Тугарин опустил поводья. Сидел и думал, прикрыв глаза. Глядеть было не на что - не любил глазеть понапрасну. Верхушки деревьев проносятся, полянки, болотца... Ну и что?..

Знакомо-перезнакомо, езжено-переезжено... Ничто не удивит...

Конь под ним покачивался упруго и равномерно - как море. Конские мышцы, как волны, вздымались, опадали. Виделась Тугарину гибнущая земля русиничей и скорлупки-суда, что пытались уйти от него, убежать... Разве можно от него уйти? Разве можно спрятаться?..

Виделось одно, думалось - другое. О живой воде думал Тугарин. Откуда она берётся? Из каких глубин, из каких истоков? В чем её сила? Почему ей изначально, даром, дано то волшебство, ради которого он готов расшибиться в лепешку? Ей не надо бороться, хитрить, обманывать, рисковать. Она такая есть, и все тут. Какая в этом несправедливость! Какая насмешка!..

Почему думается о ней, как о живом существе? Водичка ведь. Хлюп-хлюп, кап-кап. Но ведь живая и есть... Недаром так названа...

Значит, свой ум? Свои повадки? Свои хитрости?.. Ведь не увидеть ее, не найти, не наткнуться. Где прячется?..

Значит, и цели свои? Неужто скрывалась бы, не будь их, целей тайных?

А где тайные цели - там тайная борьба. С кем ей бороться, если не с ним, с Тугарином? Но за что она борется? Против чего? Какие лелеет планы?..

Тьфу ты, бес! Так и свихнуться недолго! Нашел врага - хлюп да буль!..

Но есть хранительница, это известно точно. В ней главная опасность! Ибо в ней - недоступность живой воды. Не будь её, что бы водичка могла! Испариться? Потечь вспять? Стать ядовитой?.. Нет, шалишь! Не зря эта хранительница! Не попусту приставлена! Вода беспомощна без неё, вот в чем истина! Живая вода сама не может защититься! ..

Где же она, такая желанная, позарез необходимая? Столько народа занято поиском - и Бессон, и змеюны! Ломают головы, ломают ноги... Да и русиничи проболтались бы, кабы наткнулись. Проболтался же этот, Василек...

Почему она явилась Васильку? Почему открылась, далась? Именно ему - глупому, простодушному. Именно ему - не знающему ничего. Не приобщенному... Единственному представителю семени русиничей - нового их поколения...

Ах, как хитра его мать! Как она красива! Как притягательна! Мог ли он, Тугарин, думать, что после того случая, когда родился Бессон, она решится снова... Но с кем? Кто посмел? Кто снял заклятие? Кто превозмог чары сон-дерева?..

Как она хороша, Василиса, мать Василька! Мысли сбиваются всякий раз, когда ее вспомнишь... Верой, надеждой, любовью полнилось ее лицо, когда вела своего мужа, тащила его за руку вглубь леса...- Может, ей кто-то подсказал, что там, где нет сон-дерева... Да нет, невозможно! Это знает лишь он, Тугарин!..

Они бы все помчались... Если бы поняли... Или не все?.. Если донесениям верить, они теперь другие... Похожие на него самого...

Ничего она не поняла! Не заметила... Разве могла допустить, что в оболочке мужа... Пусть ненадолго... Но кто-то другой...

Может, живая вода только детям дается в руки? В этой догадке что-то есть... Значит, надо беречь Василька? И послать его повторно? Он, Тугарин, так ведь и решил - сделать его вторым наместником... Как послать его повторно? Кого для этого убить? Бессона или Никиту, батюшку Василька? Батюшку жалко - после того случая в лесу... А Бессона? И его, конечно, жалко,- свой... Но если убивать - то именно Бессона! Хоть и наполовину русинич - но русинич! Их семя! А предсказание... Нет, не надо об этом... Как все переплелось, перепуталось... Бояться Василька и Бессона - потому что это семя русиничей... Потому что предсказание... И беречь Василька - потому что единственный ребенок... Хотя какой он ребенок - этакая детина! Единственный, кто может взять живую воду!.. Без живой воды - погибель. И от семени русинского - погибель. Только живая вода может спасти... Без неё ни одно пожелание, ни одно заклятие не исполняется до конца. Любое волшебство свершается до половины. Это главная тайна его царства. Она известна только ему. Самая мучительная тайна... Он, Тугарин, вызывал страшных духов. Унижался, плакал, вымаливал. Ничего не мог понять. Почему все исполняется - но исполняется не так? Вроде бы исполняется... Не до конца... Не как приказано... Не тем боком... Почему?..

