Проза
 

“Лишённые родины”
Книга ВТОРАЯ:
БАБКА-ЦАРИЦА

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Языга лисой глядела. Она с коробом пришла.

Сняла его со спины, на стол поставила. Открыла. И давай оттуда пироги выкладывать.

- Бабья дорога от печи до порога, - затараторила. – Тут и с малиной, и с черникой, и с калиной, и с ежевикой. Где пироги – живот не береги. Где щи, тут и нас ищи. Мы с тобой, Бессонушка, два сапога – пара. С кем хлеб–соль водишь, на того и походишь. Нешто не обидно мне, бабке старенькой, ежели ты меня обходишь? Нешто я тебе плохое делала? Или, может, дурной совет подавала? Иль нечестно тебе служила, когда сила твоя победила? Ныне тебе охота служить Светлану, а я и перечить не стану. Только молви словечко мне про колечко. Брось хоть намек про перстенек!..

- Сказал бы словечко, да волк недалечко…

Бессон был хмур, глядел исподлобья. Запутался он в своих жизненных расчётах. Языга его давненько спасла от смерти – живой водицы не пожалела. Василёк его недавно спас – от огневой погибели, - тот спас, кого он сам изничтожить норовил. Да и Светлан ему помог изрядно – не дал извериться в себе, червём ничтожным стать.

Чей долг первее? С кем наперёд расквитаться?..

Про перстень молвишь – Василька погубишь. Про то сам Василёк предупредил, когда прощались.

Василька погубишь – Языге удружишь. Мало ли он ей и так удруживал!

Не рассказать ли Светлану про них двоих – про Василька и Языгу? Пусть Светлан, как властелин, повеленьем своим освободит его от любых долгов!..

- Это я, выходит, на волка похожа? – в голосе бабки Языги обида.

- Не сердись! Не хочу никого подводить: ни тебя, ни Василька! – честно говорит Бессон.

- А Светлана свергнуть хочешь? Не он ли справедлив? Не он ли тебе честь оказал?..

- У Светлана я – наместник. Мы с ним новую жизнь дадим русиничам.

- У кого перстенек, тот и властелин. Рано или поздно. А другим властителям – смертушка. Светлану – первому. Да и тебе – тоже…

- Да полно – правда ли? Пугаешь, небось?..

- На всякую беду страха не напасёшься. Не веришь – хвалю! Тебя, гляжу, и на кривой козе не объедешь.

- Откуда у тебя свежие пироги, бабка?

- Из печи, Бессонушка, из печи. Запаслива бабка – и в доме не зябко. Мне можешь не молвить, но Васильку мои речи перешепчи. Обещаешь?

- Отвяжись ты, бабка, ради бога! Заморочила!..

- Вот и ладно, Бессонушка, вот и ладно! Утешил старушку, успокоил!..

Бабка Языга выкатилась, довольная. Бессоновы постояльцы – Отрок да Младеня – накинулись на пироги, приглашения не дожидаясь.

Бессон смотрел снисходительно. Пускай уминают.

До завтра он с ними. Небось, не поизгаляются, песни свои петь не заставят. В лес не надо – делянка расчищена. Отдыхай, Бессон, после страхов пережитых.

А к завтрему приготовят ему русиничи горницу в Детинце. И станет он судить да рядить их же блага ради.

Нет, не притеснять, не казнить намерен теперь, - больше миловать. Русиничи всепрощением своим его нового породили и на лучшее будущее себя обрекли…

В дверь стукнули. Просунулись две бородатых головы.

Отрок и Младеня, чавкая ртами набитыми, держа в руке по куску, замахали на селищенских – уйдите, мол, исчезните.

- Погодите! – велел Бессон. – Послушаю вас!..

- А эти? – один из бородачей кивнул на жующих.

- Эти – сами по себе! - твёрдо сказал Бессон – Эти нам не указ!..

Бородачи заулыбались, пропихнулись в дверь целиком, присели – с Бессоном посерёдке – на лавку вдоль стены.

- Вот мы Шветлану шкажем! Тогда пошмотрим! – шепеляво пригрозил Младеня.

- А не спустить ли мне твои штаны? – спросил Бессон приветливо. – Да не нашлёпать ли тебе по мягкому месту?..

