Языга лисой глядела. Она с коробом пришла.
Сняла его со спины, на стол поставила. Открыла. И давай оттуда пироги выкладывать.
- Бабья дорога от печи до порога, - затараторила. – Тут и с малиной, и с черникой, и с калиной, и с ежевикой. Где пироги – живот не береги. Где щи, тут и нас ищи. Мы с тобой, Бессонушка, два сапога – пара. С кем хлеб–соль водишь, на того и походишь. Нешто не обидно мне, бабке старенькой, ежели ты меня обходишь? Нешто я тебе плохое делала? Или, может, дурной совет подавала? Иль нечестно тебе служила, когда сила твоя победила? Ныне тебе охота служить Светлану, а я и перечить не стану. Только молви словечко мне про колечко. Брось хоть намек про перстенек!..
- Сказал бы словечко, да волк недалечко…
Бессон был хмур, глядел исподлобья. Запутался он в своих жизненных расчётах. Языга его давненько спасла от смерти – живой водицы не пожалела. Василёк его недавно спас – от огневой погибели, - тот спас, кого он сам изничтожить норовил. Да и Светлан ему помог изрядно – не дал извериться в себе, червём ничтожным стать.
Чей долг первее? С кем наперёд расквитаться?..
Про перстень молвишь – Василька погубишь. Про то сам Василёк предупредил, когда прощались.
Василька погубишь – Языге удружишь. Мало ли он ей и так удруживал!
Не рассказать ли Светлану про них двоих – про Василька и Языгу? Пусть Светлан, как властелин, повеленьем своим освободит его от любых долгов!..
- Это я, выходит, на волка похожа? – в голосе бабки Языги обида.
- Не сердись! Не хочу никого подводить: ни тебя, ни Василька! – честно говорит Бессон.
- А Светлана свергнуть хочешь? Не он ли справедлив? Не он ли тебе честь оказал?..
- У Светлана я – наместник. Мы с ним новую жизнь дадим русиничам.
- У кого перстенек, тот и властелин. Рано или поздно. А другим властителям – смертушка. Светлану – первому. Да и тебе – тоже…
- Да полно – правда ли? Пугаешь, небось?..
- На всякую беду страха не напасёшься. Не веришь – хвалю! Тебя, гляжу, и на кривой козе не объедешь.
- Откуда у тебя свежие пироги, бабка?
- Из печи, Бессонушка, из печи. Запаслива бабка – и в доме не зябко. Мне можешь не молвить, но Васильку мои речи перешепчи. Обещаешь?
- Отвяжись ты, бабка, ради бога! Заморочила!..
- Вот и ладно, Бессонушка, вот и ладно! Утешил старушку, успокоил!..
Бабка Языга выкатилась, довольная. Бессоновы постояльцы – Отрок да Младеня – накинулись на пироги, приглашения не дожидаясь.
Бессон смотрел снисходительно. Пускай уминают.
До завтра он с ними. Небось, не поизгаляются, песни свои петь не заставят. В лес не надо – делянка расчищена. Отдыхай, Бессон, после страхов пережитых.
А к завтрему приготовят ему русиничи горницу в Детинце. И станет он судить да рядить их же блага ради.
Нет, не притеснять, не казнить намерен теперь, - больше миловать. Русиничи всепрощением своим его нового породили и на лучшее будущее себя обрекли…
В дверь стукнули. Просунулись две бородатых головы.
Отрок и Младеня, чавкая ртами набитыми, держа в руке по куску, замахали на селищенских – уйдите, мол, исчезните.
- Погодите! – велел Бессон. – Послушаю вас!..
- А эти? – один из бородачей кивнул на жующих.
- Эти – сами по себе! - твёрдо сказал Бессон – Эти нам не указ!..
Бородачи заулыбались, пропихнулись в дверь целиком, присели – с Бессоном посерёдке – на лавку вдоль стены.
- Вот мы Шветлану шкажем! Тогда пошмотрим! – шепеляво пригрозил Младеня.
- А не спустить ли мне твои штаны? – спросил Бессон приветливо. – Да не нашлёпать ли тебе по мягкому месту?..
Младеня рот раскрыл и откусить от пирога позабыл.