Он властелин. Но какой ценой!? Уничтожил многих. И среди них - любимейших, ближайших...

И предсказание... И смерть...

Пусть она далека, почти невозможна... Но ведь он прорывался к бессмертию... И все другие царства!.. Похоже, он сам их создал... Они как бы примешались к его заклятиям, к его желаниям... Как бы стали условиями их исполнения...

Ужасный остров! Каким он тихим был поначалу! Какое блаженство пообещал! Но оно обернулось вечной тревогой, вечным страхом... А эти пещеры... Кто в них? Или что?.. Сон-дерево не помогло разгадать. Может, живая вода подсобит?..

Если бы сразу узнать про неё! Скольких бы ошибок избежал! Если бы выследить хранительницу - Светозарыню! Дух она или человек? А может, оборотень?..

Как-то они соединяются в одно в его уме - живая вода и ее хранительница. Может быть, они и есть - одно? Может быть, хранительница - телесное воплощение духа живой воды?

Тогда выходит, что они - неразрывны? И Светозарыню нельзя увезти, упрятать, скрыть?

И к живой воде нельзя получить свободного доступа? Плохо, если так.

Тем большее значение имеет Василек. Тем больше его нужно беречь. И тем больше - опасаться. Стоит ему понять свою важность, и подчинять его будет невозможно...

Какой узел, какой запутанный клубок вокруг этой позарез необходимой живой воды! Как это кстати, что бабка Языга сумела ее получить!..

Вот ее избушка... Тугарин поосанистей уселся, выпятил грудь колесом. Конь заржал переливисто...

Где ж она? Не идет, хрычовка старая, карга каркастая! Дрыхнет, небось, перед ночными забавами!..

Тугарин воздуху в грудь набрал. На миг задержался. Не идет бабка... Свистнул он тогда по-разбойному. Тучу птиц поднял в воздух. Дождь листьев да игл обрушил...

А что гомону да писку! Что мельканья да хлопанья крыльев!..

Бабка выкатилась на порог, дверью визганула. Бородавки кровью налиты. Усики под носом топорщатся.

- Кто? – гаркнула, мутно глянув.

- Гостей не видишь? - строго спросил Тугарин. Да подбоченился в седле. Ладонь левая - на рукояти меча, ладонь правая - на пояснице.

- Ой!.. - Бабка плесканула руками, на свирепом лице изобразились умиление да восторг. - Да кто же это пожаловал? Да такой ненаглядный! Да такой величавый!..

Запела, залебезила, а сама - зырк, зырк! За плечи Тугарина да по сторонам - один ли он. Тугарин это отметил.

- Подобру ли поздорову доехал, батюшка?

- Здоровый да сильный! Ни спать, ни есть нет охоты!

- А в баньку желаешь?

- Рад бы да некогда! К тебе за делом!

- Ишь ты! Ко мне! К бедной бабушке-задворенке!

- И то! Сама-то как? Живешь за рекою, а к нам ни ногою!

- Я? К тебе? Лиса лисой ты, батюшка! Так в ухо и лезешь!

- Пришла бы сама! Принесла чем богата! То-то радость!

- Шутишь, батюшка? Над бедностью моей смеешься? Али я виновата, что рубаха дыровата?

- Какова пряха, такова на ней рубаха. Неси воду живую, бабка!

- Какая вода? Живая? Путаешь ты - словно кашу в лапти обуваешь. Я мертвую храню!

- Некогда мне! Давай воду, бабка! Живую!

