Проза
 

“Лишённые родины”
Книга ТРЕТЬЯ:
ЛАЗУТЧИК ЕЖИНМИРА

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Что с бою взято, то свято. Бабка хотела погладить перстень на пальце, но остереглась. Уж он-то, желанный, стольких ей боев стоил – не счесть. За наше жито много врагов побито.

Но с тех пор, как пустила перстень в ход, жить стало хуже. Надежды не оправдались, усилия пропадали втуне. Туча прошла, а дождя не видали.

Ведь она, бабка, думала как? Думала, будет устрашать, будет всех держать в узде. И распоряжаться, распоряжаться по-своему.

Так, вроде, и было, – пока не прибегла к помощи перстня. Шутка сказать, царицей стала. Царица Языга!

Сам Корчун ее испугался – потому и взял в жены. Сам Корчун! А уж он поднаторел в злодействах. Не ей чета.

Но, видать, не ее удел – действенная сила. Ей бы хитрить да пугать. Тут она – как рыба в воде.

Хитрость – простительна. Ложный страх – бодрит и веселит. Если обвели тебя вокруг пальца, ты можешь улыбнуться да поблагодарить за ум. На то и лиса, чтобы куры не дремали.

Сила истинная, не шутейная – настораживает, заботит, злобит. Где она появляется, там равновесию конец. Там схватки неизбежны. Подлости, обманы, предательства.

Раньше бы ей, старой недотепе, до мыслей таких добрести. Нет, ей хотелось перед Корчуном выслужиться, вровень с ним встать.

Ну, и что вышло? Сравнялась? Получила благодарность? Внешне, вроде бы, она в седле. Царица. Живет в своем тереме-дворце. Имеет личных стражников-джингов.

Но джинги те бестолковы. Не ведомо, кому они служат на самом деле. Ей? Корчуну? Или носителям плащей?

Титул, – хоть и окружает ее довольством, пышностью, блеском – но безвластен. Вечно вторая, вечно в тени. Не очень-то по сердцу ей – при той гордыне, что нашла в себе и старательно взрастила.

Дворец (уж признайся, что все-таки терем; терем и только) – хоть и красив, да на отшибе. В стороне от главных путей, встреч, разговоров. Словно та избушка, что была ей дана Тугарином в земном – незабываемом – лесу.

Неужели она сама виновата в том, что дела идут хуже и хуже? Неужели только она?

Пустив перстень в ход, она оживила его. И, видимо, утратила. Потому что перстень как бы стал реальным существом. Третьим в том царственном равенстве, каким бабка связала себя и Корчуна.

«Третий», вестимо, всегда не ко двору. Тем более такой: непрерывно наблюдающий, чего-то ждущий.

Бабку и бесит, и притягивает соглядатай на пальце. Чего ждет перстень? Что старается высмотреть? Может, хочет ее, бабку, обратить в свою рабыню?

Кабы можно было назад повернуть! Кабы можно было снова усыпить его, сделать неживым!..

Нет, носи на себе, как свернутую змею, да жди: ужалит? не ужалит?..

Если бы знали носители плащей о муках ее – вот бы возрадовались. Они – да и сам Корчун – по-прежнему считают ее владычицей перстня. Могущественной, злой, непобедимой.

Непобедимой? Почему ж тогда не смирятся, не прекратят свою муравьиную возню? Почему кусают и кусают? На что надеются?

Ответ простой: носителей много. Их интересы, их идеалы заменяют им несуществующую плоть.

У них два главных идеала. Первый: носители плащей – самое лучшее, что есть в Темь-стране, и навсегда останутся таковыми.

Второй: цель жизни Темь-страны – построить светлое будущее для «носителей».

Корчуна они считают первым среди равных, его плотскую видимость – отличием его престольного положения. Ни один из них не умеет колдовать, не владеет волшебством. Но любой уверен: займи он место Корчуна – сразу невиданные силы ему подчинятся.

Но наскакивают, кусаются-то они не потому, что имеют и превозносят свои идеалы. Нет, потому, что идеалы сплачивают, объединяют их в дружину, которая сильна и нахраписта. Это не просто круговая порука – это именно дружина, организация.

От черного плаща – через вереницу цветных – к белому – у них есть цели, у них есть путь. Они могут недовольничать друг перед другом, но для джингов и чужаков «носители» – стена без единой трещинки.

