- Зачем он это сделал? Зачем? - Батюшка метался по избе. - На что надеялся?
- Жить устал, - сказала бабуня.
Она сидела боком на лавке у окна, смотрела во двор, говорила, не оборачиваясь.
- Жизнь бесконечна, её нельзя прекратить! - батюшка рад, что нет молчания, что ему отвечают.
- Ее можно прервать - здесь! - бабуня глянула и снова уставилась в окно, губы упрямо поджаты.
- Можно разорвать кольцо, выскочить!
- И попасть в новое кольцо, пошире? Нет уж! Не в безумных поступках сила! Не в самоистребле-нии!
- Сила - в храбрах! - сказал вдруг Василек.
И застыдился, краска бросилась в лицо.
Матушка оторвалась от шитья, загляделась на сына. Она сидела в простенке, вышивала дубовые листья на рубахе Василька.
Василек рассердился, что она так любуется. И забыл, сердитый, о своем смущении.
- Храбры могут за собой других повести! И все переменить, что плохо! - выкрикнул запальчиво.
- А что плохо? - прицепился батюшка к его словам. - Что, по твоему, плохо? Что может видеться плохим тебе, рожденному здесь?
- Не трожь дитя! - мягко вступилась матушка, попросила.
- Я не дитя! - Василек осердился вконец, глаза сверкали, щеки пылали.
- Ничего ты не сможешь изменить, хоть и не дитя! – сказал батюшка. - Не знаешь ничего!
- А ты научи!..
Батюшкино лицо потеплело - Василек понял, что угодил своими словами.
- Научу, коль захочешь!
- А Бессон что, не хотел?..
Неприятная тишина повисла. Матушка помрачнела, замкнулась. Бабуня прошептала что-то - быстро и неразборчиво. Батюшка молчал, будто себя перебарывал.
- Я же тебя попросил: не говори о нем!.. Я же тебе пояснил: он от нас отказался! Ушел! Сам!..
Снова долгое молчание. Вот так же оно повисло, - непреодолимое, тяжелое, - когда Василек поведал о встрече с Бессоном...
- Так что, по-твоему, плохо? - вернулся батюшка к разговору.
- Детей нет!
- И впрямь, плохо... Но этому не поможешь...
- Почему?
- Здесь тайна... Не рождаются дети...
- Я разгадаю тайну!.. Все тайны!.. Потому что...
- Ну!..
- Потому что люблю этот лес!.. Эту землю!.. Научи, как жить, батюшка!..
Василек подбежал, на колени грянулся. Батюшка прижал его голову к себе. Гладил шершавой ладонью.
- Мой ты, мой! - приговаривал...
Краем глаза Василек видел, как матушка, подхватив рубаху, на цыпочках пробирается к двери. Бабуня - следом за ней... Василек шевельнулся.
- Что ты? Что?.. - батюшка крепче прижал его голову. Потом очнулся. Отстранил сына.
- Сядем да поговорим...
Прошел в угол, вытащил из-под лавки бересты, отбросил деревяшки, между которыми бересты лежали-пылились.
Присел к столу и Васильку рядом указал.
- Мы не знаем, кто мы и откуда... Не помним... - Его рука легла на бересты, и те вздохнули-хруст-нули, будто пробудились. - Но в каждом есть хоть крупица памяти. Я собрал эти крупицы. - Батюшка погладил бересты. - Мы жили на своей земле. Кормились рыбой да зверьем. Да хлебом своим. Смеялись над нашим храбром Русом. Считали его ненужным. Прогоняли... Детей было много в наших избах. Да... А потом пришла напасть. Земля тряслась. Горы дышали огнем. Море бросалось на берег. Русиничи гибли. Да... Спаслись только те, что к лодьям успели.
- А отчего та напасть? Боги наслали?
- Боги? - Батюшка усмехнулся. - Прошли те года, когда богов были полны огороды. Теперь чесноку и луку не кланяются.
- О чем ты, батюшка? Вразуми!
- Бог один, сынок! И не где-то он, а в человеке!
- И во мне?
В любом. У каждого есть чувство бога. Но по-разному его величают. Кто говорит: правду в себе ношу. Кто силу слышит в себе. Кто справедливость... А все это - бог...
- Рассказывай, батюшка!
Васильку захотелось на колени примоститься к родному. Да застыдился - велик больно.
- По порядку надо, сынок. О русиничах доскажу... Не стало для них земли. Что горше на свете! Да... Но беды в одиночку не ходят.
Не успело море успокоиться, как налетел на лодьи страшный змей. Огнем стал палить, хвостом хлестать. Мы, кто жив был, взмолились богам слезно. И я взмолился. Не ведал тогда, что бог - один...
- А дальше, дальше что?
- А дальше вот что... Появился Тугарин и победил змея. Великий и могучий избавитель. И нас повел за собой...