Отрок – тоже. Никогда ещё с ними так не обращались.
Неужто взрослые могут быть выше детей? Неужто взрослые могут приказывать? Чудеса да и только!..
- Безобидные они какие–то у тебя, - с уважением заметили мужики. – Приручил, видать?
- А моя двоица вздохнуть не даёт, - начал первый – Всё не так, всё не по ихнему. Не чихни без позволенья. Решил я в баньку перейти. А им избу оставить. Пусть подавятся…
- А мои, - второй подхватил, - на плечах моих ездить повадились. День, другой, третий. Да сколько ж можно! Отказался. Так они – как и твой – хотят ябедничать.
- Они вас кормят? – спросил Бессон.
- Как и все, от их охоты сыты…
- Идите вместе с ними. Учитесь, вспоминайте. Они умеют – и вы сможете.
- Да мы беспамятные…
- Почему я был наместником и властителем, а вы – нет?
- Хотел – и был. А мы – не хотим.
- Я не ждал разъяснений. Сам себе разъяснял, что непонятно. Сам придумывал – как надо…
- А несогласных на осину вверх ногами?
- Ну, был неправ…
- Нам–то как быть?
- А как решите, так и поступайте. Сами…
Посоветовал Бессон – и забыл. Приготовился к переселению в Детинец. До того раздобрился, что спел с постояльцами – без их просьбы – длинную песню.
- Только дети знают, что красиво.
Только дети знают, что целебно.
Только дети могут жизнь устроить.
Слушайте внимательно детей…
Вечером пришли юнцы с копьями. Передали приказ от Светлана – срочно явиться.
Подземелье было изукрашено свечами, парчой, позолотой.
Пол выстлан мягкими шкурами.
- Хочешь завершить, не успев начать? – напористо спросил Светлан.
- Ты чем–то недоволен, царь? – спросил Бессон.
- Никогда и никому не советуй, чтобы сами решали. Если хочешь править!
- Править – значит, направлять.
- Направлять – значит, приказывать, властвовать.
- Ты умён, царь!
- А ты думаешь не так?
- По–моему, направлять – показывать путь. Чтобы люди сами шли по нему. Сами!..
- Мой довод – моя власть. Эй, отроки!..
Скучающие стражники вытянулись, пристукнули древками копий.
- В темницу его! На три дня!.. Посиди, поразмысли, исправься, Бессон!..
Грозен был царь Светлан. Величав и красив его гнев. Залюбовался Бессон – позабыл, что на него излилось недовольство властителя.
Но из темницы царский гнев быстро увиделся по–другому.
Шелестели пауки. Шелестела земля, со стен осыпаясь. Тьма липла к лицу, была неприятна. Двигаться не хотелось – размешивать, приводить в движение тьму.
Зачем власть? Навязывать свою волю, как он раньше делал? Показывать самим придуманный путь? Или помогать людям идти их путями? Их – только им присущими…
Что–то с ним случилось. Изменился. Отшагнул от себя прежнего. Там, возле горы, в битве с Васильком и с огнём неумолимым…
Как он кричал Васильку? Надо, мол, заново Русинию создавать. Здесь, на месте. Не смущать народ. Не звать к старой Русинии.
Русинию в себе надо иметь. А потом уже – создавать вовне. Хоть здесь. Хоть на старом пепелище.
Власть хороша, когда она незаметна. Чем видна меньше, тем она лучше…
Светлан каков? Он – сын Тугарина, он – в отца. Ему нужна власть ради власти – не власть ради людей.
Значит, надо его свергать? Значит, надо на Васильково кольцо надеяться? Установить человечную власть – негромкую, незаметную, без пышных слов?..
Чтобы дети слушались взрослых. Чтобы дети учились у взрослых. А не наоборот. Чтобы взрослым – памятливым и совестливым – было чему учить своих детей…
Через три дня Бессона выпустили. Он ничего не взял в избе, кроме личного оружия. Он в Детинец не заходил, со Светланом не прощался…
Он отправился к Васильку на побережье. Сквозь лес, лишения, трудности. Уверен был: дойдёт, поговорит с Васильком начистоту.
А там видно будет…