Проснулись одновременно. Рус дернулся, простонал коротко. Батюшка почувствовал, услышал.
- Ты тут, Никита? – спросил Рус. – Иль ты мне почудился?..
- Тут я… - Батюшка хотел молвить бодро, да не вышло – вздохнул невольно.
Тьма шелестела, шуршала, дышала влажной духотой. Чуть слышно позвенькивал далекий ручей.
В груди у Руса что-то громко заскрипело, потом запищало на разные голоса.
- Мышки-норушки… - Голос у храбра добрый, усмешливый. – Забрались да гнездышки свили… В Тугарина змей, в меня – мышки. С жильцами оба…
- Как же ты тут? Тебе на солнышко надо… Как ты сюда попал?..
- Доберусь и до этого!.. – Рус прокашлялся. – Слушай да врать не мешай…
- Увидим ли солнышко? – вырвалось у батюшки.
Рус не откликнулся. Перед ним проходили дела давние.
- Тугарин затаился. Мешать мы ему стали, - те, кто видел, как змей в него… Да… Это я сейчас понимаю. А тогда ни я, ни другие… Только Свенильда, его жена, догадалась…
Мы в ту пору высадились на остров. Лодейку нашу ощипанную оставили в бухте. Ходили, смотрели, охотились. Радовались, что встретили обильную землю. Дружбы хотелось, привета, ласки. Верили друг другу…
Место это нашли. Оно в середине острова. Тугарин указал – строиться. Да… Еще вот что: иглун-дерева здесь больно много.
Местная нечисть его звала сон-деревом. Но это я позже узнал…
Возвели мы Детинец. Красив получился да грозен.
Тугарин все шептал о врагах. Да мы не слушали, не верили. Праздник в сердце носили. После стольких скитаний да лишений…
Местные стали шастать к Тугарину. Чудища да кикиморы. Их тут много оказалось, уродин. Почему где красота – и мразь там ищи? Почему так?..
Батюшка стал думать, не хотел отвечать торопливо. Но Рус не дождался. Помолчал немного и снова заговорил.
- Тут и объявилась беда. Как-то утром Свенильду нашли мертвой.
В черных пятнах была. Отравили…
Мог ли кто подумать, что это сам Тугарин? Он только мне признался. Позже, когда заточил…
Для всех-то он горе изобразил. И гнев. И войну начал против врагов. А враги – все мы…
А мы – как бараны. Уши развесили. Горевали с ним вместе. Жалели его. Выступали против «лесных».
Легко нас было избивать. Родством да приятельством все связаны. На одного наскакивай, а от него пойдет-повьется ниточка.
Двух дозорных сперва взяли в пыточную. Они стояли в ту ночь, когда извели Свенильду.
Крепкие были вои – те, первые. Тугарин их долго истязал. Ни в чем не признавалась.
Только есть порог у любого человека. Пускай ты самый выносливый, железный. Пускай силой гордишься… Но дойдешь до своего порога… Переступишь через него… И ты – уже не ты…
За этим порогом, что у всякого есть, рушится дух человека, распадается, погибает. Остается нелюдь, безумец, пустая оболочка.
Такому скажут, что он мать свою убил, - согласится. Скажут, что он змей трехголовый, - согласится тоже…
Так и дозорные… Довел их Тугарин до порога. И они признались, что отравили Свенильду, что был заговор.
Кровавое пиршество помогли начать. Многих и многих за собой потянули.
Виноваты ли они, первые жертвы? До своего порога держались, не позволяли напраслину возводить. А самое большее, на что способен человек, - дойти до своего порога. Потом уж с него нечего спрашивать…
Выпала Тугарину потеха – заговор открыл. Потянул родичей и друзей тех дозорных. Они тоже поначалу держались – нечего было признавать.
Потом сказали, чего Тугарин велел. Будто оборотни задумали нас истребить. Будто оборотни войну готовят. Будто подкупили оборотни этих несчастных людей, сделали их своими глазами да ушами…
Казнил Тугарин тех, что себя оболгали. И пошли мы войной на оборотней…
Вот уж никому не пожелаю! С оборотнем биться – не с добра решиться!..
Замахнешься на чудо-юдо мерзкое, - рубанешь по трухлявому пню.
Или в трясине вонючей меч сполоснешь…
Или голову снимешь гадине поганой. А из головы новая гадина вытянется. С двумя бейся!..
Или замахнешься на лягушатину рогатую. А увидишь паука зубастого. Тут нужно твердость иметь. Помнить, с кем воюешь…
Победили мы оборотней, побили… А тут змеюны объявились.
На месте лежки змеевой нашел Тугарин зубы. Видно шепнул ему изнутри голос, что надо их посеять.
Посеял их наш «князь». Выросли старательные слуги – ему на радость. Уж такие старательные, такие беготливые. Только разума в голове маленько…
Куда пошлет – спешат. Что велит – исполнят. Ни в чем не сомневаются. Ни о чем не думают.
