“Где ваш дом, дети?..”
Часть ПЕРВАЯ
"Родительский дом" (Дневник отца)
От шести до семи.
Плохо у меня получается с Лешкой. Он меня почти не желает признавать. Так, под настроение пообщается. А в основном игнорирует. Одну только маму признает, одна только мама ему нужна.
Симметричное разделение вышло: Санька со мной, Леша — с мамой. Вот именно разделение. Разделилась семья — только сейчас до меня это дошло, словно я рукой пишущей думаю, а не головой. Две половинки — папа-сын, мама-сын — живут бок о бок и хорошо взаимодействуют. Но как бы нужен был сейчас третий ребенок, ах как бы нужен! Чтобы нарушить эту симметричность, которая хоть и не выглядит чем-то недобрым, все-таки меня тревожит...
Ребята, как удельные князья, живут каждый сам по себе. Слишком велика разница интеллектуальных интересов. Одно время Санька пытался подражать Леше, как бы шел у того на поводу. Теперь он это оставил.
Только если они нападают на меня, когда играем «в войну» — только тогда они объединяются, защищают друг друга, отбирают друг друга у меня, если «захвачу их в плен»...
Вопросов мои «почемучки» столько назадавали, что я к этому привык, вошел во вкус и начал по инерции сам задавать себе вопросы, взрослые конечно.
Каково место ребенка в жизни современного человека?.. Ребенок — родительское продолжение — таково традиционное понимание роли младшего. Продолжение при этом понимается не диалектически, а примитивно-механически. «Был я вчера и сегодня, буду завтра в образе ребенка...» Да, будешь, будешь как след, как эхо, как мелодия в инобытии. Ну а если не затронешь никаких струн в душе сына или дочки, если не «прозвучишь» в ребенке, то ничего от тебя не останется. Чтобы продолжиться в ребенке, нужно не быть пустым, не то просто нечему будет продолжаться.
Сейчас, к сожалению, немало людей, для которых дети — нервотрепка, обуза. Еще хуже, вариант, когда дети воспринимаются как наследники накопленного. Все наше барахло для них, для детей, день вчерашний. Только нашу душевность они могут унаследовать с благодарностью и передать по цепочке поколений. Право продолжиться в детях надо заслужить. Не всем, имеющим детей, удается это...
Следующий вопрос к самому себе: может ли быть предопределено будущее ребенка, или оно зависит от случая?.. Здесь обычно говорят о соотношении биологического и социального. Я склоняюсь в сторону социального — в сторону воспитания.
Если ребенок правильно воспитан, его будущее предопределено. Правильное воспитание предполагает, что в человеке сложились четкие нравственные ориентиры. Любые преграды, передряги, соблазны не заставят его отрешиться от гуманности, от своих принципов, не испортят его.
Если же человек не воспитан, его будущее зависит от случая. Он похож на корабль без компаса. Ему все равно, куда плыть. Куда подует ветер, туда он и плывет...
Тут же надо спросить, что такое правильное воспитание? Это большой, емкий вопрос, но кратко на него я бы ответил так. Правильное воспитание — воспитание хорошего человека и хорошего гражданина. Никаких особенных, героических усилий такое воспитание от родителей не требует. Нужно жить честной и содержательной жизнью вместе со своими детьми. Обязательно вместе, а не просто рядом. Чтобы дети разделяли заботы родителей, принимали в них участие, сопереживали. Как втянуть детей в семейные дела, каждый должен сам придумать. Очень важно не допустить эмоциональной глухоты — такая глухота отгораживает ребенка от семьи. Для этого, в первую очередь, самому нужно не быть эмоционально глухим.
А теперь нужно поставить вопрос: рождается ли ребенок добрым, или в нем изначально могут быть зерна жестокости, черствости? Есть ученые, которые пишут о врожденной агрессивности животных, а следовательно, и людей. Я думаю, что ребенок рождается никаким, но первое, что в него вкладывает жизнь,— это материнская доброта. Заряд материнской доброты очень силен, но его, конечно, не хватит на всю жизнь. Семья должна быть полигоном для тренировки доброты, для приобретения навыков добрых душевных движений. Я не случайно сравнил семью с полигоном. Сегодня доброта должна быть боевой силой, которая не просто терпит зло, не просто противостоит ему, а беспощадно борется с ним, наступает на него. Сегодня воспитать человека добрым — значит воспитать его бойцом.
