушками. Кокетливо выгибали лепестки, манерно обмахивались листьями.

Разноголосица стояла ужасная.

– Я съедобна! – кричала лебеда.

– Кинь меня в суп! – навязывался щавель.

– Я кровь остановлю! – сообщал тысячелистник.

– Я ноги сохраню и раны вылечу! – изрекал подорожник.

Писклявые голоса перебивали друг друга, – старались перебить. Каждому хотелось выделиться, хотелось быть замеченным.

Оно того стоило. Кого человек забирал, тот возносился на высший круг бытия. Возносился и, становясь частью человека, обретал право на часть его души. А душа – о мечта! о надежда! – могла проникнуть в Запредельные Сферы, про которые ничего не известно, кроме того, что они – есть.

Растения гомонили. Человек шёл по дороге.

Один василёк стоял молча. Ему было стыдно.

Зачем они, зачем?.. Ведь знают же: их не услышат, не поймут. Люди глухи. Видят – еле-еле. Обоняют – чуть-чуть.

Если кого-то и берут из растений (вернее, хватают), – делают это бестолково, случайно, наобум.

Так стоит ли суетиться?..

Он, василёк, нашёл иной путь. Он смотрит, как уходит двуногий, и думает о своём, – о своей правоте.

Затихают голоса. Лебеда, щавель, подорожник и прочие крикуны расслабляются, впадают в привычный транс, внемлют земному голосу.

Земля звучит не для них, – но и не для людей. Звучание Земли принадлежит Космосу.

Но они – дети Земли – не посторонние. Они участвуют в материнском пении: держат свои ноты.

Живые неподвижные, они впитывают остатки живых подвижных, – после того, как те, непоседы, отомрут и распадутся.

Просеивают сквозь себя, сквозь свои клеточки-фильтры то, что было скоком и скользом, рыком и писком, страхом и удалью.

Разделяют земное от космического. Земные частицы оставляют в себе, используют на свои потребы. Космические частицы – инфы – собирают в специальных канальцах

На инфах записаны сведения о тех, что отжили: от их первого до их последнего вздоха.

В каждом живом – одна-единственная космическая частица: один инф. Но василёк знает: инфы состоят из ещё более мелких составляющих: инфиков. Инфики бывают активные и неактивные. Чем больше активных, тем лучше для живущего: тем больше информации он может усвоить – и, следовательно, тем дольше будет жить.

Растения для того и существуют, чтобы изымать инфы из земли и отдавать их Земному Звучанию, когда оно потребует.

Не участвуют ли инфы в образовании тех душ, в какие – хотя бы крохами своими – так хотят попасть все растущие?.. Не одухотворяют ли инфы землю, ненадолго в неё попадая?..

Этого, наверное, васильку не дано узнать. Поскольку у него свой путь. Он не попрошайничает, не заискивает перед людьми.

Он решил – и делает это – вобрать, втянуть в себя, разместить в себе немного той животворящей силы, какой пропитана земля. Можно ли назвать эту силу – душой земли?..

Он решил одухотворить себя не через космос, не через вознесение в человеческий круг бытия. Через землю, только через землю…

Он делает, он делает это. Пока другие галдят, пытаясь привлечь к себе внимание, он борется с непослушной силой, с её инертностью, с её любовью к праху, к почве, – к тому, что бесформенно. Он изнемогает.

Проходят дни за днями, растения – изменяются, василёк не видит. Он идёт своим путём. Он делает, делает, делает себя. Когда он насытится духом до вершинки, до последнего краевого цветка, – тогда он станет демиургом. Он Богу подобным станет…

Он создаст новую Вселенную и будет править. Но не в том смысле, чтобы навязывать свою волю. Нет, править – значит направлять мир туда, куда укажет результирующая космических законов.

Вот она, душа земли… Словно тяжёлая жидкость, что едва-едва, тихо-тихо поднимается в нём…

Затекла в корни… Много закатов и много восходов напитывала стебель… До-обра-ала-ась до ли-и-истье-ев… По капле… По капле… По малой… По малой… Всочилась в цветки…

Ах, как много жизни ушло на это!.. Ах, как много!.. Большая часть…

Большая часть василькова века…

Цветки стали жухнуть, листья – желтеть.

И вдруг василёк понял: не так, не так делал.

Не разбазаривать, не рассеивать по всему телу.

Наоборот, собрать, сплотить в одном месте. Если получится, – в одной точке.

И себя – своё самосознание, своё «я» – поместить в тот центр, в то место.

Новая работа… Долгая работа… Но благодарная…

Потому что получалось… Получалось…

Перекачанная в одно место, земная сила плотнела, приобретала новые качества, выстраивалась в новый – невообразимо сложный – континуум…

Но единой новая Вселенная быть не хотела. Или не могла…

Достигнув определённой степени сложности, она как бы растрескивалась, распадалась на множество под-Вселенных, слитных лишь в своей основе, глубинности, в своём истоке…

И когда василёк, завершая дело жизни, устремился в центр сотворённости, его самосознание также раздробилось, – по числу под-Вселенных. И в каждой под-Вселенной был он, он… Он – демиург, он – созидатель. Он – победитель, властелин своей мечты…

Долгая симфония радости… Нет ли в ней ноток усталости, горечи?..

В экстазе торжества, в пьянящем ликовании – простенько, полунезаметно – мелькнула мысль. Спокойно и отстранённо подумалось: он совершил непоправимую ошибку…

Да, ошибка…

Да, непоправима…

Он застонал, и стон его прокатился по всем под-Вселенным грохотом мириадов горных обвалов…

Создав свой мир, он забыл создать своё время и впустить его в свой мир…

Его создания – его совершенные создания – остались в земном времени и должны будут ждать… Наверное, долго ждать… Ждать, пока земное время захочет оживить их…

 

По-человечески это называлось порой созревания семян, – осенью…