Проза
 

“Ботанические сказки”

 

СКАЗКА ПРО БУЗИНУ

 

Они были совершенно неразличимы. Похожи, как водяные капли. Краснощёкие девчонки и мальчишки ростом с напёрсток.

Они спрятались между холмами и не знали, как им быть. Они совершили страшный грех, преступили незыблемый закон: воплотились без Повеления.

Вышло это, можно сказать, случайно. Но прощения для них не было, не могло быть.

Где-то рядом – безостановочно как всегда – двигался Детский Ток. Сонный шелест могучего движения пронизывал их, напоминал: вы – мои, звал вернуться.

Совсем недавно они были частицами Детского Тока, были струйками в нём. Понятие о Времени появилось в них вместе с отделением. «До» и «после», «раньше» и «позже» из посторонних слов стали истинами. Но как «недавно» они были в Детском Токе, – день или год назад, – они бы сказать не могли.

Нижняя Земля сыграла с ними шутку: очаровала, увлекла. В свой срок они оказались бы там наверняка. Шутка в том, что всё произошло досрочно.

Быть с изнанки, с исподу в Детском Токе – трудно. Видишь леса и моря, посёлки и города, полёт птиц, бег зверей, людские дела. Подвижность нижнеземельцев красива, загадочна, притягательна…

Любопытство – первое, что их объединило, заставило обменяться эмоциональными импульсами. Откуда им было знать, что эмоции – при определённом накале – воплощаются, воплощаются, воплощаются. Дают телесность или её усиливают, если была раньше…

Вот и сидели, вот и прятались между холмами, связанные смущением, сознанием вины.

Детский Ток сонно шумел, мощно пронизывал просторы Верхней Земли.

Один из них – краснощёкий мальчишка, похожий как две капли воды на остальных, – попробовал вернуться.

Вступил в Детский Ток, заорал и выскочил назад, на песчаный берег.

Детский Ток пронизывал его, проникал насквозь. Но и не только пронизывал, а ещё успевал бичевать, истязать. Струйки-детичи, – какими побывали и сами они, своевольники, – ударялись о человечью фигурку, словно плети. Обжигали, вызывая на коже багровые рубцы…

Нет, возврат заказан.

Что же им делать? Им, воплощённым. Неразличимым торопыгам…

– Попросим прощения! – сказал один.

– У кого? – пожали плечами девчонки.

– Надо искать! – сказал другой.

– Где искать? Что искать? – откликнулись голоса.

– Путь на Нижнюю Землю! – догадался кто-то.

– Правильно! Правильно! – вызвучился хор.

– А кто нас поведёт? – спросили девчонки.

– Тот, кто искать предложил!

– Правильно!..

Поговорив, поставили впереди себя мальчугана, – такого же, как все. Остальные шли за ним – шагах в пяти.

Вожак сперва оглядывался часто. Смотрел, как остальные бредут за ним. Ждал, когда передумают…

Потом попривык. Начал покрикивать, чтобы не отставали, чтобы не разбредались.

Куда идти, где путь на Нижнюю Землю, он не знал. Но ведь не знал и никто другой.

Извивы холмов уводили от Детского Тока. Вожаку представилось, что здесь прополз Великий Змей, и холмы – следы его силы. Вожак старался идти так, чтобы Детский Ток оставался хотя бы слышен. Оторваться напрочь он боялся.

Трава полезла из песка. Сначала отдельными стрелками, затем – густой порослью.

Чахлые деревья появились, – извитые так, будто их кто-то нарочно скручивал, вминал в почву. Все они были одного вида, – с одинаковыми тёмно-зелёными листьями. Все милы сердцу вожака.

Не останавливаясь, Вожак поглаживал трещиноватые стволы. Другие своевольники делали то же самое.

Деревья ласкали проходящих – робко, словно украдкой. Проводили листьями по лицам, по волосам. Похоже было, деревья улыбались, – так отражался от них свет.

Заросли тянулись и тянулись, – а хоть бы они и не кончались никогда. Детишкам было хорошо среди них.

Может быть, двое-трое отстали. Бросились ничком в траву. Затаились между приветливыми стволами, под ласковыми листьями.

Вожак не пересчитывал своих, не препятствовал отделяться. Он бы и сам непрочь, – если ненадолго. Разве тут хуже, чем на Нижней Земле! Разве там может быть лучше!

Но нельзя, нельзя… Как стал Вожаком, проснулось чувство, о котором раньше не подозревал. Чувство «целого», – когда все ведомые воспринимаются заедино с тобою, а миры – свой и соседний – как отдельные супротивники…

Деревья прекратились. Потянулась травянистая степь. Детский Ток шумел приглушённо, еле слышно.

Те, что отстали, – не отделились. Вожак знал: опомнятся, догонят.

Когда услышал сзади вопли, – не удивился.

Но вдруг к тем – отдалённым – воплям прибавились крики близкие: из рядов за спиной.