Младеня рот раскрыл и откусить от пирога позабыл.

Отрок – тоже. Никогда ещё с ними так не обращались.

Неужто взрослые могут быть выше детей? Неужто взрослые могут приказывать? Чудеса да и только!..

- Безобидные они какие–то у тебя, - с уважением заметили мужики. – Приручил, видать?

- А моя двоица вздохнуть не даёт, - начал первый – Всё не так, всё не по ихнему. Не чихни без позволенья. Решил я в баньку перейти. А им избу оставить. Пусть подавятся…

- А мои, - второй подхватил, - на плечах моих ездить повадились. День, другой, третий. Да сколько ж можно! Отказался. Так они – как и твой – хотят ябедничать.

- Они вас кормят? – спросил Бессон.

- Как и все, от их охоты сыты…

- Идите вместе с ними. Учитесь, вспоминайте. Они умеют – и вы сможете.

- Да мы беспамятные…

- Почему я был наместником и властителем, а вы – нет?

- Хотел – и был. А мы – не хотим.

- Я не ждал разъяснений. Сам себе разъяснял, что непонятно. Сам придумывал – как надо…

- А несогласных на осину вверх ногами?

- Ну, был неправ…

- Нам–то как быть?

- А как решите, так и поступайте. Сами…

Посоветовал Бессон – и забыл. Приготовился к переселению в Детинец. До того раздобрился, что спел с постояльцами – без их просьбы – длинную песню.

 

- Только дети знают, что красиво.

Только дети знают, что целебно.

Только дети могут жизнь устроить.

Слушайте внимательно детей…

 

Вечером пришли юнцы с копьями. Передали приказ от Светлана – срочно явиться.

Подземелье было изукрашено свечами, парчой, позолотой.

Пол выстлан мягкими шкурами.

- Хочешь завершить, не успев начать? – напористо спросил Светлан.

- Ты чем–то недоволен, царь? – спросил Бессон.

- Никогда и никому не советуй, чтобы сами решали. Если хочешь править!

- Править – значит, направлять.

- Направлять – значит, приказывать, властвовать.

- Ты умён, царь!

- А ты думаешь не так?

- По–моему, направлять – показывать путь. Чтобы люди сами шли по нему. Сами!..

- Мой довод – моя власть. Эй, отроки!..

Скучающие стражники вытянулись, пристукнули древками копий.

- В темницу его! На три дня!.. Посиди, поразмысли, исправься, Бессон!..

Грозен был царь Светлан. Величав и красив его гнев. Залюбовался Бессон – позабыл, что на него излилось недовольство властителя.

Но из темницы царский гнев быстро увиделся по–другому.

Шелестели пауки. Шелестела земля, со стен осыпаясь. Тьма липла к лицу, была неприятна. Двигаться не хотелось – размешивать, приводить в движение тьму.

Зачем власть? Навязывать свою волю, как он раньше делал? Показывать самим придуманный путь? Или помогать людям идти их путями? Их – только им присущими…

Что–то с ним случилось. Изменился. Отшагнул от себя прежнего. Там, возле горы, в битве с Васильком и с огнём неумолимым…

Как он кричал Васильку? Надо, мол, заново Русинию создавать. Здесь, на месте. Не смущать народ. Не звать к старой Русинии.

Русинию в себе надо иметь. А потом уже – создавать вовне. Хоть здесь. Хоть на старом пепелище.

Власть хороша, когда она незаметна. Чем видна меньше, тем она лучше…

Светлан каков? Он – сын Тугарина, он – в отца. Ему нужна власть ради власти – не власть ради людей.

Значит, надо его свергать? Значит, надо на Васильково кольцо надеяться? Установить человечную власть – негромкую, незаметную, без пышных слов?..

Чтобы дети слушались взрослых. Чтобы дети учились у взрослых. А не наоборот. Чтобы взрослым – памятливым и совестливым – было чему учить своих детей…

Через три дня Бессона выпустили. Он ничего не взял в избе, кроме личного оружия. Он в Детинец не заходил, со Светланом не прощался…

Он отправился к Васильку на побережье. Сквозь лес, лишения, трудности. Уверен был: дойдёт, поговорит с Васильком начистоту.

А там видно будет…

 

 

© 2009-2015, Сергей Иванов. Все права защищены.