Что же мешает нашим детям становиться лучше, чем мы сами?
Видимо, то, что мы делаем детей такими, каковы мы сами. Мы довольны, если дети похожи на нас, то есть мы довольны тем, что они не имеют своего лица. Мы боимся хлопот, которые связаны с нестандартно, нешаблонно развивающимися детьми. Нам трудно выйти за рамки привычных стереотипов и самим вести себя нетипично, по-новому в ответ на нетипичное новое взросление детей. Мы зачастую передаем детям свои «придавленные мозоли», свои потаенные комплексы, свои обиды, в надежде, что дети справятся с тем, с чем не сумели справиться мы сами.
Многие проблемы возникают, как мне кажется, из-за дефицита воспитанности. Мы совершенно упустили из виду самое простое — этикет, умение себя вести. Навыки пристойного, культурного поведения должны быть рефлекторными, бессознательными, привычными.
Говорят, что современная семья больна, что она распадается, отмирает, не имеет прежнего значения...
Думаю, это неправильно. Сегодня уменьшается роль большой семьи, состоящей из нескольких поколений. Господствует маленькая семья: мать — отец — ребенок. Влияние семьи было, есть и будет определяющим в жизни ребенка. Я очень верю в семью, в доброту и духовность. Но быть семьянином сейчас нелегко. Общественная жизнь организована так, что в рабочем, самом цветущем своем возрасте мы видим детей мало: по вечерам да по выходным. Желая быть хорошими родителями, вычитываем из педагогической литературы всякие рекомендации, даем обещания следовать им. Но прибегаем вечером домой, усталые, голодные, и нас ожидает куча неотложных дел. Ребенку мы можем выделить за вечер один час, от силы два. Обидное несоответствие: есть много хороших рекомендаций, но нет времени им следовать. Здесь я вижу большой резерв — мужчины. Они сегодня, в большинстве своем, мало принимают участия в семейной жизни, остаются как бы не у дел. Чтобы вернуть утраченное значение семейных лидеров, мужчинам нужно засучить рукава. Они многое могут взвалить на себя- всю тяжелую физическую работу по дому, все педагогические эксперименты. В семье должно быть не просто уютно и радостно — в ней должно быть интересно. Хорошо бы мужчинам взяться за изгнание скуки из дома, за создание атмосферы интересности...
Возвращаясь к началу рассуждения, могу сказать, что бывают, конечно, семьи больные. Еще Макаренко говорил: «Ребенок — рентгеновский снимок семьи». Приглядитесь внимательно к своим детям, и вы поймете без всякого врача-консультанта уровень здоровья вашей семьи...
Ну вот и кончилось «автоинтервью». На предыдущих страницах я как бы играл с собой. Вообразил, что опытный человек, и задал себе несколько вопросов. Не все же только ребятам играть — надо и папе немного.
Мне понравилась эта игра. Этот способ стимулировать свои умственные процессы.
Обязательно устрою как-нибудь еще раз беседу с собой. А пока что перейду к делам практическим, повседневным и не менее болевым, чем вопросы «высокой теории»...
Периодически ломается цветной телевизор, и я не могу удержаться — ругаю нашу промышленность. При этом присутствуют дети. Санька спрашивает:
— Почему за рубежом все делают лучше, чем у нас?..
Я не знаю, что ему ответить. Он видел, что и магнитофон ломался, и моя электробритва, и духовка электрическая.
Гуляем по улицам, и он интересуется, почему долго канавы разрытыми остаются, почему столько труб, каких-то конструкций, плит разбросано без надзора. Я стыжусь за неведомых мне безответственных людей и объясняю сыну, что такое халтура и безалаберность. С моей точки зрения, я к этому не причастен. Но с его точки зрения, все взрослые — одна компания, и если что-то вокруг сделано плохо, значит, папа тоже в этом виноват...
Я не отказываюсь от своей вины. Думаю об искуплении — строю такую перспективу.