- Некогда - поезжай! Красна изба углами, а дорога - ездоками.

- Ты с кем говоришь, бабка? Забыла? С благодетелем своим!

- А ты, батюшка, не серчай! Хлеб с солью не бранится.

- Ишь ты, ближняя родня: на одном солнышке лапти сушили... Отдашь воду?

- Найдешь - бери! Только нету ее! Оговорил меня кто-то! Ого-вори-ил!..

- Хороша!.. - Тугарин спешился, не слушая бабкиного визга. - На язычке медок, а на сердце - ледок...

В избушке Тугарин все переглядел, перетрогал, перенюхал. Один раз. Другой. Третий... Разъярился, почернел. Шипел и сам того не замечал... Но живую воду не находил, не находил, не находил... Не находил, как ни старался...

Сел на лавку, обессиленный. Почесал в затылке.

- Тут она! Нюхом чую - недалеко! Сожгу я избу, бабка!.. Пламенем дохну, и нет её! До трех считаю. Раз... Два...

До "трех" не дошло - бабка исчезла. Оборотилась малым семечком и упала на пол. Хотела, видно, в щель между досками скользнуть...

Не растерялся Тугарин - тут же стал петухом. Гребень жаром пышет, перья в хвосте радугой горят. Навис петух над семечком - сейчас клюнет...

Подпрыгнуло семечко - взлетело коршуном. Чем выше коршун подымался, тем выше крыша в избе становилась. И стены как бы раздвигались, пропадали в синем тумане...

Сложил крылья коршун, камнем упал из поднебесья. А внизу его уже не петух ждет. Ревет внизу медведь - морду задрал, замахнулся лапой...

Превратился коршун в рыбку-ерша. Скользнул между лапами медвежьими. Да прямо в озеро... Одна из кадок, верно, озером предстала. Из тех, что были у бабки в подпечье...

А медведь обернулся щукой зубастой. И следом за ершом в озеро булькнул. Догнала щука ерша, схватила зубами острыми, держит крепко. Доплыла до берега, пожевала ерша чуток, - для острастки, наверно, - да и выплюнула...

И сразу все стало как было. Сидела на лавке бабка Языга, кряхтела да бока потирала. Стоял перед ней Тугарин, пофыркивал носом - флю, флю... Должно быть, в воде простыл...

- Отдашь? - спросил Тугарин. - Или палить избу?..

Тут он чихнул, да так, что бабка и её избушка подпрыгнули.

- А-пух-пых-пах-пчхи I ..

- Горьким быть - расплюют, сладким быть - проглотят, - сказала бабка сокрушенно. – Отдам тебе, молодцу, водичку живую!

- Бабка, - растрогался Тугарин, - дай я тебя поцелую! Ап-пчхи!.

- Целовал ворон курку до последнего пёрышка, - пробормотала бабка. - Отдам я, да взять непросто будет!

- Шутки шутить? - заревел Тугарин. - Чужого алчешь - свое потеряешь !

- А ты не пугай, батюшка! Была кикиморой и останусь! Где прыжком, где бочком, а где на карачках - проживу!

- Дальше в спор - больше слов. Говори, чего просишь...

- Как там говорить, где не дадут и рта отворить. Не буду ничего просить...

- Так в чем же загвоздка? - заорал Тугарин. - Визгу много, а шерсти нет!

- Сова о сове, а всяк о себе... Заклятие на живой воде. Три загадки отгадаешь - снимешь заклятие...

- Ты закляла воду?..
Бабка кивнула.

- Богатство добыла и братство забыла! Так что ли? Ах ты...
-...кикимора, - подсказала бабка. - Не люби потаковщика, люби встрешника, батюшка! А я всякое коренье приму с благодареньем.

- Давай свои загадки, - сказал Тугарин устало.

- Сказано так, и перетакивать не будем... Вот тебе, батюшка, первая...

"Стоят два дуба, на дубах бочка, на бочке кочка, на кочке трава."

- Твоя это избушка на бревнах-подпорках. Да ты в ней – кочка с травой...

