Тин сказал:

- Я был в цирке под куполом. На трапеции, которая не закреплена. И вот мне прямо там. на трапеции, надо сделать двойное сальто. И мне так страшно, сак трашно, как никогда прежде. И я знаю, что разобьюсь. Но знаю также, что отказаться нельзя. Потому что, если откажусь, всем, кто в цирке, станет плохо.

И вот я кручу это сальто. И промахиваюсь мимо трапеции. Падаю. Падаю из-под купола…

И вдруг вижу, что подо мной внизу – отец. Он руки поднял и ждет, - хочет меня поймать. А рядом мама. И я кричу им : “ Отойдите! ”

И падаю, падаю… А родители не уходят… А потом я снова тут…

 

Лина сказала:

- Я была взрослой. Была старой. Самой старой из рапсодов Астрария. Из Астрария, как известно, исходит объединенный поток земной мысли.

Я должна была, сотворяя музыкальные сверхформы, воздействовать на погибающую звездную систему, которую пожирал Хаос. Но с той звездой, что была в беде, никак нельзя было настроиться в резонанс.

Тогда я обратилась к детям. Они сказали мне: ответим!.. И в условленный миг все дети Земли запели, и слитное их пение помогло мне… И вот я снова тут!..

 

Вейк сказал :

- Я был акванавтом, как мои родители. Жил в Вотертауне. Ждал, когда дорасту до пересадки жабр. Но не дождался. Потому что на Вотертаун напали два кракена. Город оказался в блокаде. За пределы купола никто не мог и носа высунуть.

Убивать кракенов нельзя,- они ведь живые. А отпугнуть ни ультразвуком, ни инфразвуком, ни электрическими разрядами не получалось.

И вдруг я во сне их услышал. И они услышали меня. И я понял, что они сочли наш город за невиданного суперхищника. И собирались призвать других кракенов со всех уголков Тихого океана, чтобы этого “хищника” победить.

И я им объяснил, что мы ни с кем не хотим воевать. И… снова оказался тут.

 

Васька сказала:

- Слово, как известно, - не воробей; вылетело, - не поймаешь!.. А я вот видела слова, а сама была колобком-говоруном с десятью ртами. Может быть, это из-за того, что мои родители – филологи. Они изучают влияние русского языка на Орбилинг – на мировой язык.

Воздух был наполнен маленькими радугами, свернутыми в колечки. Это и были слова. Некоторые тянулись ко мне, пытались прилипнуть. Хотели, чтобы я их оживила, - то есть, произнесла вслух. Другие же наоборот – от меня отталкивались, отлетали. Не желали становиться моими, мной сказанными.

Потом вдруг я увидела большую черную радугу. Она была похожа на толстую змею, проглотившую собственный хвост.

На ее боках корчились маленькие цветные – “обычные” – радуги. Она их захватила, чтобы слопать, когда оголодает.

А едва она меня почуяла, - сразу так и бросилась ко мне. Обвилась вокруг меня, словно ремнем подпоясала. И черные отростки полезли из нее, будто ветки. И заткнули, запечатали все мои говорливые рты.

От этой немоты я словно бы задохнулась. И снова попала сюда…

 

А Ува Увалень сказал вот что:

- Я - Увалень Приречный!.. А привиделось мне, что там, у себя, почему-то стал я Увальнем Нагорным!.. И это меня обрадовало, хотя что в этом хорошего, если подумать!..

Жил я высоко-высоко, между двумя кручами. В соседних пещерах гнездились драконы. По утрам они улетали куда-то, и тогда их крылья заслоняли свет, и становилось темно.

Когда они исчезали, мы, Увальни Нагорные, забирались в их жилища и наполняли свои корзинки съестными припасами, которых у драконов было полным-полно.

Поев, мы катались по горным склонам, или с раската пытались взобраться на крутизну. Соревновались таким образом…

Но однажды всё это кончилось, потому что у драконов появился детеныш. Или там птенец

Вообще-то драконы бессмертны, а у бессмертных существ отпрысков не бывает.

Но у этих драконов потомок все-таки возник каким-то непонятным образом.

И вот когда мы с корзинками в очередной раз к ним ввалились, нас встретила мать малыша да и сам малыш тоже. Мы от них еле ноги унесли.

Так драконы узнали, что мы у них из-под носа тягаем съестное. И разозлились на нас. И объявили нам войну. Караулили у выходов из наших пещер. Били крыльями и клювами.

Тогда мы ушли в глубины гор по таким расщелинам, в которые драконы даже голову бы просунуть не смогли. И стали нас с тех времен называть горными гномами…

Ува Увалень замолк.

- А дальше? – спросил Егорка.

- А дальше я снова здесь! – печально сказал Ува Увалень. – Совершенно земной сон!..