— Подрастешь немного, Саня, и будем мы вместе добродеями. Делателями добра. Будем исправлять все плохое, что заметим. Договорились?..
Пишу в газету письмо о виденных нами беспорядках Читаю Саньке вслух. Он доволен...
Алеша озадачивает. Не знаю, почему у него такая манера. Картинки в журналах и книжках рассматривает кверху ногами. И рисует все тоже кверху ногами. Автомобили у него едут кверху колесами. Земля вместо неба В заблуждении своем не упорствует. Если перевернешь книгу или журнал правильно, он начинает рассматривать правильно. А едва отойдешь, он снова ставит мир «на голову»...
Санька, забыв свое командирство, взялся с завидным упорством, вовремя и невовремя, по поводу и без повода пугать Алешу темнотой.
— Не ходи туда! Там волк сидит! Он тебя съест!.. Кончилось тем, что сам напугался. Теперь ни за что не войдет в темную комнату. Мы с Галкой никогда плохого про темноту не говорили, не пугали. Но откуда-то всплыл этот страх и теперь существует, не считаться с ним нельзя. Наверное, гены сработали и он «вспомнил» первобытный страх перед ночью...
Любимым занятием в светлой комнате остается у братцев рисование. Санька взял и разрисовал красками оконное стекло: бурное море, мост над ним, огромная машина-легковушка и в праздничных рамочках имена Алеша и Саша.
Ни с Галкой, ни со мной не посоветовался, разрешения не спросил — но ведь не ругать же за такую вдохновенную работу. Я хвалю его, Галка хвалит, и он, гордый, выглядывает на улицу, не видят ли прохожие его художество...
Наверное, рисунок на стекле подтолкнул Саньку придумать новую игру. Я должен изображать скалу, ребята должны взбираться на нее. Для меня игра довольно мучительна. Ребята оттаптывают мне ноги, взбираясь, рвут домашнюю футболку, буравят своими тапочками мои бока Но им эта игра доставляет удовольствие. Для них это — преодоление трудности, самоутверждение. Они взбираются на «скалу», вдохновенно пыхтя, и вопят от радости, добравшись до «вершины» — до моей шеи...
То ли это очередная игра, то ли всерьез, только Санька считает меня волшебником. Он своим друзьям не раз гордо заявлял:
— Мой папа колдовать умеет! Вот!..
Я его не разубеждаю. Мне кажется, что фантазия, если ее подталкивать, стимулировать, дает мощный толчок эмоциям и интеллекту, поднимает «потолок» человека. Я организовал появление у сына коллекционных машинок — заранее прятал машинку где-то в укромном месте и в нужный момент предлагал:
— Давай наколдуем так, чтобы у нас в диване появился «руссобалт»!..
— Давай!..— загорался Санька.
Я проводил сеанс «колдовства». Доставал обещанную модельку. Санька был в восторге. И верил в меня... Теперь он заказывает:
— Наколдуешь мне на Новый год «кировец»! А на день рождения — «пежо»! Ладно?..
Я соглашаюсь. Рассказываю ему удивительные истории про то, как он по ночам уезжает совершать добрые волшебные дела, а к утру возвращается. Санька верит. Вижу, что мои выдумки помогают ему развиваться. Радуюсь, что умею фантазировать...
Вдруг, почти не заметив, Санька лишился двух верхних передних зубов, и лицо его сделалось особенно беззащитным, особенно милым. Люблю его рассматривать в эти «беззубые» дни, его это смущает.
Неожиданно он сбивает мой созерцательный настрой. В разгаре игры останавливается и говорит задумчиво:
— Для чего люди рождаются? Чтобы жить и умирать, что ли? А шоколадное мороженое бывает? Оно из холодных шоколадок, да?
Первая — философская — часть его тирады меня ошеломила, заставила остолбенеть, напрячься в ожидании. Вторая, «кондитерская» часть напряжение сняла, я облегченно вздохнул и расслабился.
Саня, уже не философствуя, придумал обоснование для своего художества на оконном стекле.