Вожак остановился. Оглянулся нарочито неторопливо. Чувство «целого» предупреждало: опасность, опасность…

Увидел стаи чёрных большекрылых птиц. Птицы махали крыльями, растопыривали перья и выдёргивали – одно за другим, десяток за десятком – те милые деревья…

Куда-то их сносили в когтях. В какой-то центр, только им видимый.

Затем выпускали, и деревья падали, громоздясь одно на другое.

Куча…

Горка…

Гора…

Горища…

Птицы не улетали. Парили над выдернутыми стволами. Теснились в воздухе, выстраиваясь в опрокинутое подобие древесной горы.

Внизу – над вздыбленными корнями, над трепещущими листьями – пластались один-два летуна со свежей добычей. Сбросив груз, взмывали ввысь и вбок, теряясь в массе прочих пернатых…

Те, что отстали, – четыре круглолицых девчонки, – подбежали, влились в толпу и стали невидимы, неразличимы.

Крик утих. Но Вожака давили взгляды: сделай что-нибудь, разберись.

Он хотел возмутиться: я такой же, как вы; идите вместе со мной.

Но взамен этого вздохнул и пошёл назад. Один.

Затем кто-то его догнал, пристроился рядом, дыша учащённо.

Вожак покосился. Девчонка. Возможно, одна из тех, что пытались оторваться.

Девчонка взяла его за руку. Её тёплая мягкая ладошка странным образом успокоила, вселила надежду на успех.

Они остановились возле той несусветности, что наворотили птицы.

Ни одного растущего дерева не осталось. Даже ямин от корней не было: разровнялись, заплыли землёй.

– Прекратите! – крикнул Вожак очень звонко, не выпуская тёплую ладонь из руки.

Птицы будто ждали его слова. Те две, что были ниже других, упали, подхватили вожака и его спутницу. Другие обрушились на мальчишек и девчонок, остающихся сзади.

Когти вошли в тело мягко, без боли. Вожак болтался, поглядывая вперёд, Ему понравилось, что его несут первым, не нарушая установленного порядка. Его подруга, которой тоже неплохо было в когтях, летела чуть приотстав.

Воздух был чёрным от птичьих тел. В глазах рябило от мерно машущих крыльев.

Лучше всего было, когда не оглядывался, не видел других.

И вдруг откуда-то – снизу? из воздуха? – прянула к Вожаку серо-пепельная Зубастость о трёх парах крыльев. В длинной пасти хищно поблескивали костяные острия. Что там в красных глазках, завершающих пасть и мерцающих над нею, рассматривать было некогда.

Начав с Вожака, нападающая сила могла слопать всех до единого мальчишек и девчонок. Судя по её напору, по её нетерпению, аппетит пасти-напасти был непомерен.

Птица, несущая Вожака, не дрогнула. Будто нападение её не касалось. Будто она стремилась к самоубийству.

Вожак зажмурил глаза.

Нет, этак не убежишь.

Снова глянул – прямо и твёрдо.

– Я тебя не боюсь! – выговорил чётко, без дрожи, будто не только тварь, но и себя убедил. И тут же – озорства и удали ради – добавил:

– Подавись ты моими словами!

Сильны, видать, слова на Верхней Земле. Куда сильнее, чем на Нижней.

Летучая Зубастость дёрнулась, будто поперхнулась. Выставила когти. Заплескала крыльями вразнобой.

Но уж остановиться не могла. Уж налетела на Вожака. Надвинулась, грозя зубьями проборонить.

Вожак не дрогнул. Не испугался. Спокойно ждал. Даже больше: выставил кулачки навстречу Зверюге, – два твёрденьких орешка.

Пасть-напасть вобрала его. Сомкнулась. На краткий миг тьма воцарилась, – мягкая, живая.

Затем тьма рассеялась. Чудовище проплыло сквозь Вожака, словно безобидное облачко. Рассеялось, как дым от костра.

Но исчезло не только оно.

Чёрные птицы – тоже. Все как одна вдруг перестали быть плотными. Растеклись туманными завитками.

Мальчишки и девчонки – похожие как водяные капли, покинутые, несчастные – кувыркаясь, полетели вниз.

Некоторые – крича. Некоторые – не проронив ни звука.

Затем крики унялись. Потому что все увидели: под ними – Детский Ток.

Некогда было вспоминать, что пробовали возвращаться, что их не приняли. Впору было подумать, что внизу – их колыбель, внизу – родное.

Булькнули один за другим. Вожак и тут, конечно же, был первым.

Струйки-детичи неслись мимо, не отвергая возвращенцев.

– Повеление! Повеление! Скоро будет Повеление! – озабоченно бормотали они.

Вожак удивился. Обрадовался.

Вот прямой путь на Нижнюю Землю. Через Повеление. Только так.

