Проза
 

“Малое посольство”.
Фантастическая повесть.
Продолжение.

БЕГСТВО

Бежали долго и скорости не снижали. И никакая усталость их не брала…

Так – с разбега – в ямину и сверзились.

Ямина была глубокая. Ее никто не вырывал искусственно. Образовалась она от того, что большущая сосна то ли скончалась от старости и повалилась, выворотив из земли свои корни; то ли ветрище буйный так ее насмерть повалил. А затем, видимо, дожди помогли : подразмыли да углубили стенки.

На дне ямы кто-то был: рявкнул тоненьким баском, когда на него повалились беглецы. Егорка глаза протер, землю из волос вытряхнул, - тогда только и понял, кто перед ним.

Маленький медвежонок был на дне этой большой ямы. Беглецы, видно, отбросили его в сторону при падении, и он смешно сидел на заду, совсем как человечек, и глядел на “гостей” круглыми, удивленно-недоумевающими глазами.

- Ой, какой хорошенький! – восхитилась Васька. – Можно его погладить?..

- Протянешь руку, а он зубами – хвать! – предостерег Тин. – Хубами – звать!..

- У него и зубов-то, наверное, нет еще! – сказал Егорка.

Он наклонился над медвежонком и прикоснулся к его шершавой шерстке.

Медвежонок дернулся от прикосновения и шмякнулся вперед, брюшком на землю. Прижавшись к земле, он жалобно заскулил…

И на его жалобный скулеж вдруг ответил громогласный рев сверху.

Беглецы подняли головы и невольно прижались друг к дружке, словно стараясь вот так вот – все вместе – себя защитить.

На краю ямы стояла огромная медведица и, свесив голову, издавала страшный рев.

- Это его мать! – сказала Васька.

- Боится, что мы его обидим! – сказал Тин.

- Что будем делать? – спросил Егорка.

- Надо вылезти из ямы! – сказала Руса.

Яма была глубокая. Стенки ее были мягкими, прикрытыми густой бахромой корней и корешков. То тут, то там в стенки были вкраплены острые камушки.

- Тин! Вставай мне на плечи! – сказал Егорка. – Попробуй дотянуться до края!

- Ну да! – возразил Тин. – А эта… мать меня лапой по кумполу! Капой по лумполу!..

- Я ее уговорю! – сказала Руса. – Она тебя не тронет!..

Руса стала издавать звуки, непонятные для всех, кроме Егорки. Егорка же слушал ее тайные слова и с досадой думал, что знать-то он их знает (Руса научила!), но применять их, пускать в ход никак не осмелится. Мешает ему непонятно откуда взявшееся опасение: эти тайные слова изменят его, если он пустит их в ход, сделают его не таким, как прежде, не таким, как сейчас…

Медведица, склонив голову к левому плечу, слушала Русу внимательно. Не рычала…

Когда Руса замолчала, медведица попятилась и исчезла из поля зрения.

- Чего это она? – сказал Тин. – Куда ушла?..

- Подожди! – отмахнулась от него Руса.

Она, Руса, явно прислушивалась и чего-то ждала. Все остальные, глядя на нее, тоже настороженно замерли.

Неподалеку послышались звуки ударов… Громкий шелест… Затем сильный треск…

Треск повторился несколько раз… После этого была недолгая тишина…

Затем донеслось прерывистое шуршание… Оно приближалось…

И вдруг над ямой появилась нижняя часть сломанного березового ствола…

Затем ствол наклонился и мягко съехал вниз… Показалась древесная крона и превратила небо над головами в узорчато-кружевное зелено-синее покрывало…

Сквозь это покрывало просунулась морда медведицы, и была она приветливо-дружелюбной. Словно бы медведица изо всех сил пыталась улыбнуться…

- Вылезаем по одному! – скомандовала Руса и первая вскарабкалась вверх, переступая с ветки на ветку.

За ней выбрались Васька и Тин.

Егорке осталось самое трудное: подняться самому и поднять медвежонка. Пришлось правой рукой цепляться за березу, а согнутой левой обнять звереныша и прижать его к себе. Медвежонок уткнулся влажным холодным носом в Егоркину щеку и быстро-быстро посапывал…

Очутившись на земле, медвежонок рявкнул тоненько и подбежал к матери. Та его старательно вылизала, а затем, повернув морду к Егорке проворчала что-то, явно осмысленное.