— Это для Деда Мороза нарисовано, папа! Видишь, мост, чтобы Дед Мороз пришел к нам. А внизу автомобиль — на нем лучше ездить, чем на санках. И наши имена, потому что мы тут живем. Чтобы с другими нас не перепутал. Теперь-то уж Дед Мороз не заблудится!..
Высказался — и ко мне на плечи. Это у него сейчас любимое и частое местопребывание. Если позволить ему, не слезал бы весь день.
Как-то спросил:
— Можно я пообедаю, на тебе сидя?..
Я в шутку разрешил. И вот мы уселись за стол возле стены. Я ел из своей тарелки. А Санька, сидя у меня на плечах, спокойно поставил тарелку мне на голову и, опираясь о стену спиной, уничтожал свою порцию.
«Двухэтажная» у него сейчас жизнь: спит на верхнем этаже кровати, играет и ест на папиной шее. Возвышенное существование!..
Он гордится:
— Я, когда вырасту, все смогу сделать!..
Ощущение будущего могущества переполняет его уже сейчас и опьяняет. Планы у него благородные: изобрести таблетки от старости, а еще придумать часы, передвигая стрелки которых можно отправлять человека в прошлое — в пору его молодости...
Несколько слов об Алеше. Он готовится купаться. Мама ждет в ванной. Я ему достаю сменное бельишко. Алеша стоит голышом, в одних тапочках, и кричит:
— Папа, я уже почти раздет!..
Я хохочу, Галка хохочет, Алеша, сидя уже в ванночке, смотрит на нас с благожелательным удивлением...
Санька, пока Алеша моется, просит почитать вслух старые дневниковые записи. Один раз я ему случайно прочел, и с той поры он стал часто приставать:
— Папа, прочитай про нас с Алешей!..
Когда я читаю, он весь обращается в слух, переживает, краснеет, бледнеет. Если что-то, судя по записи, у него в прошлом было нехорошо, он стыдится, спрашивает:
— Но ведь сейчас я не такой?..
Видя, как это чтение благотворно влияет на него, я прилежно веду «отцовский дневник» — простую и действенную «машину времени»...
...Едва уложим ребят, едва тишина придет, как вдруг Санькина головенка выныривает из постели, как поплавок из воды.
— Папа, а почему...— начинает Санька, и дальше следует вопрос на «злобу дня». Он спрашивает о том, что его больше всего задело, затронуло в истекшем «сегодня». Причем осмысливает он только то, что вызывает бури в его эмоциональной сфере. Мои рациональные призывы учиться читать или делать что-то полезное не оставляют к концу дня никаких следов...
К сожалению, суть многих моментов, затронувших его душу, до бумаги не доходит. Вот вечерняя прогулка в морозном снежном мире. Алеша в шубе похож на веселого медвежонка. Санька разрумянился и выглядит скорее как Шурочка. Ветер несет миллионы снежинок — многие из них рады зацепиться за ребят или за Галку. Мамуля наша стоит и улыбается, будто Снегурочка.
Ребята вырезают из снега кирпичи и пытаются из них что-то строить. Кирпичи рассыпаются, ребята визжат. Они падают в снег и катаются в нем — пушистые зверьки, ошалевшие от радости жизни...
Простуды, к сожалению, частые визитерши у нас. Ставил Саньке банки, они хорошо присасывались. Укрыл его одеялом и вышел из комнаты. Когда вернулся через несколько минут, Санька... стоял на диване и был он похож на Карлсона со множеством стеклянных горбиков на спине.
— Ты чего встал? — спросил я.
— Папа, я никогда не состарюсь, ведь правда же?..— тревожно спросил Санька.
— Никогда,— подтвердил я...
Представления о мире он конструирует сам. Сам его придумывает, свой мир, и сам объясняет... Ест морскую капусту из банки.
— Папа, я знаю, как ее собирают!.
— Как? Расскажи!
— Когда моряки якорь поднимают, он весь в морской капусте. Они капусту обрывают — и в банку!..
Все в нем перемешано, хаотично, непредсказуемо. И писать о нем надо так же — кусочками, фрагментами, как вырываются его детские откровения.
Идем с ним по улице.
— Папа, это дерево? — спрашивает он.— А какая от него польза?
Я объясняю.
— Папа, это земля? — спрашивает он.— А какая польза от нее?