Отгадал наполовину, - сосчитала бабка. - Избушка тут ни при чем. Это ноги да тулово, голова да волосы...

- Слушай, бабка, а слуги мои могут ответить? Или конь мой ретивый?

- Так и я - твоя слуга, батюшка! Что ж я - сама себе загадывать буду?.. На гнилой товар да слепой купец...

- Это я потаковщик, бабка. Не так с вами надо. Или всех грызи, или сам лежи в грязи!..

- Раньше страха испугался, батюшка. Вот тебе вторая... "Возьму пыльно, сделаю жидко, брошу в пламень, будет как камень."

- Это, наверно, дорога после дождя. Дохнешь на нее огнем, и она твёрдая...

- Издали и так и сяк, а вблизи ни то ни сё, батюшка... Это пирог...

- А ты задай без пламени! Чтоб я на себя не сбивался...

- Изволь, батюшка! Пускай та не в счет. Вот тебе вторая...
"Двое стоят, двое лежат, пятый ходит, шестой водит..."

- Дверь да притолока! - сказал Тугарин победно.

Вспоминалось ему в этот миг, как пинал ногами спящего у двери змеюна, - ночью, в детинце...

- В-третьих, тебе вот такая простецкая... - сказала бабка Языга. - "Кочет голенаст, кланяться горазд."

"Не по зубам!" - хотел признаться Тугарин, да приметил, что бабка, помимо воли, косится куда-то. И не куда-то, а на топор, приставленный к печи.

- Топор, - сказал безразличным голосом.

И бабка вздохнула, головой покачала, - силен, мол, батюшка.

- Где вода? - спросил Тугарин нетерпеливо. - Давай сюда!..

- Не торопись, батюшка! Не то выйдет, что делал на спех, а сделал на смех. Первую-то ты не сладил...

- Наполовину...

- Остатний-то шажок самый трудный... Слушай да смекай. "Что по край леса, что по край света, что во всю землю, что без цветочков, что без клочочков, что без кореньев?” Ну-ка!..

- Да это целая куча! Да ты забыла, с кем... Ах ты старая... - у Тугарина от гнева перехватывало дыхание, не мог договорить.

- Извиняй, батюшка! - бабка Языга вроде бы напугалась, а может, и нет, кто ее разберёт. - Нё того бы хотелось, да так сделалось!..

- Какая разгадка?.. - Тугарин спросил вроде спокойно, а рука - сама по себе - ползла к мечу. Но доползти не успела. Бабка Языга шевельнула губами, и выпала из воздуха клейкая паутина. Прилипла к рукояти, обвила ее серым пушистым облачком, и капли на нем выступили - будто роса...

Тугарин тронул, и палец приклеился намертво. Дернул - и отодрал его с кусочком кожи.

Бабка же Языга, будто ничего не видя, пропела неожиданно звонким голосом:

- По край леса - красно солнце, по край света - ясный месяц, во всю землю - путь-дорога, без цветочков - ковыль-травка, без клочочков - быстра речка, без кореньев - белый камень... Без отгадки - ты, Тугарин!..

И засмеялась - будто колокольчик зазвенел. И обратилась в красну девицу, неописуемо пригожую...

Как выскочил из избы, как пришпорил коня, - ничего не помнил Тугарин...

Очнулся возле детинца - будто и не ездил никуда. Бросился в горницу - к блюду заветному. Проделал, что надо. И снова - в огненном кольце - увидел бабкину избу...

Бабка Языга бормотала, снимая заклятие... Вот на полке появилась миска с живой водой... Как же так?.. Ведь рядом двигал руками!.. Бабка подбежала, жадно припала губами, выпила все до капельки. Старая-престарая, гадкая-прегадкая...

Тугарин глотал вместе с бабкой. Только он глотал воздух, а она... Вот что надо сделать! Надо послать ее к Светозарыне! Сестриться, кумиться, дружиться, знакомиться... А в нужный момент... Лишь бы он наступил...

Что за жизнь такая! Хлопот полон рот, а перекусить нечего. То бишь, испить...