Егорка вопросительно посмотрел на Русу. Та молча шевельнула губами. И дотронулась до своего уха.

Егорка понял ее молчаливую речь. Она предлагала ему включить тайный слух. Ведь только сделав это, можно услышать тайные слова…

Он закрыл глаза. Напрягся. Сказал – слово за словом - всё, что в таких случаях велела говорить Руса.

И услышал…

- Позови меня, когда буду нужна!.. Крикни :”Медведица Дица, приди потрудиться!..” Я тебя услышу!..

Больше тайных слов не было.

Егорка открыл глаза. Медведица, огромная, как ходячая гора, неторопливо удалялась. Справа и сзади от нее смешно косолапил медвежонок…

 

Долго шли по редколесью… Молчали… После встречи с медведицей у Егорки исчезло чувство опасности, грозящей от умертов и Ихтии. Казалось: просто идут они вперед, да и только!.. Прогуливаются… Наслаждаются природой…

Редколесье чем хорошо?.. Тем, что каждое дерево – само по себе… Каждое – наособицу…

И листик любой – тоже…

Словно бы стволы эти и ветки вылеплены чуткими пальцами талантливого художника… А изящные листовые пластинки выкованы из волшебного металла божественным кузнецом…

Мастера сговорились и соединили свои работы… И получилось то, что получилось… Тре-петные скульптуры… Художественная галерея природы…

Егорка шел и любовался колыханием листвы, беспрерывной игрой света и тени. И чудилось ему, что в этих перемаргиваниях и перепархиваниях листьев, солнца и ветра тоже есть свой особый скрытый смысл, свой особый беззвучный разговор.

Можно было закрыть глаза и переключиться на второе зрение и тайный слух. Но, во-первых, во время движения это было небезопасно. Ну а во-вторых, просто не хотелось отвлекаться от созерцания той красоты, что была вокруг…

Она была понятна без слов, без мыслей. Была, и всё тут!.. И не нуждалась в обдумываниях и обозначениях…

Нет, все-таки до чего же сильно Русиния действует на человека, - делает более взрослым, более умным, - подумал Егорка и даже гордость почувствовал: вот я какой!..

До школы, до прибытия сюда он просто жил, - как, например, эти вот листья, эти цветы и травы… Жил и не догадывался о том, что жизнь, свою и чужую, можно обмысливать, обмозговывать… То есть, как-то понимать, как-то обозначать словами…

Тут Егорка поморщился… “Обмысливать” звучит почти так же, как “обмыливать”… Мыло изменяет предметы, делает их чище… А мысль?.. Неужели она тоже изменяет то, на что направлена?..

От непривычных умственных усилий Егорку отвлекли странные звуки. Они вдруг послышались сверху.

Егорка поднял голову.

Над ними, над тем редколесьем, по которому двигались, летела странная птица. Она была большая, - даже там, в высоте, такой казалась. Всё её оперение было ярко-рыжего цвета.

Солнечные лучи светили Егорке прямо в глаза и не давали разглядеть всё детально. Птица казалась пылающей… Окруженной колышущимися огненными языками…

И там, среди языков огня, - или, быть может, среди встопорщенных перьев, - на ее спине сидели три птенца. Три таких же ярко-рыжих…

Вернее, двое сидели, а третий стоял на своих нетвердых лапках и то ли покачивался, то ли перетаптывался на месте… А птица вывернув голову на длинной шее, коротко и резко выкрикивала свои предостережения…

Но непослушный птенец не иначе как был полон веры в свои незрелые силы. Он распахнул свои маленькие крылышки и даже не слетел с птицы-матери, - его попросту сорвало встречным потоком воздуха.

Вращаясь и кувыркаясь, он стал падать вниз. Распахнутые крылья поначалу замедляли падение. Но птенец их быстро сложил и после этого помчался вниз камушком…

Птица закричала – жалобно, моляще…

Егорке послышалась просьба в ее крике. Она у него, у Егорки, просила помощи…

Позабыв про спутников, Егорка рванулся вперед, - туда, куда, по его мнению, должен был упасть птенчик…

Сверху, клекоча, опускалась птица. Будь она одна, она бы камнем ринулась вниз и подхватила бы своего отпрыска. Но те двое других, что оставались у нее на спине, не позволяли этого сделать…

Зато Егорка успел вовремя. Подбежал, рухнул на колени и принял на согнутые руки плот-ное шелковистое оранжевое тельце.