Надо ни в коем случае не выходить из Детского Тока. Дождаться…

Он повернулся к подружке и выкрикнул это слово, надеясь, что и другие услышат:

– Дождаться!

Но тут перед Вожаком – величаво и грозно – всплыла рыба, каких не бывало в Детском Токе.

Не чешуя – боевая броня. Не глаза – пожары. Не плавники – многопальчатые ладони. Стоит ей открыть рот, как в Детском токе образовывается воронка. Наподобие водоворота. Этой воронкой Рыба как бы ощупывает путь перед собой.

Вот она обнаружила Вожака. И замерла. И рот открыла пошире. Вожака потянуло неодолимо. По кругу и вниз. Показалось: подружка пытается достать его тёплой ладонью – оттуда, из-за воронки. Да разве достанешь!..

Закрутило так, что в голове получилась каша. Падал, вроде бы, вниз. Да, вниз.

Но вышло так, что повис НАД Детским Током. Кругом, его поддерживая, мягко светилась Фиолетовость. Невообразима была высь-глубина, с которой нисходила нежно-могучая, в виде луча, в виде перста собранная, сила.

Вожак почувствовал, что его слушают, что ему готовы отвечать.

– Кто ты? – спросил Вожак.

– Повеление! – ответилось внутри него.

– Ты дашь нам родиться?

– Тебе – дам, как ты захотел… Человеком…

– А другим?

– Не поторопись они, – родились бы людьми. Теперь – нарушили порядок. Надо исправить…

– Я тоже нарушил…

Но Голос исчез. Видно посчитал, что сообщать Вожаку больше нечего.

Вожак увидел, как фиолетовый столб спустился в Детский Ток.

Детский Ток вздрогнул. Рябь, как от порыва ветра, пробежала по нему. Огромный и неостановимый, он вдруг стал приподниматься, навиваясь на долгожданное Повеление.

Не Детским Током, а Великим Змеем назывался он сейчас.

Нижняя часть Повеления, пронзив Ток, застыла, уплощилась, раздалась вширь.

Крылья чёрных птиц обнаружились в ней. Было их неисчислимо много. Не махали они, – кружились вокруг неких центров.

Это Мельница, – понял вожак. Словно кто-то шепнул ему напоследок.

Границы Детского Тока стали шершавиться, лохматиться, распадаться. Струйки-детичи, обретая недолгую свободу, впадали в Повеление. Кружились, превращались во что хотели. Визжали от восторга. Плакали от страха.

Зрелище было не для человеческих глаз. Вожаку было плохо, было тошно. Он тоже опускался в Повеление, но гораздо медленнее прочих. Невольно выискивал «своих», опекаемых. Те упорно сохраняли своевольно обретённые людские формы.

Повеление, набрав струек-детичей столько, сколько нужно, отряхнуло с себя похуделый, опустошённый Детский Ток. Распрямляясь, разворачиваясь, он остался в стороне и в верху. Мельница была близка. Вожак видел, что не крылья вращались в ней, а словно бы частички сажи. Каждая частичка, в свою очередь, была как бы маленькой мельницей.

Вожак видел, как детичи, взятые из Тока, разъединяются до глубинных основ, распадаются в Мельнице, теряя структуру, присущую Верхней Земле.

Там же, в Мельнице, в выпускных слоях её, обращённых к Земле Нижней, они переоформляются: обретают сущность, свойственную миру, в который войдут.

Духи зверей, растений, людские души, – вот кем они становятся.

Его же подопечные, мальчишки и девчонки, не изменяются долго: до середины Мельницы проскакивают, не теряя самовольно присвоенной формы.

Затем и они дробятся, разъединяются. Но не переходят в выпускные слои, а пускаются в бесконечное кружение, словно чего-то выжидая.

Чего они ждут, Вожак понял скоро. Едва детичи, взятые из тока, миновали мельницу, с Верхней Земли посыпались в Повеление те деревья, что были выдраны из почвы.

Деревья тоже до середины Мельницы не изменялись. Потом тоже переоформлялись, приобретая структуру, характерную для Нижней Земли.

Но что удивительно: в «нижнеземельском» виде они всё-таки оставались деревьями. А бывшие мальчишки и девчонки липли к ним, став россыпями красноватых искр.

Да, едва деревья спустились в Мельницу, круговое движение бывших подопечных прекратилось. Искры, бесплотные духи, облепляли деревья, проваливались вместе с ними сквозь выпускные слои.

А там, на Нижней Земле, уже тесно засаженной, плотно заросшей, деревья внедрялись где-то в сторонке, на отшибе; искры же превращались в красные мелкие ягоды, одинаковые, как водяные капли, как бусинки…

Где вы, бузотёры-своевольники? Не бусинками, а бузинками стали. Чтобы исправить нарушение… Чтобы искупить вину…

Вожак, влетая в Мельницу, знал, что останется человеком.

И ему было стыдно…

 

 

© 2009-2015, Сергей Иванов. Все права защищены.