Я объясняю.
— Папа, это цветочек? — спрашивает он.— А какая от него польза? Я объясняю.
— Папа, это небо? — спрашивает он.— А какая от него польза?
— Слушай, а какая от тебя польза? — интересуюсь я.
И сын озадаченно замолкает.
Принес елку, мы ее украсили с ребятами. А Галка объявила сюрприз — вечер аттракционов. Разделились на две команды и переносили столовой ложкой воду из одной тарелки в другую. Коллективно рисовали на листах ватмана портрет зайца — кто скорее успеет. Срезали конфеты и игрушки — они висели на ниточках, а глаза у игравших были завязаны, и ножницы часто щелкали впустую, вызывая смех у окружающих. Потом Галка сажала каждого по очереди на табуретку, завязывала глаза, вынимала из-под покрывала заранее приготовленные маски, и нужно было наводящими вопросами разведать, что за «зверь» приставлен к твоим закрытым глазам.
— Какого я цвета? — спрашивал играющий.— Есть у меня рога?..
Ему со смехом отвечали...
— А сколько у меня лап?.. А что я кушаю?.. Самым большим тугодумом оказался я — дольше всех опознавал маску лягушки.
Ребятам очень понравились Галкины сюрпризы. Теперь на каждый праздник приходилось что-то придумывать — так мы с женой договорились...
После увлечения командирством, после периода жадничания Санька вроде бы начинает вести себя правильно, по-человечески.
Вот Алеша плачет — раскапризничался, потому что днем не спал. Ни Галке, ни мне его не успокоить.
Санька подошел и спросил с чувством:
— Аленька, братик любимый, чего ты плачешь?.. Алеша поглядел на него удивленно — и вдруг затих...
Еще сценка в Санькину пользу. Купил я настольный футбол. Санька увлекся. Когда я свободен, мы с ним подолгу отпасовываем мяч от футболиста к футболисту.
— Не хочу играть!..— заявляет Санька, когда его команда начинает проигрывать. Выжидает, чтоб я потянулся за крышкой от коробки, и предлагает лукаво:
— Давай начнем сначала! Ноль-ноль?..
Алеша все ходил вокруг да около, смотрел, как мы играем. И вдруг однажды, придя с работы, я обнаружил сыновей за футболом.
— Ну что, Санька, сыгранем? — предложил.
— Нет, папа, я с Алешей буду! — сказал Санька... На другой день сыновья играли с соседским Стасиком в свои буйные игры. Я пришел с работы и сразу включился в их «похождения». Стали вместе «ловить шпионов», «сражаться с чудищами», «бить фашистов» и так далее За Стасиком пришла бабушка. И вдруг Стасик повис на мне:
— Это мой папа! Не пойду домой!.. Санька тут же повис с другой стороны:
— Нет, это мой папа!..
Алеша бегал вокруг и кричал азартно:
— Мой!.. Мой!..
Только теперь, прочитав эпизод, осознал, что это была одна из лучших минут моей жизни!
...Санька сходил с мамой в театр. И вступил после похода в новый период бытия — в период «критического реализма». Теперь, если смотрит что-то по телевизору, то и дело спрашивает:
— Это артист или настоящий солдат?.. Это артистка или настоящая мама?.. Это артист или настоящий мальчик?..
Пытаюсь научить его отрешаться от «артистов», смотреть на условность искусства как на жизнь. Пытаюсь научить наслаждаться восприятием, оставляя анализ, критику на потом. Научить анализировать не искусство как таковое, а свои воспоминания о нем.
Но для него пока что это неразделимо — восприятие и анализ, чувства и суждения...
Он только-только начинает управляться с трехмерностью мира. До эстетической ли тут многомерности и неоднозначности...
Играем в «космический корабль», и я вижу, как еще трудно Саньке совладать с пространством. Он сидит у меня на плечах и командует:
— Вперед!.. Назад!.. Направо!.. Налево!..
Я послушно выполняю приказы. То и дело наш «корабль» врезается в стены, застревает в углах из-за неправильных или несвоевременных команд. Санька сердится или хохочет, объявляет посадки, взлеты, чинит неполадки, перестраивает «корабль». Ему интересно, он занят серьезным делом, он осваивает мировой континуум. И мне интересно: я вместе с сыном и подобен ему...