Птенец одну-две секунды был неподвижен. Затем завозился, недовольно попискивая и удивленно глядя на Егорку.

Егорка опустил его на землю, а сам поднялся на ноги.

Тут и птица подлетела, навевая ветер крыльями. Она встала на свои мощные чешуйчатые лапы, ухватила клювом своего летуна за загривок и, по-змеиному выгнув шею, водворила его себе на спину.

Затем Егорка услышал тайную речь.

- Если нужна буду, скажи: “Огонь-птица, пора появиться!” И я приду на подмогу!..

Егорка кивнул, и птица, подпрыгнув, легко подняла себя в воздух распахнутыми крыльями.

С каждым взмахом она взлетала всё выше и делалась всё меньше. Вот солнце снова словно бы зажгло ее, и, окруженная языками пламени, она вошла в круг небесного светила, полностью растворилась в нем.

- Как же ты без меня обошелся? – спросила подбежавшая Руса.

- Запросто! – сказал Егорка.

- Что, собственно, случилось? – выкрикнул Тин. – На тебя напали?..

- На него упали! – хохотнула Васька. – И с ног его свалили!..

- Помог птице! Вернул ей птенца! Чего такого! – буркнул Егорка…

И снова они двинулись в путь. Картины вокруг медленно менялись. Редколесье закончилось. Потянулась заболоченная равнина, изрезанная глубокими оврагами.

Скорость продвижения резко замедлилась. Выбираясь из одного оврага, почти сразу приходилось спускаться в другой и шагать по его дну, продираясь сквозь кусты и каменные обломки, а то и перепрыгивая с камня на камень.

В одном из таких оврагов их и настигла беда.

Черная тучка, - вроде бы, и небольшая по размерам, - незаметно подкралась, а может быть, и не подкралась, а на их глазах и над их головами образовалась, возникла.

Из нее хлынул дождь… И не дождь, а ливень… И не ливень, а водопад…

Грохот стоял такой, будто десятки барабанщиков били в десятки барабанов. По дну ущелья мгновенно пронеслись бурливые ручьи. Пронеслись и слились в единую водную пелену, которая, клокоча, стала вспухать, подниматься…

Егорка поглядел на сплошную водяную стену, вставшую от неба до земли только затем, чтобы на эту землю, на это ущелье обрушиться.

Ему показалось, что в струистом колыхании водяных пелён, в стеклянистых просверках водяных потоков промелькнуло злорадное лицо принцессы Ихтии. Промелькнуло и спряталось, скрылось, не желая быть узнанным.

Егоркины спутники пытались добежать до выхода из ущелья. Оскальзывались, падали, вставали, снова падали. Грязные, мокрые, испуганные…

И Егорка, оказавшийся замыкающим, проделывал то же самое. И был таким же мокрым, грязным и испуганным…

Только Руса отличалась от всех. Вокруг нее образовался как бы воздушный колокол, воздушный купол, и ни одна капля сквозь него не прорвалась.

Там, внутри, Руса была чистенькой и сухой. Она растерянно улыбалась. Она что-то кричала, но из-за грохота падающей воды ее слов не было слышно.

Глядя на ее улыбку, Егорка вдруг понял, что Русе нынче – хуже всего. И не спасают, не оберегают ее, оставляя сухой, а наоборот – наказывают. Может быть, даже – мучают. Поскольку для нее, русалки, оставаться без воды – это и есть самое настоящее мучение.

Однако и самому Егорке, и спутникам его тоже было сейчас весьма не сладко. Воды в ущелье было уже почти по колени. Она бурлила и клокотала. Она громогласно рычала, как огромный рассерженный зверь.

К тому же в падающей воде Егорка вдруг разглядел хищные рыбьи тела. Это щуки и другие какие-то злые рыбины валились с небес… Упав, некоторые лежали тихо, некоторые отчаянно дергались, подскакивали и падали обратно, вздымая брызги.

- Огненная птица, поспеши явиться! – выкрикнул Егорка.

И… ничего после его выкрика не произошло. Зубастые щучьи пасти открывались и защелкивались. Безудержные рыбьи пляски продолжались. Вода падала в ущелье. Она поднялась уже выше колен. Чтобы шагнуть, приходилось с напряжением проталкиваться сквозь нее.

Почему призыв не сработал?.. Не те слова?.. Не в том порядке?..

Егорка напрягся, припоминая… Как там оно было?.. Ага!.. Вот так вот, кажется!..