- Но ведь он и сам - змей! Я же тебе рассказывал! Василек вспомнил бой на мосту. Непонятно и неприятно прерывистый всадник... Миг, сидит, блистая... Миг - распростерся вдоль коня
длинным туловом...
- Он сюда нас привел! Он - благодетель!..
- Он Бессона отнял! И деда убил! Хочу с ним биться!..
- Утка крякнула, берега звякнули, море взболталось, вода всколыхалась ...
- Во мне сила большая, батюшка! Я живую воду пил!..
- Пил - так помалкивай. Больше силы - меньше слов...
- Я и тебя побороть могу! И Тугарина!..
- А ну-ка!..
Батюшка осторожно отодвинул бересты от края стола, встал, перешагнул скамейку, вышел на середину избы.
Ждал, потирая ладонь о ладонь. "Что со мной? - подумал Василек. - Чего я бросаюсь на батюшку?.."
Вскочил. И бросился.
Цепкие батюшкины руки его встретили, подняли, перевернули в воздухе и припечатали спиной к полу.
- Пусти!.. Я не успел ухватиться!..
- Тугарину так же молвишь? - батюшка улыбнулся и отпустил.
- Если ты храбр, почему дома сидишь? - спросил Василек, подымаясь.
- Пойдем на место! - батюшка уселся на лавку и сына увлек; снова пододвинул бересты. - Быть храбром - ничего не знать, кроме дозоров да боев. А я память хочу сохранить. Остатки памяти...
И еще - семью люблю. Матушку твою. И вас...
- Меня и Бессона? - догадался-ахнул Василек.
- Да. Не могу оторваться... Семья для храбра - слабость. Родина - сила... Вот послушай!.. - Батюшка перебрал бересты, вытащил одну. Говорил, не глядя в нее. - У Руса, храбра нашего, был отец-родитель. Звали его Синицей. Рус долго жил среди нас, много поколений сменилось при нем. А Синицу не видел никто из нас. Но помним его. Жил он тогда, когда солнца еще не было. Царили тьма и холод. Люди быстро мерли - голодали, замерзали. Они просили Синицу помочь.
Он отправился странствовать. Бился с бурями да метелями. Искал причину зла. И нашел на горе высочайшей темь-дракона, глотавшего свет. Сразился с ним. Одолел в тяжелом бою. Зашвырнул его тушу на небо. Хотел сбить стрелой звезду, чтоб зажечь от неё тушу драконью. Но звезда попросила: "Не тронь меня! Других губя, вечный костер не зажигают! Соедини свою жизнь и смерть - будет огонь неугасимый!.." Подумал Синица, подумал, - и понял, что надо сделать. Прыгнул в небо, обнял поверженного дракона, как брат брата. Смерть и жизнь соединились, добро и зло. И от их встречи вспыхнул огонь, осветил и обогрел землю. Солнышко появилось... А дух Синицы вселился в маленькую птичку. Она только там живет, где русиничи. Только рядом с нами...
Батюшка положил выбранную бересту к остальным, погладил кончиками пальцев.
- Мне храбром не быть, сынок!
- Из-за твоего бога? - догадался Василек.
- Время говорить о нем. Он сильнее любого храбра. И нужнее для нас...
Батюшка прикрыл глаза, и голос его стал другим - приглушенным, беззащитным. Он отдавал себя в руки сыну. Василек, - чтобы наравне быть, чтобы не смутить батюшку случайно, - тоже смежил веки. Сидел, окруженный желто-серым туманом. Боялся шелохнуться...
- Бога еще нет, - говорил батюшка. - Был и есть творящий дух.
Он создавал моря и земли слепо, бездумно, пока не появился человек. Затем он вошел в каждого из нас. В каждом - частица творящего духа. Только все вместе, все вместе несут в себе творящий дух целостный.
Но люди не вечны. Со смертью каждого частица творящего духа высвобождается. И стремится к новым воплощениям.
Люди, все вместе, поддерживают движение творящего духа, круговорот, изменение. Человек духу творящему добывает правду о нем самом, ибо творящий дух слепил человека для образа своего.
А бог - появится. Появится когда - через людей - творящий дух все узнает о мире и о себе. Тогда люди – отдельные, слабые - перестанут быть нужны. Они сольются в творящем духе. И дух этот превратится в бога...
Я вижу бога, как всемогущее всезнающее облако. Оно летает в небе, - от звезды к звезде, - уничтожает зло, исправляет ошибки прошлых, - слепых, - сотворений.
Добро и справедливость победят, когда появится такой бог...
Батюшка смолк. Стал перебирать бересты.
И в этот миг Василек с ужасом понял, что батюшкина открытость не сблизила их, а - наоборот - отодвинула друг от друга. Мысли Василька были о храбрах, мысли батюшки - о боге. Они думали о разном, они шли разными дорогами...
- Но люди! - сказал Василек в отчаянной надежде поправить дело. - Неужели не могут они справиться со злом? Хотя бы в себе самих!..
Батюшка медленно покачал головой, - нет, не могут...