Алеша взял да и вырезал из книжки трех веселых поросят. По педагогическим канонам это поступок, достойный осуждения. Но когда мы с Галкой стали выяснять, почему он это сделал, Алеша рассказал, что хотел спасти поросят от серого волка. Пришлось нам промолчать, не выражая ни одобрения, ни порицания. Похвали его сейчас — так он все подряд будет из книг вырезать. Поругай — так никого больше защищать не захочет.
Натешился с поросятами Алеша и дает маме коллекционную машинку.
— Давай поиграем! Только не сломай — это ведь папа наколдовал!..
Начинаю побаиваться их веры в мое «колдовство». Думаю, как бы поудачнее распроститься с положением «волшебного» папы. Но пока что ничего не придумалось. И Саша по-прежнему гордо рассказывает при случае:
— У меня папа — волшебник!..
После сна он встал растрепанный. Волосы торчком во все стороны. Пощелкал выключателем — проверил, горит ли свет.
Леша поглядел на него удивленно и говорит:
— Ты будешь скоро Чиполлино! Вон какой лук на голове!..
Перед завтраком я случайно и быстро (охота нашла) пересказал Саньке фантастический рассказ. И открыл для него тем самым «неведомую землю». Его мгновенно обуяла жадность на фантастику. Теперь каждый день требует, чтобы я ему преподносил очередное «блюдо». Если я протестую, пробую повернуть на сказки, он возражает:
— Сказки неинтересные! Фантастика лучше!.. Когда устаю рассказывать, Санька переключается на «рукомесло». Последняя его рационализация: поставил две доски от старой кроватки наклонно, под них положил гладкую картонку, прислонил эти доски к новой кровати и начал кататься с такой домашней горки. Слетает вихрем на пол и хохочет. А я думаю: вздрагивает потолок у соседей или нет? Прибегут сейчас или не прибегут?..
— Зачем ты крутишь головой по ночам? — спрашиваю с неодобрением, чтобы отвлечь от забавы.
— Проверяю,— отвечает Санька,— на месте я или улетел в какой-нибудь сон...
Говорим о снах, о том, что они такое и как получаются.
— Ты ведь храбрый? — спросил у Саньки к слову.
— Я храбрый только в снах да в твоих рассказах!.. «Вот тебе и на!» — озадачился я.
Чтобы показать ему, каким быть, нарочно придумывал рассказы, где он действовал геройски. А рассказы эти, выходит, заместили настоящую черту его характера. Долой тогда словеса! Пусть набирается храбрости из жизни!..
Саньке уже семь. В день рождения приглядываюсь к нему, чтобы он не заметил. Где они, признаки повзросления? «Каким он был, таким остался...»
Саня пригласил своих подружек — Таню и Улю. Что-то игра у них не получалась, что-то скучновато было. Галка занималась на кухне, пришлось мне подключиться к ребятам. Организовали аттракционы. Девчонки оживились, увлеклись, наотрезали себе конфет, набрали масок. Сами, уже без меня, решили устроить кукольный театр. Составили три стула, покрыли спинки одеялом — вот и ширма получилась. Из-за ширмы стали поочередно показываться наши мягкие игрушки. Танюшка захватила «режиссерство»: подсказывала Уле и Саньке, какие реплики подавать, и они послушно повторяли. Зрителями были Алеша и я. Куклы нам исполнили несколько сказок, назагадывали кучу загадок. Потом девчонки стали показывать детсадовские игры, а мы, всей компанией, их повторяли. Потом двухэтажная детская кровать привлекла их внимание. Началась игра в «стрекозок» и «парашютистов» — прыжки со второго этажа вниз, на диван. Было, конечно, и детское застолье — с лимонадом и домашними пирожными. Но про него писать неинтересно.
День рождения удался. Хотя это и был «первый блин» — первый день рождения с гостями. Мы с Галкой решили, что к следующему подготовимся лучше, придумаем больше забав. Тем более что на следующем дне рождения будут, наверное, новые Санькины друзья — школьные...