Он закричал во весь голос, будучи уверенным, что никто его не услышит:

- Огонь-птица, пора появиться!..

И сразу после его слов что-то изменилось. Что-то обнаружилось новое…

В черной туче возникли желтые точки… Нет, не желтые – рыжие… И не точки, а пятнышки… Пятна…

Словно маленькие взлохмаченные солнышки…

Они двигались. Одни – медленно: справа налево и слева – направо… Другие метались быстро и, вроде бы, беспорядочно…

Егорка остановился. И все его спутники – тоже…

Остановились потому, что идти, вернее, бежать дальше не было никакой возможности.

Вода кишела злыми рыбинами. Ее, воды, теперь было достаточно для того, чтобы самые большие щуки чувствовали себя вольготно и могли безудержно нападать.

Вот одна из них уставилась на Егорку и, разинув пасть, ринулась на него.

Егорка испуганно отшатнулся. И тут же между ним и щукой беззвучно полыхнул рыжий огненный сполох. И… огонь-птица, окруженная облаком пара, поднялась в воздух, унося в когтях воинственную щуку. А следом за ней и другие огонь-птицы ринулись, выхватывая из воды других рыбин.

И снова промелькнуло в воде лицо принцессы Ихтии. Было оно разгневанным.. Брови насуплены… Губы поджаты…

А когда оно исчезло, новые рыбины посыпались. И было их так много, что Егорке стало ясно: никаким огонь-птицам с ними не справиться…

Тогда Егорка выкрикнул другие заветные слова:

- Медведица Дица, приди потрудиться!...

На этот раз его слова подействовали сразу. Сразу были услышаны.

Клуб черного дыма возник в двух шагах от него. Изнутри дыма послышался рев. И вот уже она, медведица, огромная, косматая, стоит и скалится. И оглядывается по сторонам. Туда-сюда вертит своей лобастой башкой.

Секунда-другая, - и всё ей стало понятно. Она зарычала призывно. И по ее призыву тут и там стали возникать новые медведи.

Они прибывали быстро. Так быстро, что глазам тесно делалось от плодящегося медвежье-го войска.

“Новенькие” поглядывали на медведицу и сразу же начинали действовать так, как действовала она. То есть, изо всех сил били своими мощными когтистыми лапами по злому щучьему народу.

Щуки, бессильно разевая пасти, вылетали из воды. А над водой их подхватывали огонь-птицы и уносили куда-то.

Медведи и птицы кольцом окружили кучку юных путешественников и защищали их отчаянно, самоотверженно, не жалея сил.

Егорка, завороженный картиной небывалого сражения, вдруг понял, что теряет драгоценное время.

- Бегом! – закричал. – К выходу!..

И первый ринулся вперед.

Вода ему доходила уже до пояса и продолжала прибывать.

Всё происходящее сейчас измерялось секундами и долями секунд.

Медведи и птицы действовали с лихорадочной быстротой. А первоклашки – при всем их стремлении спастись – были самыми медленными, самыми неповоротливыми…

Егорка обернулся на бегу и увидел напряженные лица друзей. Они проталкивались, они продирались сквозь бурлящую воду и казались такими беспомощными, такими слабыми...

И ему вдруг стало до боли жалко их, - таких, в общем-то, еще маленьких, таких, в общем-то, еще далеких от нелегкой взрослой жизни, таких “своих”, таких близких!.. И жалость его, будто вспыхнувший прожектор, мгновенно осветила глубины его памяти… Он вспомнил, как провалился – совсем, вроде бы, недавно – в какую-то жуткую нору, в глубокую-глубокую нору, на дне которой ждала подземная тварь, готовая его сожрать… Вспомнил, как услышал чей-то зов, чей-то дружелюбный вопрос: “Что случилось?”, и чья-то добрая сила к нему потянулась, его спасла…

Егорка вспомнил… И с удивлением почувствовал, что слышит тот же зов, и та же самая могучая сила, желающая помочь, спешит к нему…

Словно большая морская волна приплыла откуда-то и торжествующе взбурлила в нем. Этакий девятый вал… Этакое цунами, которое долго удерживать внутри нельзя, чтобы не быть разрушенным…

И Егорка, благодаря эту силу и ею повелевая, поднял себя и своих спутников над бушующим в ущелье потопом, над медведями, птицами и рыбами, над коварной принцессой Ихтией, что таилась где-то тут, рядом…

 

 

© 2009-2015, Сергей Иванов. Все права защищены.