Локоть к локтю, плечо к плечу, окружили они Корчуна. Навязывали ему свою волю, перетолковывали его слова.

И вдруг она пролезла, дерзкая бабка. Встала вровень с их повелителем. Потрясла основы основ. Посягнула на святое – на установленный порядок.

Ах, как они взбеленились! Ах, какой вой подняли! Замельтешили, словно сухие осенние листья.

Пробовали отговаривать – она отводила клевету правдой да шутками-прибаутками. Пробовали отравить – она обнаруживала яды с помощью самоцветных камней. Пробовали натравить охранников-джингов, чтоб убили ее. Да она тех охранников наперед зачаровала – уверены были, что она бессмертна.

Ах, как ясно – стоило закрыть глаза – представляла бабка зловредные потуги носителя белого плаща! Вот он витает вокруг престола – почти прозрачный, почти растворенный в воздухе. Вот шепчет в одно ухо повелителю – лжет во всю губу. Вот приникает к другому уху – стелет да мелет, врет да плетет.

Корчун слушает невнимательно. Ему ведомо: бес около ходит – на грех наводит.

И все-таки не напрасны, ох, не напрасны вредоносные усилия. От каждой лжи– глыбины остается песчинка. Чем больше таких песчинок между ней и Корчуном, тем трудней прокарабкиваться сквозь них. Вот накопиться из них гора, и окажутся царь и царица разделенными навеки.

Если не лукавить с собой, дело уже почти дошло до того. От церемоний дворцовых она отстранена. Ее советов Корчун не просит, ее мнений не выведывает.

Разве что гость иноземный явится. Тогда ее, конечно, пригласят, усадят на престол от Корчуна одесную. Но где они, гости дорогие? Давненько их не видали в Темь-стране.

Наскочил, правда, Василек, петушок неуемный, – со товарищи. Попытался, бестолочь, глупо да неуважливо, лишить ее перстня. Когда она отбилась, убежал трусливо.

Нет бы ему поговорить да расспросить. Заговор бы совместный составить. Помочь ей свергнуть «носителей». Неужто б она отказалась!

Потом она бы, может, и отдала перстень. Кабы осталась править с Корчуном – без носителей плащей.

Наверняка – отдала бы! Свое спокойствие дороже. Нет, Васильково дело – кукаречное: прокричал, а там хоть не рассветай. Поторопился, дурачок, убежать, не понял своей выгоды.

Корчун тоже хорош. Взял ее только страха своего ради. Было б от него хоть немного ласки. Она б тогда его душой могла стать, его сердцем. В лепешку бы, ради него, расшиблась.

А ныне что он такое? Глаза без души слепы, уши без сердца глухи. Сам собой володеть не может – без подсказок «носителей». Кто собой не управит, тот другого не наставит.

Что же ей делать?.. Металась бабка по горнице, думала.

Свергнуть Корчуна – не может. Не на кого опереться.… Свергнуть «носителей плащей» - хотела бы. Нет подмоги…

Эх, русиничи, русиничи! Что ж вы так поторопились!.. Бабке вспомнилось, как пыталась она заигрывать с носителем черного плаща. Позвала его к себе потихоньку. Но тот оповестил своих вышестоящих, и на другой день сам Корчун спрашивал, что за беседа была.

– Ты хочешь стать сильнее? – спросила бабка у приглашенного.

– Я буду сильнее, когда получу красный плащ.

– Другими хочешь повелевать?

– Я буду повелевать черными плащами, когда получу красный.

– Золото хочешь? Много золота!

– Когда получу белый плащ, все в Темь-стране будет моим…

Как ни билась, как ни вертелась бабка, так и не смогла залучить себе сторонника! Чуть не взбесилась от непробиваемой твердокаменной убежденности «носителя», что вне организации ничего не может быть хорошего.

Насколько проще было с людьми: украла, унесла на остров потайной – готов новый ратник, никуда не денется.

Где вы, люди? Как она, глупая, спугнула их неосторожно!

Колдовать, надо колдовать. Вызвать в русиничах тоску по Темь-стране, желание вернуться.

Бабка повеселела, приняв решение. Подскочила к сундуку заветному с чарами да другими заговорными снастями.

Рывком открыла крышку…

 

 

© 2009-2015, Сергей Иванов. Все права защищены.