Только бы трюхать у него на посылках…
Змеюны его, Тугарина, окончательно испортили. Без них-то он хоть изредка нас брал в совет. А с ними не нужны ему стали советчики…
Не слушал нас отныне. Изводить продолжал. А мы все никак не понимали, кто его враги. Все никак не доходило. Видели, гибнут зазря соратники. Но думали, это случайно…
В конце концов кучка отчаянных возмутилась, выступила против Тугарина. Да что их выступление! Лучший подарок для душегуба!..
Затопил он их змеюнами. Задавил. И продолжил добивать остальных. За связи с мятежниками…
Ты спросишь: почему я молчал? Отвечу: долго я думаю. Сила большая спешки не любит. Силу большую зря употреблять нельзя.
Да и не это главное.
Ошеломил он меня, ослепил своим напором, уверенностью. Он не сомневался. Не сомневался – при уме.
Ум без сомнений – впечатляет. К нему хочется прислушаться…
Или по-другому как бы тебе сказать. Верил он, что должен нас уничтожить. Что надо нас уничтожить.
А вера настоящая – она чувствуется. Она может влиять на других.
Притом, если сам веришь в добро – и в других ждешь того же. Принимаешь чужую веру за родственную и радуешься ей.
Пока поймешь, пока разберешься, что эта вера – не в жизнь, как у тебя, а в смерть…
Да и поняв, поколеблешься не раз, - так ли, не ошибся ли?..
Ругай - не ругай, медлил я. Теперь-то – пуще, чем я сам – никто меня не укорит. А тогда – медлил.
Ведь не к злодею в дружину я пришел. Не злодей водил нас по морям жестоким. Не злодей звал к земле обетованной…
Пугает меня одна думка. Не мы ли сами виноваты, что стал он извергом? Не слишком ли часто его хвалили, возвеличить старались?
А ведь он молод был тогда, некрепок. И настоящим князем не был. Так, побочный сын…
Видимо, есть не только порог боли, за которым дух человека рушится, и человек пропадает. Есть и порог славословий. Пока не дошел до этого порога, человек может вытерпеть, как его превозносят, и не измениться. А ступил за него – и тоже перестал быть собой.
Думается мне, уж не сами ли мы довели Тугарина до этого порога?
Уж не сами ли породили злодея да на себя его обрушили?
Трудно было решать… Поздно я разобрался в кровавых делах Тугарина. Не успел ничего…
Ведь если мы сами виноваты, - значит, и я виноват. Имею ли я право на борьбу, на сопротивление, виноватый? Не должен ли терпеть
злодейства Тугарина, как возмездие за свою вину?
Или борьба необходима – как условие искупления вины?..
Так и метался – так запер себя в своих мыслях. Из мыслей-то скорее можно темницу выстроить, чем из камней. Посадил я себя на цепь еще до Тугарина, - когда в соображениях заплутал…
И только тут, в его застенке, просветлело в голове. Понял твердо: против зла надо бороться, не откладывая, не колеблясь. А если сам его породил, вдвойне упорнее надо биться и не кивать на свою вину.
Поздно я понял. И ни к чему теперь вроде… Едва ли выйду на свет. Но тебя судьба подкинула. Захотелось поделиться…
Да… Пока я думал да не понимал, стало змеюнов больше, чем людей. И каждую ночь хватали кого-то. Каждую ночь кто-то исчезал из последних соратников…
Светлан, сын Тугарина, тоже как я, - поздно прозрел. Как-то явился ко мне в горницу. Бледный, растрепанный, в глазах страх да отчаянность.
В ноги мне бухнулся. Что делать, вуй, подскажи? Он меня так звал всегда – вуй, воспитатель… Колдовство, мол, я пробовал изучить, чтобы с отцом бороться. Да уж очень оно нечистое. Нет колдов-
ства незамаранного. Сколь не искал, - нет!..
Сон-дерево взять, - благо тайну знаю? Да пожелать что-нибудь против отца?..
С деревом еще путаней, чем с любым колдовством. Оно с подвохом.
Так вывернет желание твое, что против тебя же обернет.
Рать собрать? Так не из кого… Силу и власть он, Тугарин,
прибрал к рукам цепко. И ты его не одолеешь, вуй! Не пытайся даже!
Он победил на этом острове. Он прочно тут воскняжил.
Бежать надо! Сквозь лес до бухты, где наша лодейка. Под парусом до ближайшей земли…
А там заживем! Прибьемся к доброму народу. Не пропадем…
Так он меня звал. Вышли мы вместе. А на лестнице, змеюнов – пруд пруди. И Тугарин стоит, дожидается. Довольный, - перехитрил я, дескать, вас...
Да Светлан куда как скор. Отцову хитрость его сноровка переборола.
Выхватил он нож да, не медля, метнул в Тугарина. Нож в левое плечо воткнулся.
Змеюны ахнули, рты разинули. Они ж его неуязвивым славили...
Повалился Тугарин. А Светлан прыг да скок да словно птица на волю вылетел...
С тех пор я его не видел. Что с ним стало – не ведаю...
А про себя я тебе в другой раз докончу. Притомился малость...
- Отдохни да меня послушай! – сказал батюшка. – Вот ты про дух человека. Очень это мне близко...
И стал рассказывать про своего бога, - про творящий дух, что входит во все живое...
